Восторг гаргульи (ЛП) - Лукас Наоми

‒ Отлично, ‒ говорю я, добавляя сладости в свой голос, и веду его к прихожей. ‒ Следуй за мной в дикое и странное.

Адриан толпится позади меня, и его жар окутывает меня, как пламя. Это не очень приятное тепло, оно обжигает и колет.

‒ Я люблю дикое и странное. Это... персики я чувствую?

«Персики?» Я закусываю губу. Он говорит о моем мыле для тела. Я углубляюсь в музей, оставляя пространство между нами, чувствуя, что веду его в собственную ловушку. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он ухмыляется мне сверху вниз, блокируя мое отступление. Дрожь пробегает по моей спине. Когда я встречаюсь с его карими глазами, мне трудно отвести взгляд.

‒ Персики? ‒ спрашиваю я, выдыхая это слово.

Адриан закладывает выбившуюся прядь моих волос за ухо. Я замираю.

‒ Я люблю яблоки. Персики занимают второе место.

Дверь в музей открывается со звоном. Я смотрю сквозь хмурый взгляд Адриана, сосредоточившись на своем побеге, и проталкиваюсь мимо него к витрине магазина. Папа проходит, а за ним по пятам идет доктор Тейлор, еще один друг семьи.

Я никогда не была так счастлив видеть их.

‒ Саммер, рад видеть, что ты в безопасности.

Лицо папы покраснело.

‒ Просто зашел проверить, как ты. Я пытался позвонить на твой телефон, но не смог подключиться к этому чертовому провайдеру.

Его взгляд перемещается с меня на Адриана, и его беспокойство угасает.

‒ Адриан, рад тебя видеть.

‒ Взаимно.

‒ Здравствуйте, доктор Тейлор, ‒ приветствую я его, входя в защитное пространство моего отца, где Адриан не сможет толпиться. ‒ Я рада, что вы зашли. Я собиралась провести здесь экскурсию для Адриана.

‒ Это может подождать. Мне не нравится, что ты здесь одна, особенно учитывая все, что произошло за последние пару дней. Тейлор только что рассказал мне, что сегодня утром ограбили кофейню «Старбакс» на шоссе.

‒ Они думают, что это сделал один из тех сбежавших преступников, ‒ вмешивается Тейлор. ‒ Хотя имена подозреваемых не названы. В любом случае, твой отец беспокоится, что ты останешься здесь одна, и я тоже. Когда Хопкинс вернется? ‒ спрашивает он, разглядывая музей.

‒ Я не знаю. Я пропустила звонок от него ранее, ‒ говорю я. ‒ Как видишь, со мной все в порядке.

Папа с подозрительным вздохом оглядывается по сторонам.

‒ Но я не в порядке, и твоя мама тоже. Сейчас в этом городе ни с кем все в порядке. Это было одно за другим. Полиция уже на пределе.

‒ Вы хороший отец, ‒ говорит Адриан, выходя вперед. ‒ Проверяете свою дочь.

‒ Так поступил бы любой отец, ‒ фыркает папа. ‒ Я заменил шины на машине твоей мамы и починил свой грузовик. Стоило всего целое состояние. Тейлор отвез машину твоей мамы обратно к дому ‒ и тогда мы узнали об ограблении. Я подумал, что мы заедем и проверим тебя, прежде чем я отвезу его обратно в больницу. Я буду отвозить и забирать твою маму, пока полиция не найдет этого придурка, который порезал все наши шины.

‒ Его не зафиксировали камеры наблюдения? ‒ спрашиваю я.

Тейлор и папа одновременно разражаются тирадой, рассказывая о размытых кадрах и о том, что охранник ушел на перерыв.

‒ Нам нужно организовать городскую стражу, ‒ утверждает Тейлор.

‒ Можно подумать, нам не понадобится сейчас, когда в городе находится полиция штата! Они еще не поймали ни одного преступника из тюрьмы.

Адриан достает из кармана шапку и извиняющимся взглядом смотрит на меня.

‒ Мне нужно идти.

Я симулирую разочарование, когда папа и Тейлор разглагольствуют.

‒ Извини. Возможно, в следующий раз?

‒ В следующий раз, ‒ соглашается он. ‒ До скорой встречи, Саммер. Остерегайся червей на тротуаре.

Его слова охлаждают меня. Я подхожу к окну и смотрю, как он уходит, шагая по тротуару, пока не скрывается из виду. Узел в моей груди ослабевает. Глядя вниз, я вижу червей вверх и вниз по улице, вылезающих из почвы.

‒ Он хороший парень. Я думаю, ты ему нравишься, ‒ говорит папа.

Я скрещиваю руки.

‒ Я так не думаю.

‒ Я снова приглашу его на ужин.

‒ Пожалуйста, не надо.

Я вздыхаю и направляюсь за стойку.

‒ Он заставляет меня нервничать.

‒ Нервничать? Это хороший знак, ‒ смеется Тейлор, а я хмурюсь. ‒ Он красивый парень и подарит бабочек любой девушке.

Они явно не понимают, а у меня нет сил объяснять, особенно когда они меня спасли. Я рада, что они здесь. Я рада, что они отослали Адриана.

Я засыпаю их новыми вопросами, разжигая их обычные споры, чтобы удержать их здесь столько, сколько смогу. Через тридцать минут становится ясно, что Тейлору пора возвращаться к работе ‒ он медленно приближается к выходу.

‒ У меня назначены встречи.

‒ Саммер, тебе следует закрыть магазин пораньше, ‒ предлагает папа.

‒ М-м-м, возможно.

Я не смею сказать ему, что собираюсь задержаться.

Несмотря на то, что я не хочу оставаться одна, я чувствую себя лучше, когда они уходят, забирая с собой свои споры.

В их отсутствие музей погружается в ледяную тишину, окутывая меня пеленой опасений. Я запираю дверь и переворачиваю табличку на «Закрыто». Поворачиваясь, я смотрю на Зуриэля.

Я медленно выключаю свет и направляюсь к стойке, все время не сводя с него глаз, гадая, как много он слышит, когда совсем окаменел.

Я сижу на полу рядом с его когтистыми пальцами ног и широко расставленными ногами.

Я обхватываю руками колени и жду.

Глава 11

Ревность и желание

Зуриэль

Я напрягаюсь на каменном ограждении.

Я бесполезен, когда светит солнце, и это сводит с ума.

Даже в ловушке этой проклятой формы мое сознание обостряется, и ничто так не проникает в мою неподатливую кожу, как Саммер. Я ищу ее голос, слушаю, пока ее вопросы становятся все более неприятными в течение дня.

Ей не следовало прикасаться ко мне, потому что я слишком хорошо осведомлен о своем новом придатке, мои мысли блуждают, гадая, что ее тело может с ним сделать.

Она наложила на меня новое проклятие. Член. Это не похоже на придаток, который можно насытить. Кажется, что это вечно, как связь, которую мы сейчас разделяем, связь, которую я отчаянно пытаюсь завершить.

Это опасно, то, что между нами. Это делает меня уязвимым.

Я должен уничтожить это.

Потому что все эти ощущения желания вспыхнули, когда за ее лаской последовал новый жар ‒ она пылала голодом, принуждением и потребностью. Тайна моего имени связывает наши реакции.

Мои желания питают ее желания.

Затем появляется Эдрайол.

Эмоции Саммер стали бурными, подпитывая мои собственные.

Ревность вытеснила разум грубой местью. Мне хотелось разорвать Эдрайола на части, забодать его своими рогами, одновременно обхватывая хвостом его горло и выжимая из него жизнь. Я хотел, чтобы его адский огонь поглотил нас обоих, пока я сокрушаю тело его носителя.

«Саммер ‒ моя». Он не должен иметь к ней доступа в течение дня, когда меня нет!

Мысли о демоне, овладевшем ее телом, касающемся ее кожи и крадущем ее поцелуи, крутились внутри меня. Если он не оставит ее в покое, я поклялся одарить его болью.

Но появился другой человек, который успокоил ее и отослал Эдрайола.

Теперь Саммер тиха и задумчива. Она напевает милую песню, успокаивая мои мысли, напоминая, что в этом мире есть добро. И снова мы составляем друг другу компанию в молчании.

Я жажду вкуса персиков ‒ свежих, спелых и сочных.

«Саммер, ох, Саммер…» Я заменяю каждую ноту в ее напевной песне ее именем.

С наступлением сумерек во мне прорывается другая жизнь, освобождая мои конечности. «Возбуждая».

Эмоции захлестывают меня, и я делаю глубокий вдох, желая почувствовать ее запах.

Вместо персиков я получаю гниль.