Глубокая печаль - Син Кёнсук

class="p1">Ван действительно звонил: «Это я. Неожиданно изменились обстоятельства. Не жди».

Известие поразило.

Оставив шляпку, которую положила на телефон, Ынсо вышла из будки, без сил опустилась на скамью под деревом на площадке, закрыв лицо руками, забылась…

Через какое-то время вдруг кто-то тронул ее за плечо. Подняла голову – это была та самая женщина, которая как-то прошедшей весной на рассвете постучалась к ней в дверь. В руке она держала прозрачную пляжную сумку с вишневым полотенцем и мылом – по всей видимости, она шла в сауну.

– Что это вы тут делаете?

Ынсо не сразу узнала эту женщину – она сменила длинную химическую завивку на короткую прямую стрижку и выглядела гораздо моложе: лицо светилось и не было таким изможденным, как той ночью, а из-под белой блузки с короткими рукавами выступали упругие гладкие руки, которые так и хотелось потрогать.

Ынсо ничего не ответила, женщина опустила свою сумку на землю и села рядом, обхватила Ынсо за плечи и прижала к своей груди.

– Ну вот, сегодня пришла ваша очередь грустить.

Ынсо почувствовала теплоту только что вставшей с постели женщины. Ей вовсе не хотелось плакать, но, как только она прикоснулась к груди знакомой, из глаз хлынули слезы.

Женщина, сочувствуя, ждала.

Когда Ынсо утерла слезы и подняла голову, собеседница убрала намокшие от слез волосы с ее лица.

Дрожащая тень деревьев, под которыми они сидели, пробежала по их лицам.

– Ну что вы, успокойтесь. – Женщина дотронулась ладонью до щеки Ынсо, словно пытаясь стереть упавшую на нее тень. – Я хочу помочь вам. Что бы вы хотели?

Молчание.

– Есть три вещи, которые надо сделать прямо сейчас: во-первых, надо пойти со мной в сауну, во-вторых, поехать далеко-далеко на моей машине, а в-третьих, сделать прическу. Да-да, это будет лучше всего. Пойдемте со мной в мою парикмахерскую. Сегодня выходной, она закрыта, и никого не будет. Я подровняю вам волосы и сделаю красивую укладку.

Молчание.

– Ну, как? Не хочется?

Молча Ынсо отняла от своего лица ее руку, положила на колени и посмотрела на женщину:

«Кто она? Почему она так добра ко мне?»

Женщина была само спокойствие. Ынсо не верила своим глазам, так она разительно отличалась от той замученной и потерянной незнакомки, постучавшей однажды на рассвете, в тот самый день, когда Ынсо раздавила гранат.

Ынсо, опустив голову, спросила:

– Вы не спросите, почему я плачу?

Женщина расхохоталась:

– А разве у людей не бывает минут, когда хочется плакать? Это хорошо, что люди могут плакать, когда им хочется. Вот я не могу, а бывает столько моментов, когда хочется разреветься. Но слезы бывают разные. Когда я вижу красиво подстриженного мною клиента, это трогает до слез, но в тот момент только увлажняются края глаз, не больше. А сейчас гляжу на вас и даже не припомню, когда я в последний раз плакала так, чтобы слезы катились вот так, как у вас.

Молчание.

– Ах да! Мы же даже не познакомились. Как вас зовут?

– Ынсо. О Ынсо.

– А я Хваён. Ли Хваён. – Назвав имя, женщина опустила голову.

Вслед за ней Ынсо тоже опустила голову.

– Спасибо вам за ту ночь. Когда я проснулась и увидела вас спящей на полу, подумала, уходя, что обязательно, когда подвернется случай, отблагодарю вас. И вот, только спустя долгое время, снова встретила вас, хотя несколько раз видела. Когда вы ходите, держите голову выше. Как-то мы столкнулись почти вплотную, а вы прошли мимо.

Хваён внезапно замолчала и слегка похлопала по спине Ынсо:

– Вы знаете того человека? Смотрите, к вам кто-то идет.

– Ах! – от удивления глаза Ынсо округлились, она поспешно соскочила со скамьи.

Это был Ван.

«Не может быть! Он же сказал, что изменились обстоятельства!» – вне себя от радости бросилась к Вану, забыв о женщине.

Ван шел, держа руки в карманах, но остановился, заметив бегущую навстречу Ынсо.

– Как же тебе удалось?

– Что?

– Ты же мне позвонил и сказал, что у тебя изменились обстоятельства?

– Так получилось. Можешь сейчас ехать?

Ынсо обернулась. Хваён все еще сидела на скамье под деревом и смотрела на Вана и Ынсо.

– Минутку.

Попросив Вана подождать, хотела подойти к Хваён и попрощаться, но та первая помахала ей рукой.

– Ничего. Идите. В следующий раз я подстригу вас обязательно.

В ответ Ынсо тоже помахала рукой радостно улыбающейся Хваён.

– Кто это?

– Соседка.

– Соседка?

– Она парикмахер. – Ынсо хотелось рассказать про Хваён еще что-нибудь, но у нее только вырвалось: – Красивая?

Она плакала у нее на груди, но не знала о женщине ничего.

– Где ты припарковался?

– У ворот.

– А что за дела такие, что за один час все меняется?

– Почему ты не вернулась домой, когда я не пришел? Мне было бы легче дозвониться. И что только женщины с раннего утра делают на скамейках, в конце концов?! А я должен подниматься к тебе, стучать… Знаешь, сколько времени уже прошло? Заставила меня туда-сюда бегать.

Ынсо остановилась. Ван ушел вперед один, пройдя несколько шагов, обернулся и проворчал:

– Пошли скорее! Опаздываем!

Ынсо застыла в изумлении, а недовольный Ван шел один, всем видом показывая свое возмущение: он не мог простить, что она незамедлительно не взяла трубку. Хотя ему было совершенно все равно, что Ынсо прождала его полтора часа, стоя у дороги.

Он прошел еще немного, оглянулся и сделал жест рукой, как бы поторапливая: «Ну и что ты стоишь? Пошли скорей!» Этот жест был неприятен, и она оглянулась: Хваён все так же сидела под деревом, словно забыв, что еще недавно собиралась в сауну. Почувствовав взгляд, словно опомнилась и коротко махнула рукой, мол: «Иди-иди за ним».

Ынсо отвернулась, но Вана уже и след простыл. Она бросилась вдогонку. Ван сидел в машине и даже выкурил полсигареты. Примостилась на переднее сиденье рядом с ним, крепко сжав колени. С сигаретой во рту он завел мотор и небрежно бросил:

– Если не хочешь, можешь не ехать.

«И почему он так высокомерен со мной?» Ынсо посмотрела в окно машины, дорогу заполонили автомобили, этой веренице не было видно конца и края.

– Я предвидел пробки и специально хотел выехать пораньше. Но ты-то что копаешься?

Ынсо молча холодно посмотрела на возбужденного Вана.

Как только их машина выехала на скоростное шоссе, Ван бросил:

– Пристегни ремень.

Ынсо не шелохнулась. Немного проехав, Ван снова сердито напомнил:

– Не пристегнешься?

– Ты пристегни, – сказала Ынсо и осталась неподвижной.

– Издеваешься? Пристегнись, тебе говорю!

– Я не шучу. Пристегни сам.

Молчание.

Одной рукой держась за руль, Ван наклонился к Ынсо. Та крепко сжав губы, выдержала гневный взгляд Вана, говорящий: «Ну,