Автостопом до алтайского яка - Ольга Овчинникова

– Реанимация? – такие сны хочется побыстрее забыть. – Почему?

– Побочка от регрессии, – отвечает невозмутимый Джая. – Прошлые жизни. То, сё…

Похоже, трансформация и боль – близнецы-братья. «Научиться бы спать без снов», – угрюмо думаю я, протирая опухшие глаза. Надо вставать. Вместе со спальником осторожно выползаю наружу, стараясь никого не потревожить.

Сегодня мой последний день на фестивале.

Утром с пилой в руках приходит «Слепой», озабоченный ремонтом палатки. Исследую его палец – ночью сломанная дуга не только воткнулась ему в ногу, но и прищемила палец. Какое-то время изучаю рану, он сопротивляется. Ладно.

Отпускаю его с пожеланиями компенсировать мои будущие расходы. Я хочу купить такой же сегмент дуги, а не ремонтировать сломанный. Мой отчаянный перфекционизм усилен тем фактом, что палатка простояла всего четыре дня своей жизни, и я не могу смириться с потерей.

– Деньгами отдашь, – сурово объявляю я, на что парень грустнеет ещё больше.

Знай я тогда, каких трудов стоит достать подобную штуковину, я бы позволила её починить. Но он забирает её с собой, и мне остаётся только искать новую.

…Днём приходит парень с абсцессом. Меня терзает тот факт, что он человек. Ну… у всех свои недостатки. С собаками у меня есть, по крайней мере, опыт. Бесстрашный чел согласен на дальнейшую экзекуцию. Сообщаю ему о своих подозрениях: что, если дырочку, через которую прорвался абсцесс, не расширить, она быстро зарастёт и будет рецидив, – это всё, что я могу для него сделать. Вычищать абсцесс в условиях леса, или как там это делается у людей, я категорически не намерена. Моя храбрость показная, а хочется вчесарить прочь: галопом и без оглядки. Однажды я едва не упала в обморок при виде человеческой крови.

Из инструментов находятся только маникюрные ножницы

– Зачем вам ножницы? – милым голосом спрашивает их хозяйка, симпатичная молодая девушка и, кажется, она хочет идти с нами. Ну, хоть кто-то носит с собой маникюрные наборы, а не комплект вещей для выживания в тайге!

– Аппендицит буду удалять. Вот ему, – серьёзно говорю я и тычу пальцем на обречённого.

Парень стоит рядом с видом приговорённого к пыткам. Шутки мои в последнее время приобретают серьёзнейший характер и не поддаются идентификации, поэтому девушка бледнеет, провожает нас испуганным взглядом и следом не идёт. Углубляемся в лес. Фламбирую25 ножницы зажигалкой.

– Ложись. Будет совсем невмоготу, – поучаю его, – говори: «Ой». Ладно?

– Ой…

– Я ещё ничего не делаю.

…Пока я зверствую, парень лежит, вжавшись в землю животом и сквозь зубы пытается сдержать стоны.

Надо отдать ему должное – всё это время он стоически молчит, и я остаюсь довольна. Прилепляю пластырь из крайних стратегических запасов. Мои кровавые мозоли на пальцах ног вопросительно и с упрёком смотрят снизу вверх, на что я приглашаю их помолчать и довольствоваться подорожником. В это время парень, подтягивая штаны, невинно спрашивает:

– А купаться можно?

Без слов я смотрю так, что он понимает, что к воде ему лучше не приближаться. Поэтому он пятится и с риском для жизни спрашивает ещё:

– Ну, это всего на три дня, да?

Мои глаза выпучиваются ещё больше, брови ползут вверх, и он понимает, что, вероятно, три дня грозят растянуться на… четыре?

– Неде-е-е-еля! – эмоционально ору я, воинствующе потрясая ножницами. – А то и две! И, вообще, дуй нахрен к медикам!

Начитаются интернету!

…Однако, мне пора в Москву.

Чтобы добраться до трассы, сначала надо выйти из леса и дойти до деревни, под которой мы стоим, а потом доехать до города Невеля на автобусе, и на чём-то ещё – до трассы М9, которая идёт на Москву. Как это осуществить я не имею ни малейшего понятия. Невель окружён паутиной дорог, и заблудиться в них ничего не стоит.

Грустная, иду в лагерь, где встречают всех, приезжающих на фестиваль: там у костра сидят ребята, пьют чай. Здороваюсь, спрашиваю:

– Доброе утро. Не знаете: никто завтра в Москву на машине не стартует? Очень хотелось бы «сесть на хвост».

Нет, ничего не известно. Кроме того, едущие в Москву бывают оккупированы такими, как я, ещё задолго до приезда сюда. Однако, в компании ребят оказывается Марк – автостопщик со стажем – и он как раз завтра собирается ехать в Москву. Автостопом, разумеется.

Решаем скооперироваться, потому что я понятия не имею, как выбираться отсюда на правильную трассу, несмотря на наличие карты, а Марк знает, даже без неё.

Напрашиваюсь к нему на ночёвку – моя палатка вялой зелёной кучей продолжает лежать на траве. Палатка у Марка двухместная, он не против. Перебираюсь к нему.

Марк учит меня искусству автостопа. Он говорит, что проснуться завтра надо будет с восходом солнца, потому что автобус из деревни до города Невеля уходит рано, и что лучший автостоп – с утра.

Мы сидим, обсуждаем детали, а мимо нас проходят уезжающие сегодня, и они несут в себе столько энергетики и внутренней силы, что не хочется их отпускать. Они не подают вида, идут с улыбкой, но я знаю, что в этих соснах осталась часть их души и моей тоже – запуталась в верхушках деревьев тонкой паутинкой.

…К вечеру у меня начинают болеть и спина, и шея. Можно лечь в Круг, пока другие поют «Ом», но я решаю петь тоже. Земля внутри Круга – это мощно: энергия, которая исходит от неё ровным потоком, особенно во время совместного исполнения мантры, исцеляет. Берёмся за руки и начинаем. «Ом» поётся сам, как будто без моего участия и вдруг где-то внутри начинает вибрировать волнами, словно я большая тибетская поющая чаша. «Ом» течёт по кругу через наши руки, повторяясь, продолжаясь, усиливаясь, резонируя; откуда-то находится нескончаемый запас воздуха в лёгких и нужный тембр. Мы превращаемся в проводников, через которых по кругу бежит эта мощная энергия.

Лес погружается в чёрные сумерки, и ужин в общем кругу снова перетекает в посиделки у костра с барабанами и танцами. Однако, мы с Марком на джем не остаёмся: завтра рано вставать. В темноте добираемся до его палатки, забираемся внутрь.

Быстро засыпаю, упаковавшись в спальник.

Маленькая тёплая уютная баня. Жарко и тихо, сочно потрескивают прогорающие алые угольки в печке. Я тупо смотрю прямо перед собой, сидя на верхней полке. Пот стекает по лбу и едко щиплет глаза. Волосы распущены, струятся широкой пшеничной волной до пояса, прилипли к мокрой спине и рукам. Беременным париться нельзя, есть риск потерять ребёнка – это любая баба знает. Одна из них и присоветовала. Именно за этим я и здесь.

Залетела. Узнают в деревне – заклюют. Рожать? И куда я с ребёнком-то, да без мужика? Ещё начнутся расспросы: от кого. Все и так уже шепчутся, мол, с женатым шашни водишь, за глаза обзывают, а тут – форменный позор. И ребёнка затиранят потом. И жена его не простит меня, дуру конченную. Зачем только я ему дверь открыла? Правду говорят: сучка не захочет, кобель не вскочит. Что теперь остаётся? Вот дура-то…

Выход только один.

Беру за длинную ручку ковш с водой и опрокидываю его на раскалённые камни, насыпанные горой рядом с печкой. Густая волна обжигающего пара с шумом и свистом вздымается к чёрному, пышущему жаром потолку. Влажный воздух врывается в лёгкие, прерывает дыхание своей резкой горячностью. Мне не нужен этот ребёнок.

Пальцы… Так сильно мёрзнут, на руках и ногах, пальчики мои, пальчики. Белый лес вокруг медленно погружается в сиреневые сумерки. Мамочка привезла меня сюда на санках, шла впереди, проваливаясь в сугробы выше колена, ругаясь и плача, и оставила здесь сидеть, а сама ушла обратно, по своим же следам. Моя тёплая, всегда грустная мамочка.

Наверное, она скоро вернётся. Она не могла про меня забыть. Тихий зимний лес, высоко наверху сосновые ветки, покрытые снежными белыми шапками. Сижу в санках, глядя прямо перед собой. Ходить я не умею, да и ползать тоже. Слюни, вытекающие изо рта, холодят подбородок, и мокрый шарф, закрученный на шее, быстро становится ледяным и влажным. Пальцы коченеют…

Холод течёт по рукам и проникает в самое сердце, окутывая его тугим туманом: оно бьётся всё тише и тише. Ноги уже не мои, никак не чувствуются, не ощущаются, и это так необычно, странно и интересно.

Засыпаю медленным неизбежным беспробудным сном.

…Зимний лес оказывается далеко внизу, а я парю где-то высоко среди заснеженных сосновых верхушек.

– Давай сюда, – знакомый голос Джая раздаётся справа: красавчик сидит у основания толстой сосновой ветки, свесив ноги, держится руками за ветку, растущую выше, а Его крылья за спиной белеют в сгущающихся сумерках.

Прямо по воздуху плавно перемещаюсь к нему, словно земного притяжения не существует. Джая слегка отодвигается, освобождая место рядом и этим приглашает присесть. Послушно повинуюсь. Тёплое облако окутывает меня мягким шаром, холод исчезает и становится хорошо, комфортно.