Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях - Ольга Васильченко

оставь в Школе несколько ребят потолковее до утра, и пусть немедля докладывают, чуть что! Сержант Бырь…

— До дома подвезти? — правильно истолковал он тоскливый взгляд Вилька в сторону коляски, притаившейся в арке ворот.

Мы с горем пополам забрались внутрь и стражник вьйокнул на спокойную усталую лошадку, тоже наверняка мечтавшую о теплом сухом стойле и отборном овсе.

— Давай-ка у меня переночуешь, — вынес вердикт пан капитан, слушая, как звучно я сморкаюсь, ибо в носу уже не хлюпало, из него текло. — Пронька мигом тебя в порядок приведет, наутро будешь молодцом.

— Боишься, что портреты не нарисую, — не смогла удержаться я от шпильки.

— Боюсь, — насмешливо согласился он и добавил уже серьезно, — что от простуды сляжешь, чудо лохматое...

Балт говорил что-то ещё, но меня все сильнее окутывал зыбкий сон.

Глава 3 в которой мы узнаем кое-что о волшебных портретах

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

Припой, припой, припой, припой, припой…

Отшвыривал пробирку за пробиркой, уже загнав себя за грань изнеможения, но каждый раз память жертвы показывала мне, что преступник я сам. Это мои руки задушили маленькую девочку и начали задирать ей юбки. Это я вырвал последние гроши из рук умирающего старика. Я пинал закатившего глаза студента на задворках таверны. Даже попавшей под колёса экипажа собаке, наступил на горло, с наслаждением вслушиваясь в хруст костей, тоже я…

Подскочив на кровати, я затравленно огляделся. Я это я? Или…

Морок начал потихоньку расходиться. Залез в грязные канавы вдоль городских улиц и утёк в море, оставив меня со стучащим в груди сердцем и мечущимся в душе ужасом. Эта гадость снилась мне много лет, но последнее время почти забыла дорогу в мои кошмары. По крайней мере, так ярко и натурально не являлась уже давно.

Перевернув мокрую подушку, я с тоской зажмурился, но ложиться не стал. Всё равно теперь не усну. Слишком ясно помню, как упрямо повторяется опасная жуть, если окончательно не выгнать её из головы. А от моего навязчивого кошмара так просто не избавиться. Принимая припой, всегда приходится идти по самой грани, ведь в какой-то момент полностью теряешь себя и забываешь кто ты есть на самом деле.

Ну а раз уж поднялся ни свет ни заря, то стоит заняться делами. Несмотря на мучительный прошлый день, отказываться от нового правила: «Искать плюсы во всём», я не собирался. Поэтому тихонько выскользнул из постели, с нежностью взглянул на укутавшуюся в одеяло живописку, сдёрнул со спинки кресла свой старый халат, влез в безразмерные тапки и пошлёпал на кухню. Это раньше, можно было позволить себе бдить ночью и отсыпаться днём. Гоняться по крышам за чудищами и посылать подальше членов городского совета. Капитану така роскошью заказана. Он вообще не должен спать — никогда. Не имеет права расслабиться и забыться. Капитан стоит на страже Ночной стражи, как бы глупо это не звучало. У капитана больше дел, чем куць способен сосчитать грехов.

— Пронька!

Кричать пришлось шепотом, чтобы не разбудить Алану. Если бы у изголовья кровати прошёл парад оркестров, она вряд ли повела бы ухом, но стоило мне в прошлый раз закашляться, длительное курение трубки давало о себе знать, как она тут же подскочила, затравленно озираясь по сторонам.

— Спал бы лучше, Бальтазарушка, как все нормальные люди, — сонно донеслось из-за печки.

— Ненормальный я, стоило бы уже запомнить!

— Забудешь тут, когда всё время напоминают, — вздохнул домовой. — Что пожелает, гроза кипелленских беззаконников и ночных тварей? Гриба чайного от изжоги заварить, мандаринов со шпинатом запарить, чтобы желчь избыть, али чаго для силы мужской…

— Прибью!

— Не сплю, уже не сплю.

Из-под веника на мгновенье зыркнул озорной глаз.

— Когда пана Алана проснётся, накорми, напои и вызови ей экипаж до Школы Высших Искусств. И передай, что её там будет ждать Марек. Им ещё портреты лжеалхимиков рисовать.

— Писать, — поправил Пронька. — Панне не нравится, когда...

— Не перепутай чего, а то…

— Хозяин гневаться будет?

Я только с досады рукой махнул и полез в ящик за трубкой. Вывел же окаянник бесстыжий. Довёл до греха. Не моя вина в том, что хочется набить трубку и как следует затянуться, то всё противный домовой. Если Алана будет укоризненно смотреть на мои пожелтевшие усы, так ей и скажу. Тем более, с дымом думается лучше...

Обернувшись на подозрительный скрип в спальне, я шмыгнул носом и быстро сунул трубку в карман висящего у печки камзола. Пронька оставил сушиться после чистки. Надо ещё табак с кресалом прихватить. Давно пора их отнести на службу, там им самое место.

Глотнув сваренную домовым каву, я поморщился и начал одеваться. Вечно он что-то переложит, будто нарочно. Такая горечь, словно торфяную кочку сосёшь. Собравшись, напоследок взглянул на спящую живописку и выскользнул из дома.

Несмотря на ветер и мерзкую морось, решил пройтись пешком. Надо всё снова разложить по полочкам и понять какая осталась пустой, а с которой улики и подозрения уже свисают. Особенно напрягали совпадения. Там, где появлялись столичные гастролёры сразу же начинался магический кавардак, хотя, судя по тому, что удалось разглядеть во время припоя, магией они не обладали. Иначе почуяли бы ловушки в Редзяновом поместье и остались целы. Если только, кто-то из них, кто наверняка ещё жив, пока не торопится раскрывать свои способности и готов жертвовать подручными для достижения цели. Вот только какова она, эта цель?

Всю дорогу пытался навести тень на плетень, но добился лишь томительной, тянущей боли в затылке. Правильно говорят янские мудрецы: «Много ума — много печали!». Думы так заволокли глаза, что даже споткнулся, едва не въехав носом в коляску городского головы, перегородившую парадную лестницу в Управление Ночной стражи.

Я вздохнул. Этому-то чего не спится? Вот и поработал. Думал за трубкой в тишине, а выходит... Хорошие дни так не начинаются. Отогнав мерзкие предчувствия, бодро поднялся по ступеням, поздоровался со стражей и двинулся к кабинету, застав главу города в длинном полутёмном коридоре. Обрюзгшее тело, слишком сильно привыкшее сидеть и полностью забывшее, что надо двигаться, застыло, уставив рожу в потолок. Дорогой камзол так натянулся на спине, что готов был лопнуть. Городской голова бычил шею, будто пытался заглянуть куда-то за побелку, за перегородки, крышу или