Автостопом до алтайского яка - Ольга Овчинникова

– О чём это? – как будто спрашивает меня Джая и сам же отвечает: – А о том, что чтобы ни случилось в жизни – это наименее тяжёлый из возможных сценариев. Девка в баню для аборта пошла, например, да ничего не вышло, а то бы умерла от кровотечения.

– А то, что ребёнок замёрз – это тоже лёгкий сценарий?

– Бывает и похуже, – отвечает Он.

– И она его в лес привезла умирать из-за отклонений в развитии?

– Вау, да ты проницательная, – Джая смотрит на меня с наигранным уважением.

– Бли-и-ин, – меня подташнивает от осознания подобных историй, не говоря уже об участии в чём-то подобном! – Я чудовище… Какое же я чудовище, Джая!

– Ну, нет, ты вполне себе красотка, если из меня посмотреть, – Джая практически шутит, в то время как я на грани очередного самобичевания.

– Он замёрз, да? За что ему так?

– Долго объяснять, да и неправильно формулируешь вопрос. Короче, мне нужно твоё согласие на то, чтобы изменить этот сценарий, так как он, похоже, ключевой. Менять буду через Творца, – говорит в это время Джая. – Ну и по мелочи: остановить и трансформировать все тяжёлые и травмирующие воплощения, наполнить вину любовью, отпустить ситуацию в Свет. Согласна?

– Да, – киваю головой, не вполне понимая, что происходит.

– И, самое главное: тебе нужно простить себя.

Ещё и прощать себя за то, что всплыло из прошлой жизни всего две минуты назад! Голова идёт кругом.

– Да-да. Я могу помочь, вложив тебе это прощение наилучшим, наивысшим и комфортным образом, – как будто читает мои мысли Джая: – На нашем жаргоне это называется «пыщ-пыщ». Согласна?

С ветки в белый сугроб шумно падает охапка снега. Следом серебристым дождём сыплются мелкие блестящие снежинки. «Пыщ-пыщ»? Ну-ну. Коротко киваю головой:

– Да.

Утро начинается в сумерках. Марк зовёт меня по имени – тревожно просыпаюсь. Пять утра… Чугунная голова требует отдыха, но на это нет времени. Воспоминания о сне растворяются перед необходимостью жить здесь и сейчас. Пока на газовой горелке подогревается вчерашняя каша, мы пакуемся, затем завтракаем.

Бегу на озеро мыть посуду. Пока мы собираемся, просыпается и солнце. Я спускаюсь к воде и вижу оранжевое чудо, сияющим апельсином выплывающее над деревьями. Доброе утро, солнце. Его свет пока ещё не слепит, и я с удивлением созерцаю это зрелище, забыв про кастрюльки и ложки.

Восход солнца сопровождается изящной оранжевой дорожкой, играющей на тихой утренней воде озера: я вижу её за редкой шторкой из тихо шуршащего высокого тростника, растущего здесь же. Меня так очаровывает это зрелище, что я смотрю на восход, продолжая на ощупь мыть тарелки и едва не забываю забрать из озера уплывшую на дно ложку. Оторваться невозможно. Солнце растёт всё больше и больше, освещая поверхность озера мягким оранжевым светом. Веточки деревьев начинают светиться, и сонная тишина сопровождает это чудо. Надо уже идти, автобус ждать не будет…

– Привет… Солнце…

На небе крупной малярной кистью небрежно сделано три мазка, словно Бог ещё не решил, какое небо сегодня нарисовать: в этом и заключается таинство восхода, как начало сотворения нового дня.

…Собираемся мы быстро, но ещё быстрее потом Марк бежит по дороге, а я чувствую себя каким-то старым механизмом, который вот-вот рассыплется, и умоляю поочерёдно то колено, то шею потерпеть. Бесконечная дорога проходит по ещё спящему лесу. Марк убегает вперёд, дожидается меня, часто поглядывает на часы и потом говорит:

– Я побегу вперёд и остановлю автобус.

Соглашаюсь, отпускаю его, но в итоге он всё-таки дожидается меня, и мы идём рядом: время терпит. Иду, как могу, а рюкзак хочет вернуться в лагерь или остаться в лесу. Угрожаю ему одиночеством, утягиваю ремни как можно туже, прилепляя его к себе или, скорее, себя к нему, – самообман какой-то.

Вот бы нашёлся мужчина, чтобы нести мой рюкзак. Ну, пожалуйста! Глупо рассчитывать на это, конечно.

На автобусной остановке мы видим двух местных жительниц, незнакомую мне девчонку-автостопщицу в экзотической широкополой шляпе и платье, похожем на средневековое, а также Демократа – одного из наших. Демократ – настолько колоритная личность, что я не смогла не познакомиться с ним ранее. Он – обладатель белых длинных волос, такой же белой густой бороды, философского склада ума и нескончаемой доброжелательности. Одним словом – безработный ввиду летнего сезона Дед Мороз. И тут к остановке подходим ещё мы, с рюкзаками! Не компания, а инсценировка из жизни.

Местные жительницы держатся от нас подальше, переглядываются. Они одеты в аккуратно отглаженные платья скромного покроя и имеют даже эти… как их… причёски на голове. И рты накрашены. От них пахнет работой и буднями, от нас же – приключениями, костром и анархией.

Знакомимся с девчонкой, излучающей в диапазоне километра: она едет в Москву, автостопом, одна.

– Ты почему одна-то едешь? – спрашивает её Марк.

– Да… Одной уехать быстрее, – улыбается она.

Оказывается, что уже сегодня к обеду ей надо успеть на какой-то аэропорт в нескольких сотнях километрах отсюда, и билет уже куплен.

Девочка демонстрирует доброжелательное отношение к миру, без которого в автостопе делать нечего, причём этот настрой закрепляется особенностями процесса визуализации. Наконец, автобус приходит.

Кондукторша, проецируя общественное негативное мнение относительно «понаехавших тут» требует платить ещё и за рюкзаки, или же везти их на руках. Мы исполняем её бред, взяв рюкзаки «на ручки», хотя автобус едет полупустой. А девочка, не изменив своего позитивного настроя, говорит ей и остальным местным:

– А знаете, завтра наши ребята будут давать концерт в вашей библиотеке. Приходите, будет интересно! – то есть она остаётся на своей волне. Фантастика!

История завтрашнего концерта такова: накануне два фестивальных парня забрели на местную ночную дискотеку, на которой были только они вдвоём, и ещё библиотекарша. Она посетовала, что в их деревне ничего не происходит. Ну, то есть совершенно. Скукотища страшенная. И предложила состряпать нашим какой-нибудь концерт, причём из любых номеров.

Помню тогда кто-то на обсуждениях, посмеиваясь, высказался:

– Ага… Фаер-шоу в библиотеке… Такое надолго запомнится…

…В Невеле Демократ неожиданно подхватывает мой рюкзак и помогает донести его до автовокзала – я только успеваю бежать следом за мальчиками и удивляться происходящему.

На автовокзале Марк хочет зарядить свой телефон, в котором есть карта Невеля и интернет, но розетки все оторваны, и вдобавок туалет – платный. Невозмутимый Марк, обшарив все углы и убедившись, что «ловить тут нечего», зовёт меня дальше, и мы, уже без Демократа, доходим до железнодорожного вокзала, где есть и розетки, и бесплатный туалет.

Марк втыкает телефон на зарядку, и пока «проценты бегут в батарейку», он изучает тот телефон, которой прямо перед поездкой дала мне подружка Танечка.

Марк ставит свою симку в этот телефон и скачивает в него приложение, позволяющее заиметь схемы отдельных городов: наряду с навигатором это позволяет, даже при отсутствии интернета, знать в каком месте города ты находишься. К тому же в поиске можно найти нужную улицу и дом, и узнать каким транспортом лучше добраться до черты города. Плюс телефоны и адреса разных компаний, магазинов, гостиниц и такси. Крайне полезная информация.

Ещё Марк рассказывает мне о возможности выхода в интернет через телефон, делится своими тарифами и в конце восклицает:

– Где ещё ты видела такие цены?!

Я послушно киваю головой. Вот это да! Ещё неделю назад я понятия не имела, что такое смартфон, а теперь знаю какую симку купить, как выходить в интернет в любое время, и как узнать своё точное местоположение, – похоже я учусь плавать, просто прыгнув в воду и пропустив теоретические занятия на берегу. Это событие – встреча с Марком и его знания – даёт мне основания полагать, что нет смысла в серьёзной теоретической подготовке при начале нового дела, нужно просто начать его делать, пусть даже ошибаясь. Шагнуть. И уже в процессе придёт нужная информация, люди и знания.

Забавно. Если только это не касается хирургических операций на сердце, конечно.

В Невеле я забегаю на почту: отправляю открытки тем, кто этого хотел. Потом на остановке мы, поедая вкуснющие невельские пирожки, ждём автобус, который идёт за черту города. Уступаю место на скамейке грузной женщине с большой тележкой, а сама сажусь на кирпич, лежащий на земле, – обеим так удобнее. Это происходит под всеобщее молчаливое одобрение присутствующих, и это отзывается солидарностью позже.

Маршрутка приходит маленькая, мы едва втискиваемся в неё вместе с двумя своими рюкзаками, но люди относятся к нам благосклонно. Когда же водитель даёт нам неправильную сдачу, все дружно начинают возмущаться и кричать: