Я знаю, кто меня убил - Ольга Геннадьевна Володарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вы еще о моих новых разработках не знаете. Они изменят мир.
– Но ты расскажешь нам о них?
– Не могу. Они секретные.
– Правильный ответ, Эрнест, – похвалил его Физик.
Тут к их столику подбежала девушка, пьяненькая, веселая. Она начала поздравлять Субботина и пыталась чмокнуть в щеку. Тот, бедный, не знал, как от нее увернуться. Пришлось Гураму друга спасать. Он пригласил даму на танец и дрыгался с ней под кошмарные, по его мнению, песни группы «Бони М».
К счастью, вскоре они сменились лирической композицией, и Гурам смог отдышаться, а заодно продемонстрировать свои танцевальные способности. В медляках ему не было равных.
Когда парочка вернулась за стол, все стулья оказались пустыми. Химик и Физик куда-то ушли и не появились больше. Впрочем, Гурам недолго оставался на банкете. Прихватив со стола бутылочку и несколько бутербродов с бужениной, он и его дама сердца на этот вечер переместились в ее комнату в общежитии. Девушка очень понравилась Гураму. Он пробыл у нее аж до обеда, пообещал звонить и искренне верил в то, что так и сделает. Но едва он покинул гостеприимный дом младшей научной сотрудницы, тут же о ней забыл.
В Москву все возвращались по отдельности. Семен уехал первым, вызвав служебную машину, Мария следом, уже на поезде, а Гурам купил билеты на теплоход.
Себе только до Москвы, а родителям туда и обратно. Решил побаловать их. И дать возможность лишний раз увидеть внука. Теплоход в столице весь день стоял, Лиля привезла Марка на речной вокзал, и он гулял с дедушкой и бабушкой по набережной.
Потом жизнь завертелась. Гурам новую работу нашел, Марии дали главную роль в премьерном спектакле, и она пропадала на репетициях, Эрнест так глубоко погрузился в свои разработки, что дневал и ночевал в лаборатории, а на редкие звонки друзей отвечал через раз. Сеня же совсем пропал. Все решили, что опять уехал за кордон по своим чекистским делам.
Спустя полгода Эрнест позвонил Гураму. Сообщил, что в Москве, и предложил встретиться. Решили сходить на премьеру в театр оперетты. Мария контрамарки оставила, а после спектакля пригласила в свою гримерку.
– В ресторан не пойдем, – сказала она. – Тут спокойнее.
– Поклонники одолели? – догадался Гурам.
– Я рада тому, что меня узнают, берут автографы, но после спектакля я выжата как лимон. – Она встала у зеркала и принялась стирать грим. – Трудно улыбаться, быть милой и сногсшибательной, даже говорить трудно (связки два часа напрягала). А еще я сегодня не в голосе, потому недовольна выступлением, это портит мне настроение.
– Ты пела великолепно! – с искренним восторгом воскликнул Эрнест. – Как ангел.
Маша тут же просияла. Она понимала, что для Субботина все, что она делает, великолепно, но это так здорово, иметь столь преданного поклонника.
– У меня, мальчики, отличная новость, – уже другим тоном заговорила она. – Наш фильм-мюзикл принят к участию в конкурсной программе Венецианского фестиваля. – Мария сделала паузу, но не смогла ее надолго удержать: – И меня включили в состав группы.
– Это же потрясающе! – захлопал в ладоши Гурам, аплодируя Лавинской.
– Представляете, я полечу в Италию, на родину Софи Лорен и Марчелло Мастроянни, Феллини, Бертолуччи.
– А еще Казановы.
– И Леонардо да Винчи, – мечтательно вздохнул Эрнест. – Как бы я хотел побывать в его музее. Он, кстати, есть и в Венеции.
– Ой, до этих ваших бабников и гениев мне дела нет, – отмахнулась от них Мария. – Я грежу кинематографом. И председателем жюри будет, как думаете, кто? Сам маэстро Антониони.
О таком даже Гурам не слышал. Что уж говорить об Эрнесте? Он саму Софи Лорен, скорее всего, слабо себе представлял. Было кино, что ему нравилось. Об ученых, изобретателях, первопроходцах. Обожал «Двух капитанов». В детстве с упоением смотрел югославские вестерны. Но ни в одном из этих фильмов не снималась Софи Лорен.
– Гурамчик, ты ведь владеешь итальянским?
– На троечку. – Он скромничал. Все языки романской группы ему легко давались. А итальянский магически действовал на женщин, поэтому Гурам в первую очередь освоил его.
– Научишь меня?
– Боюсь, у меня времени на репетиторство нет.
– А мы прямо сегодня начать можем. Урок сейчас, парочку после…
– Машенька, так языки не учат. Но я запишу тебе несколько фраз и предложений, которые пригодятся.
– «Бон жорно» и «грация» я без тебя знаю, – надулась Маша.
– С вами наверняка будет переводчик, – подал голос Эрнест.
– Естественно. Но через него разговаривать как целоваться через пакет. Будет переводить сухо, безэмоционально, еще и про партию и правительство ввернет что-нибудь, даже если речь будет идти о макаронах. Ездили мы в Варну в позапрошлом году. Казалось бы, дружественная Болгария, социалистическая республика. Так переводчик все наши реплики исковеркал. А тут Италия, капиталистическая страна…
– Гурам сейчас работает в «Советском экране»?
– Работает, – гордо кивнул тот. Попасть в штат самого популярного журнала о кино – большая честь. И в этот раз Гураму никто не помогал, он сам туда пробился.
– Значит, может советскую группу сопровождать не только в качестве журналиста, но и переводчика. Вам обоим нужно похлопотать, и отправитесь в Венецию вместе.
– Гениально, – выдохнула Мария и с такой нежностью, теплотой и благодарностью посмотрела на Эрнеста, что он зарделся. – Гурамчик, похлопочем?
– Я был бы не против побывать на родине Казановы.
– Будем кататься по каналам на гондоле…
– Пить вино, есть пасту.
– Купим карнавальные маски с перьями и бокалы из муранского стекла, – наперебой мечтали они, забывая о том, что в загранкомандировках не развернешься: суточные настолько малы, что их едва хватит на сувениры.
– Если у вас получится, сходите в музей Да Винчи, – вклинился Эрнест. – Купите мне открытку с витрувианским человеком. Я буду рад. У меня есть плакат с ним, но он куплен в обычном книжном магазине. Тут, у нас. Это как будто не то.
– Придет время, когда ты сам попадешь в Италию, и…
– Нет, не придет, – горько усмехнулся он. – Меня не выпустят из страны… НИКОГДА!
– А если ты за свои
