Наши беседы - Юрий Фёдорович Куксенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же будет создан союз «божественного происхождения» и из «независимых от мира служителей» и Бог благословит его, тогда не нужно будет ходить по общинам ВСЕХБ и зазывать к себе их членов. Верующие сами увидят, как увидели израильтяне в дни царя Асы, что Бог был с ним (2 Пар. 15:9), и перейдут из ВСЕХБ в Совет Церквей. ВСЕХБ вынужден будет или перестраиваться по образцу Совета Церквей, или прекратить свое существование.
Такова логика. Если же говорить по-другому, «соображая духовное с духовным», что, допустим, Узловская церковь получила откровение от Бога работать в деле возрождения церквей уже в существующем официальном Союзе, то прежде нужно было начинать не с обличения и отлучения ВСЕХБ, а с самой себя. И все планируемые эксперименты очищения и освящения испытывать прежде не на чужих общинах, а на себе, как написано: «Взойди на высокую гору, благовествующий Сион!» (Ис. 40:9). Иными словами, ты должен духовно стоять намного выше, чем те, кто тебя слушает. И то, о чем ты благовествуешь, должен сам пережить сполна. Так же и в отношении обличения других говорится: «Братья! Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал. 6:1). Это значит, что тот, кто берется обличать других, должен сам держать свой «тыл» надежно защищенным. Узловской общине никакой ВСЕХБ не мешал создавать в себе самой образец, достойный подражания для всех верующих в деле домостроительства церквей Божиих. А если такого примера в себе нет, то по какому образцу она хотела перестраивать все зарегистрированные и незарегистрированные общины? И имела ли она теперь уже не юридическое, как в первом случае, а моральное право требовать этого от других?
Невольно вспоминается один рассказ, как некий китайский император, ища предлога к войне с Россией, послал послов к русскому царю с предложением сплести из песка канат. Русский царь выслушал послов и говорит: «Я принимаю заказ и готов выполнить его, только у меня нет образца. Прошу вас, привезите мне его». Император выслушал своих послов и говорит: «Да, не перевелись еще умные люди на Руси…»
Когда я в первый раз отбывал заключение в голодной и холодной Сибири и работал на котлованах, долбя мерзлую и твердую, как бетон, глину, бригадир однажды спросил: «Плотники есть среди вас?» Несколько человек вылезли из котлована. Вслед за ними вылез и я. Бригадир подвел нас к штабелю необрезанных досок, дал нам топоры и поручил ровно окантовывать доски для опалубки. Топор я раньше держал в руках, когда колол дрова. Края досок у меня получались кривые. Приходит бригадир, ругается и предупреждает, что если он еще увидит хоть одну такую доску, то прогонит меня снова долбать землю.
Мне стало обидно до слез. Кричать-то есть кому, но кто меня научит и кто мне покажет, как правильно тесать кромку? Смотрю, подходит ко мне старичок из другой бригады и молча, не говоря ни слова, кладет возле моей доски свою, правильно окантованную доску и уходит. Я смотрю на его кромку и на свою и прихожу в ужас: какой кривой показалась мне моя доска! Быстро, пристроив кромку к кромке, я выровнял по ней свою доску и в дальнейшем стал пользоваться доской старичка как хорошим шаблоном. Без ругани и крика, без единого слова старец научил меня, вначале по своему шаблону, а потом и по своей, ровно очерченной черте, правильно тесать доски. Личный пример лучше и сильнее всяких красноречивых слов!
Помню, рассказывал как-то нам Н. П. Храпов, как посылал его Совет Церквей в Узловскую «матерь-церковь» мирить братьев. «Приезжаю, – говорит, – немного с опозданием и прямо со станции иду в молитвенный дом. Членское собрание уже началось. Я прохожу к кафедре, сажусь и целый час слушаю, как сестры, соскакивая со своих мест и размахивая кулаками, кричат на братьев: «Трусы! Изменники! Предатели!» А братья кричат на сестер: «Заткнись! Замолчите!»
«Я слушал, слушал, – вспоминал старый служитель, – а потом не выдержал, встал, да как крикну: «Прекратить!» Все сразу умолкли. Здесь нет Бога! Давайте помолимся и разойдемся!»
Все встали. Николай Петрович совершил молитву и распустил собрание. Не задерживаясь ни на минуту, он поехал на вокзал, взял билет и поспешил в свою родную Среднюю Азию.
А кричать и размахивать кулаками там было кому. Что стоили только две сестры – К. и В., которые выдержали 24-дневную голодовку в знак протеста против преследования властями их общины. Надо было только посмотреть, какими героинями они вышли из больницы и каким повелительным тоном указывали братьям, что и как делать. Правда, одну из них, В., несколько раз отлучали за… Однако теперь ее восстановили, и она по-прежнему играет в церкви не последнюю роль.
Вот такой «образец», или такой «канат из песка». Узловская церковь могла представить, когда писала первые послания Президиуму ВСЕХБ и всем церквам евангельских христиан-баптистов, не говоря уж о том, что сама она несколько раз разделилась. И делилась каждый раз до того, что стороны, ссорясь и враждуя, отлучали друг друга. Последний раз (дай Бог, чтобы это было в последний раз!) церковь разделилась так, что дело дошло до ночного рукоприкладства служителей в молитвенном доме, до «скорой помощи» и суда, чего «богоотступному» ВСЕХБ и во сне не снилось. А мы хотели, чтобы другие церкви мирно решали свои проблемы!
Теперь мы хотели бы затронуть вопрос разделения среди отделенных общин Совета