Я называюсь Никто - Тимофей Владимирович Алёшкин

раз вспомним несчастного Папия Мутила, который явно же не сдался римлянам ни в 89, ни позднее, и едва ли ходил к цензорам записываться в граждане в 86 – хотя гражданство за самнитами Цинна в 87 году признал, Самний в то время стал практически независимым государством, а Папий ну явно был одним из лидеров антиримской партии, вот уж кому максимально невозможно идти к претору по закону Плавтия, или к цензору, записываться в римские граждане… В 82-80 он сидит в осаде в Ноле, а в 80 узнает, что он в проскрипционном списке. Притом, что проскрипции были внутренним делом римского государства и проскрибировали именно граждан. Сулла, получается, актов марианского правительства, в том числе договора с самнитами, так вообще не признавал, но когда дело доходило до репрессий и казней – как-то вдруг выходит уже и признавал. То есть вот Папий тоже как раз был таким «случайным человеком» – южанином, с которым римляне между 80 и 70, когда нужно казнить, наказать, забрать в армию или потребовать исполнения ещё каких-то обязанностей, обращаются как с гражданином, а когда дело доходит до признания и защиты его прав – гражданином не признают.

Из всего этого по-моему очень понятно, почему юг Италии с такой энергией и готовностью поднялся практически весь, выставив в армии Спартака, Крикса, Каниция и Каста в общей сложности тысяч сто человек, как бы не четверть всех мужчин, и какие были у южан требования к сенату, да очень простые – права и порядок. Самое первое и элементарное требование было, конечно, о признании прав римского гражданства для всех свободных италиков. Второе, почти наверняка, – упорядочивание отношений местных городов с Римом и управления внутри городов, так, чтобы каждый италик мог получить признание своих прав и защиту свободы и имущества или в своей общине (статус которой чётко определён законом и уважаем Римом, в идеале это муниципий – самоуправляемый город римских граждан), или в Риме, у магистрата или в суде, против любого ветерана-колониста или дикого помещика с его «охраной». Ну и третье – восстановление в правах всех тех граждан и имеющих право на гражданство из числа восставших, кого незаконно обратили в рабство (наверняка многие из тех же «рабов», присоединившихся к восстанию – обращенные в рабство южане, как и сами Спартак, Эномай и компания), изгнали, сделали колоном, лишили имущества.

Это совершенно нормальные, не революционные требования, собственно, уже в 70 году цензоры, записав всех италиков в граждане, удовлетворили первое, а Цезарь, приняв в 59 (это не точно, возможно, в 49 или ещё до 59 и не тот Цезарь, или даже вообще не Цезарь) муниципальный закон, упорядочивший устройство всех полисов в Италии – второе.

16. Северяне

В 72 Спартак ОЧЕНЬ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО идёт на самый север, за пределы «Италии», как ее понимали римляне, через Умбрию и Пицен, минуя области «сабеллов» (марсов, вестинов, марруцинов пр., в центре Италии) и Этрурию, в Цизальпинскую Галлию.

По-моему это совершенно понятно. У севера и центра Италии была другая историческая судьба. «Северяне», понимаемые в широком смысле, или не поддержали восстание 90 (Этрурия), или были быстрее разбиты и сдались (Пицен, марсы и др.), и в основном получили гражданство в 89. На эти области опирались марианцы, здесь они набрали бóльшую половину своей 200-тысячной армии и сопротивлялись до конца. Соответственно, здесь тоже были недовольные новым режимом, но это были уже бесспорные граждане, и предметами их недовольства были сулланские поражения в правах и конфискации. Север выступил против правительства в 78. Здесь, в Этрурии, Лепид набирал свои армии из недовольных, большая часть участников его восстания в 77 ушла с Перперной к Серторию в Испанию. То есть Спартак добивался для своих южан того, что у северяне уже получили, почвы для союза или сотрудничества с местными здесь просто не было, вот он и прошёл себе мимо.

О том, что было в Цизальпинской Галлии именно в 80-70, известно мало. Но в целом ситуация понятна. В 180-х римляне завершили завоевание этой страны, населенной галлами. За прошедшее столетие страна была романизирована, вместо племенной появилась полисная организация, а в 89 по закону Помпея Страбона получила латинское гражданство. В войне 83-82 марианцы и Метелл и Помпей воевали в ней как в Италии, набирали из местных жителей солдат в свои армии.

Но и после 82 года Галлия осталась римской провинцией, правил в ней, как в чужой стране, римский наместник, то есть «цизальпинцы» стояли в политическом и правовом отношении сильно ниже остальных италийцев, хотя фактически уже от них не отличались. Из Рима, кажется, регулярно напоминали галлам, что они – не римляне, вспомнить хотя бы историю, ставшую одним из поводов к началу гражданской войны 49 года, когда в 51 году консул Марцелл приказал выпороть одного из видных граждан колонии Новый Ком, которую сенат, не признав распоряжений Цезаря, считал городом латинского права.

В 60-50-х споры о предоставлении транспаданцам римского гражданства в Риме возникают более-менее регулярно и известны из источников, из римских политиков права галлов тогда «качал» Цезарь. Нет никаких причин считать, что в 70-х положение было другим – местная знать открыто требовала гражданства и равного с остальной Италией положения и для себя, и для своих городов, то есть всего свободного населения. В конечном счете Цизальпина получила римское гражданство по закону Цезаря в 49 году.

Так что те десятки тысяч галлов, которые встали под знамена Спартака в 72, должны были выдвигать примерно такие же, как южане, требования к правительству – равные права, повышение статуса страны до полноправной области Италии/Республики, римское гражданство.

Итак, для римских политиков ресурсом, средством для политической борьбы, могло быть только и именно организованное выступление социальной группы с требованиями, которые можно удовлетворить принятием законов, и которые были бы приемлемы и справедливы для большинства римлян. В римской политической системе, где магистраты менялись путем выборов каждый год, и власть получали именно на выборах, самым естественным делом было сочетание таких требований с предвыборной программой. Тот же Лепид, подступая к Риму с армией недовольных, требовал, как вы помните из речи Филиппа, «вернуть каждому его имущество, отменить право войны, укрепить права у тех, у кого они были отняты, ради согласия восстановить власть трибунов», и притом себе – повторного консульства, во время которого он как консул и провел бы законы обо всем об этом. Катилина и вовсе требовал, возглавляя восстание, признать, что он уже законно избран консулом, и позволить