Восприятие мира у детей - Жан Пиаже

его „солнце“? Можно было назвать его иначе! – Потому что оно нам светит. – Как первые люди узнали, что оно называется солнцем, а не по-другому? – Потому что большой шар желтый, и лучи желтые… и потом они так сказали, что это будет солнце, и потом было солнце [здесь можно подумать, что Фран догадывается о произвольной и искусственной природе слов, но дальнейший расспрос показывает, что это лишь видимость, или во всяком случае Фран никак не использует свое открытие]. – Кто дал название солнцу? – Это Господь Бог сказал, что это будет солнце. – А первые люди как узнали, что надо называть его солнцем? – Потому что оно плывет в воздухе. Оно идет вверх. – Но когда я на тебя посмотрел, я не увидел твое имя. Ты мне сказал, что тебя зовут Альбер. Как первые люди узнали название солнца? – Потому что его они увидели, солнце. – Это Господь Бог сказал людям, или они сами поняли? – Люди поняли».

И наконец Лав (6 ½), полагавший, как мы помним, что названия исходят от вещей, уверен, что сам узнал имена звезд, но не трудные имена вроде названия горы Салев: «Ты сам узнал название солнца? – Да. – А Салев? Как ты узнал, что она называется Салев? Ты сам узнал или тебе сказали? – Сказали. – А солнце? – Сам. – А название реки Арв? – Сам. – А облака? – Мне сказали. – А название неба? – Тоже сказали. – А название луны? – Сам узнал». «А твоя младшая сестренка сама узнала или ей сказали? – Она сама узнала».

Эти ответы очень показательны – несмотря на то что именной реализм доведен здесь до предела, в них нет ничего абсурдного. В самом деле, если этим детям достаточно посмотреть на вещь, чтобы увидеть ее имя, ни в коем случае не следует считать, что для них это имя каким-то образом написано на вещи. Надо понять, что для этих детей имя является частью сущности вещи: имя Салев подразумевает гору и склоны, имя «солнце» подразумевает желтый сияющий шар, лучи и т. д. Но тут же следует добавить, что для этих детей сущность вещи – это не понятие, но сама вещь. Речь идет о полном смешении между мыслью и вещами, о которых мы думаем. Имя содержится в объекте, но не в виде наклеенной на него этикетки, а как неразличимое глазом свойство. Говоря точнее, не имя «солнце» под разумевает желтый шар и т. д., а желтый шар – солнце – подразумевает и содержит в себе имя «солнце».

Это явление схоже с «интеллектуальным реализмом», который так хорошо описал г-н Люке, имея в виду детские рисунки: дети рисуют то, что знают о предмете, а не то, что видят, но они уверены, что рисуют именно то, что видят.

Перейдем теперь ко второй стадии (средний возраст 7–8 лет): нельзя увидеть названия вещей, если на них просто смотреть; «названия нам сказал Господь Бог».

Зуа (9 ½): «Как первые люди узнали, что солнце называется „солнце“? – Потому что Господь Бог сказал это Ною. – А как люди узнали, что гора Салев так называется? – Господь Бог сказал это Ною, а Ной все передал ученым. – Разве Ной жил здесь? – Да, мсье». «А если привезти сюда негритенка, который никогда не видел Женеву или Салев, мог бы он понять, как гора называется? – Нет. – Почему? – Потому что он никогда не видел Женеву. – А посмотрев на солнце, он бы понял, как оно называется? – Да. – Почему? – Потому что в своей стране он его видел. – Да, но смог бы он догадаться, что оно называется „солнце“? – Да, потому что он помнит. – А человек, который никогда не видел солнца, узнает, что оно так называется, если на него посмотрит? – Нет».

Но стоит лишь пошатнуть убеждения ребенка, как он возвращается к ответам первой стадии. Вот и пример подобных колебаний:

Март (8;10): «Как мы узнали, что солнце так называется? – Потому что нам сказали. – Кто? – Это Господь Бог нам сказал. – Значит, Господь Бог нам что-то говорит. – Нет. – А как мы узнали? – Увидели. – А как мы увидели, что солнце так называется? – Ну, увидели. – А что увидели? – Солнце. – А как узнали, что оно называется „солнце“? – Увидели. – А что увидели? – Его название. – А где мы увидели название? – Когда была хорошая погода. – А как узнали, что облака так называются? – Потому что была плохая погода. – Но как узнали, что они так называются? – Потому что увидели. – Что? – Облака», и т. д.

И наконец, некоторые дети, пытаясь справиться с трудностями, прибегают к готовым решениям обиходной теологии. Так, они без колебаний приписывают происхождение языка буквальному вдохновению, как его понимал Луи де Бональд:

Пат (10 лет): «А солнце – кто его так назвал? – Господь Бог. – А как мы узнали само название? – Господь Бог вложил его людям в голову. – А если бы Господь Бог не вложил название, могли бы они дать другое? – Могли бы. – Они знали, что солнце так называется? – Нет. – А что рыбы так называются? – Это Господь Бог вложил людям в голову».

А вот пример третьей стадии (9–10 лет):

Мэй (10 лет): «Значит, как мы узнали названия? – Это переходило от отца к сыну». Мэй, как мы помним, считает, что названия придумали люди уже после того, как появились вещи.

Очевидно, что изучение вопроса 3 выявило не только многочисленные спонтанные идеи, но и некоторые готовые либо косвенно связанные с влиянием взрослых понятия. Тем не менее ответы на первой стадии совершенно спонтанны, а смена трех стадий отражает непрерывное развитие, что указывает и на работу мысли самого ребенка. Ведь когда ребенок перерастает свои убеждения первой стадии, только тогда он начинает искать большего и прибегает к религиозным идеям извне. Причем так же очень спонтанно ребенок отбрасывает идею о том, что язык дается непосредственно Богом, и переходит к более простым решениям, что хорошо видно на третьей стадии.

§ 2. Где находятся названия

Самые младшие наши испытуемые считали, что достаточно увидеть солнце, чтобы понять, что оно называется «солнце». Значит, можно задуматься и о том, «где находятся названия». Это наш вопрос 4. Чтобы задать его правильно, достаточно напомнить детям, что вещь и ее название – не одно и то же, и затем просто добавить: «Так где же находится название?» Следующий за вопросом 3, вопрос 4 не лишен смысла. Кто-то скажет, что он слишком трудный. Но с 9–10 лет дети отвечают на него, как и на предыдущие