Глубокая печаль - Син Кёнсук

– Я все понимаю, хотя вы ничего и не говорите. Лесник попросил освободить дом. Ведь так? Вот вы и решили меня скорее отправить в Сеул. Правда?

– Нет, просто в Сеуле пришло время рожать жене Сокчхоля…

– Слышала, что районный лесник через тетушку передал свою благодарность. А Сокчхоль слишком размахнулся… Если бы его магазин был чуточку поменьше… А теперь рисовое поле, огород и даже дом уходит… Удастся ли хоть за сколько-то продать дом в деревне?

– Неужели ты не понимаешь, как ему трудно… Да и лесник не это имел в виду, он говорил про хозяйство, которое я обещала оставить ему, когда поеду в Сеул.

– Обещайте мне приехать в Сеул по весне?

– Конечно. Наряжусь в красивый ханбок[8], чтоб ты с меня портрет написала.

– Я очень переживаю, что вы меня отпускаете.

– В Сеуле слушайся брата, с женой его не спорь. А на брата слишком не налегай со своей просьбой: отправить тебя учиться рисовать. Понимаешь?

Инсук молча сжала руку матери. Стала перебирать каждый ее палец, а потом, сцепив свои и ее пальцы, потрясла. Другой рукой, свободной и шершавой, Со дотронулась до мягких волос дочери. ″И когда ты успела вырасти? Вот тебе уже и двадцать один″.

И вдруг она увидела свою дочь в новом свете, – она выглядит моложе своих лет; откинула волосы с ее лба и заправила их за уши – поднимающийся пушок отчетливо очертил чистый лоб.

Тут Со вспомнила, как спустя всего лишь семь дней после родов ее ребенок заболел корью и умер. Все тельце малыша было до неузнаваемости изъедено красными пятнами. Даже сейчас, когда она смотрит на пышно цветущий красный шалфей, она вспоминает их. Со положила младенца за спину в носилки и отправилась на местное кладбище, где его и похоронила. Без ребенка ее груди разбухали, хотя она и сцеживала молоко, груди освобождались только на время, а потом снова разбухали. Отец Инсук предложил дать грудь Инсук, – только тогда и пришло время вскармливать ее грудью. Какое-то время Инсук, думая, что опять дают пустую грудь, начала играть ею, но почувствовала молоко и крепко припала к груди Со.

– Если уже все приготовила, иди спать, – очнувшись от воспоминаний, сказала Со. Дочь кивнула и разжала руки матери.

″Хотя на лицо она не такая уж и красивая, но в нем нет ни одной грубой черты.

Перед своей кончиной отец Инсук говорил Со, заботясь о дочери: ″Как было бы хорошо, если бы она встретила подходящую пару, небедного и аккуратного человека, тогда бы я забыл все свои тревоги о ней. Не надо безупречного, но такого, чтобы сумел позаботиться о ней… найди ей такого… Прости, что, уходя, скидываю свой груз на тебя…″»

– Спишь?

– Нет.

Запах цветов. Теперь запах цветов, опадающих под утренним дождем.

«…Хотя Со и легла, сон никак не шел к ней, она лежала, глядя в потолок. Немного кружилась голова, ощущалось какое-то неудобство в желудке. Ничего не болело, просто на душе было слишком тревожно.

Похоже, Инсук тоже не спала, ворочалась под одеялом с боку на бок. Одеяло шуршало, напоминая легкое дуновение ветра. Мать взяла голову дочери и положила себе на руку, и только тогда ее дыхание выровнялось. Она стала гладить лицо дочери, и на душе разлилось тепло.

″Но что это за звук?″ – Со затаила дыхание и прислушалась. В шуме ветра, раскачивающего веревки для белья, слышался незнакомый шелестящий звук. Она долго прислушивалась и распознала шуршание опадающих листьев хурмы, растущей на заднем дворе.

Тут на нее снова нахлынула волна воспоминаний.

Стояла осень. Поздняя осень, когда только-только закончили сбор урожая и в полях стояли горы неубранной соломы. С наступлением ночи отчетливо слышался шелест листопада за домом не только хурмы, но и дубов, обычных и белых. Инсук все не появлялась, хотя она уже давно должна была вернуться из школы. Не имея особых друзей, чтобы задерживаться с ними, она приходила домой сразу после уроков.

Время было уже позднее, Со начала беспокоиться, успокаивая себя мыслью, что дочь вернется до наступления темноты. Она ждала Инсук, а кругом сгущались сумерки. Не в силах больше терпеть, приказала Сокчхолю обежать все дома в деревне, а сама пошла по новой дороге, ведущей в школу.

Сумерки сменились темнотой, мать прошла всю деревню до самого моста, ребенка нигде не было видно, она не на шутку испугалась. Прекрасно зная, что ее дочь была не из тех детей, которые заигрываются и не замечают, что смеркается, еще сильнее забеспокоилась: ″А вдруг с ней что-то случилось?″.

Переходя мост, громко прокричала в сторону пустых полей: ″Инсук!″ От того, что ее крик ни разу не повторился эхом и остался без ответа, она пришла в ужас. Со долго еще звала ее по имени и вдруг услышала слабый детский плач.

Он доносился со стороны полей, лежащих между новой и старой дорогой. Без сомнения, она узнала плач дочери и побежала. Позднее поняла, что это было чудом. Между наваленными как попало связками соломы одиноко сидела Инсук и плакала. Всматриваясь в освещенную лунным светом дочь, горько рыдающую на соломе, мать не верила своему счастью: ″Ну все, все. Хватит плакать! Это же я, твоя мама″. Она обняла Инсук за плечи, та заплакала еще громче и стала бить маленькими кулачками ее в грудь. Кое-как успокоив всхлипывающую малышку, посадила себе за спину и пошла по полям.

Прежде чем узнать причину такого поведения, ей пришлось долго успокаивать плачущую дочь. Заикаясь и всхлипывая, Инсук поведала:

– По дороге из школы ребята предложили поиграть в прятки, но я не хотела играть. Тогда они сказали, что моя мачеха никогда не будет меня искать, даже если я спрячусь в соломе. Я им сказала, что обязательно найдет. Тогда они:

– Вот насмешила! Где это видано, чтобы мачеха искала свою падчерицу?! Мать-то Патчви[9]?

Чтобы доказать, что мама обязательно придет, Инсук забралась в солому и стала ждать. Пока ждала, солнце село, и она заснула. Услышав свое имя, проснулась, открыла глаза – в кромешной тьме ничего не было видно. Не понимая, где она и что с ней, сильно напугалась и начала плакать.

– Мама, разве вы мне мачеха?

Инсук крепко обвила тоненькой ручкой шею матери и снова заплакала. Не зная, что ответить, Со долго молча смотрела на темное ночное небо. Лунный свет. И почему свет луны кажется таким холодным?

Когда она выбралась с поля, ребенок, уткнувшись лицом в спину, спокойно спал. Теплота дочери передалась ей и разлилась по всему телу, успокоив. Со как