Восторг гаргульи (ЛП) - Лукас Наоми

Его лицо приближается к моему, рот приоткрывается в клыкастом рыке, чтобы сказать что-то еще, что-то о неправильности всего этого, но я перебиваю его.

‒ Поцелуй меня, ‒ шепчу я.

Его блестящий взгляд падает на мои губы.

Он смотрит на них.

‒ Поцеловать… тебя?

Отвергнутые, мои бедра извиваются.

‒ Да. Поцелуй меня!

‒ Мне нужно отметить тебя.

Я хмурюсь.

‒ Тогда отметь меня поцелуем.

Он поднимает на меня глаза, его взгляд смущен и расстроен.

‒ Это не так работает.

Я обхватываю его острые щеки и притягиваю к себе. Позволив мне вести его, он медленно наклоняется, опуская руку с моей шеи.

Наши губы соприкасаются, и наш поцелуй обжигает морозом. Мои глаза закрываются, когда я обнимаю его за шею. Он прижимает меня к своей груди, отрывая мои ноги от земли, и сильнее прижимает меня к стене. Я обхватываю ногами его бедра, зажимая его член между нами, и тот скользит мимо моего испорченного свитера, скользя по моей коже. Его гребни впиваются в мой живот.

Наш поцелуй начинается мягким, неуверенным ‒ как и все до сих пор ‒ хотя и нежным. Коснувшись моих губ, Зуриэль подавляет мое безумие и одновременно подпитывает мою потребность. Я наклоняюсь к нему, отпуская руки, и мои пальцы ласково скользят по его рукам. Его плоть жесткая, но он дрожит от моего простого прикосновения. Его рот холодный, медленно нагревается. Потирая мои губы своими, он останавливается, прижавшись щекой к моей и уткнувшись носом в мое ухо. Он вдыхает меня, отводя мои запотевшие очки набок.

Когда я смотрю, лунный свет освещает его лицо и делает синеву его длинных волос более насыщенной. Его серые рога мерцают серебром. Он проводит губами по моей щеке, шепчет легкие поцелуи вдоль моего лица и возвращается к уголку моих губ.

Наши взгляды встречаются.

Он опускает меня на землю и поправляет мои очки.

Это похоже на что-то новое, нечто большее, чем желание, и гораздо, гораздо более пугающее. Это тоска и одиночество, и бесконечное, мучительное одиночество. Нет ни конца, ни начала, только сей момент. Это момент, который отчаянно хочет длиться вечно, потому что, закончившись, он никогда не сможет вернуться.

Я прерывисто вздыхаю, зная, что никогда не смогу вдохнуть столько воздуха, сколько мне нужно.

Его брови опускаются на мои, и я дрожу.

‒ Саммер, ‒ шепчет он мое имя.

Он поднимает меня от стены и кладет на землю, среди листьев и росистой травы. Стоя надо мной на коленях, он поднимает нижнюю часть моего испорченного свитера и скользит по груди, а его крылья падают в обе стороны, закрывая луну и вечерний ветерок.

Сияющими руками он поднимает мой бюстгальтер, обнажая меня от груди до таза. Вздрагивая, мои соски выступают под его взглядом. Зуриэль смотрит на них, на меня, выражение его лица напряженное. Он облизывает губы, облизывает клыки. Однако он не говорит ни слова, кладя одну руку на мою левую грудь, просунув пальцы под мою сложенную одежду и укладывая ее там.

Вторую руку он кладет мне на пупок.

‒ Этим знаком я укрепляю нашу связь. Я разрешаю тебе использовать мою силу для своей защиты.

Свет исходит из его ладоней, согревая мою плоть. Тепло наполняет меня, пробегая по груди рябью блаженства. Свет становится ярче, и я закрываю глаза, выгибаюсь и упираюсь пятками в землю.

Мне снова тепло. Намного теплее, чем раньше. Я наполняюсь.

Ощущение наслаждения, жужжания растекается между моими ногами, и взрывы удовольствия, горячие и сильные. Я кричу и дергаюсь, когда его свет наполняет меня, пронзая мои бедра. Он держит меня прижатой, пока мое тело танцует, извиваясь, когда мои стоны усиливаются.

‒ Саммер, ‒ произносит он мое имя.

Мои глаза распахиваются, и я кричу.

Боль лишает удовольствия.

Я не знаю, когда я просыпаюсь или вообще отключаюсь, но, когда темнота отступает, я в его объятиях, и мы летим над городом. Меня накрыли одеждой, хотя ощущение, будто кожа горит. Мы спускаемся, когда на горизонте мерцает утреннее сияние. Мой дом возвышается над нами, когда он приземляется на мой балкон и несет меня в спальню. Шторы вздымаются, когда он укладывает меня на кровать.

‒ Найди меня, ‒ командует он. ‒ Когда проснешься, найди меня.

Я моргаю, когда он возвращается к балконной двери. Последний взгляд между нами показывает, что он ушел.

Перевернувшись на кровати, я снова засыпаю.

Глава 13

Преломление хлеба

Саммер

Мои сны бесконечны, один перетекает в другой. Пролетает целая жизнь, мрачная и яркая одновременно.

Несмотря на все это, что бы ни менялось вокруг меня, я застыла на месте. В отчаянии я изо всех сил пытаюсь поднять руку или пошевелить пальцем ноги и обнаруживаю, что замерла, как статуя. Я снова дрейфую.

Есть свет и тьма ‒ в основном тьма. Она окутывает все долгими приступами молчания. Моя грудь болит, расплавленная и затвердевшая от шрамов.

Голоса есть, их много, все разные. Они проносятся мимо, один за другим. Я не понимаю, что они говорят, и когда пытаюсь слушать, они исчезают.

Голоса становятся все дальше и дальше. Я обнажена, в одиночестве.

Я не могу двигаться. Я статуя.

«Я не могу двигаться!» Я паникую.

Что-то находит меня. Вдали виднеется замок, а над головой летают летучие мыши.

И тут Зуриэль застыл рядом со мной. В тишине он не узнает меня, хотя этого достаточно, чтобы знать, что я больше не одна. Вместе мы наблюдаем и слушаем, как проходят века.

Утренний свет струится сквозь потолочное окно, пока я медленно шевелюсь. Быстро моргая, сонливость проходит. Без очков я не могу рассмотреть время на часах. Я подозреваю, что мой будильник должен был сработать несколько часов назад, если бы я была здесь, чтобы его установить.

Но меня здесь не было, я была... я была...

Во сне? В том, который заставил меня почувствовать, будто я прожила сто жизней.

В моей голове вспыхивают воспоминания о прошлой ночи, детали безумны, и их трудно отследить. Зуриэль говорил о демоне ‒ Эдрайоле. Были летучие мыши. Зуриэль отвез меня в Старую церковь, где он взломал здание ‒ и тогда его руки загорелись.

Я хватаюсь за грудь. Сейчас он внутри меня больше, чем раньше, манипулируя моими эмоциями, но, думая об этом, я понимаю, что это искажение идет в обе стороны. Я не понимала значения того, что он имел в виду, ‒ я не восприняла это достаточно серьезно. А теперь, боюсь, уже слишком поздно. Он хочет меня.

Он понятия не имеет, почему.

Я вскакиваю с кровати, хватаю очки и направляюсь к большому зеркалу над комодом. На мне все еще испорченный свитер, моя кожа покрыта грязью и травой. Мои волосы спутаны и всклокочены, скатываясь по плечам. Я убираю лоскутки свитера и стягиваю лифчик, чтобы посмотреть на свое полуобнаженное отражение.

Есть два больших отпечатка ладоней.

Один находится у меня на животе, а другой прикрывает левую грудь, включая сосок. Контуры маркировки темные и толстые, цвета рустикального золота, и каждый заполнен нитями более светлого золота, образующими плотно закрученные завитки и спирали. Дизайн напоминает отпечаток человеческой руки, но более структурирован и витиеват.

Вот что он имел в виду, заклеймив меня.

Он… «Ублюдок!»

И я умоляла его сделать это поцелуем. Поцелуй теперь застыл на моем теле.

Я прикасаюсь пальцами к губам. Они опускаются, чтобы проследить мою изменившуюся кожу, и находят след гладким. Это не что иное, как шрам, и я полностью исцелилась.

По мере того, как я изучаю запутанные детали, ко мне возвращается все больше воспоминаний о прошлой ночи. Накал нашей погони ‒ каково было быть пойманной. Я сжимаю свою позолоченную грудь. Мое сердце колотится, а горло сжимается, вспоминая все это.

«Он хочет меня». Наше желание переросло в бред. Мы подпитывали друг друга, сводя друг друга с ума.