Любовница - Джилл Чайлдс

перестала спрашивать себя, была ли я в списке подозреваемых, и отмела мысль о том, что нашего директора полиция попросила последить за мной.

Бывали дни, когда я понимала, что снова полностью погружена в профессию. Я записывала на доске идеи, составляя списки, помогала классу создавать трехмерную географическую карту Перу и с удовольствием слушала учеников, обсуждавших вопрос недели: что лучше быть богатым или счастливым? Или вот: какими животными они хотели бы быть? Когда жизнь текла по накатанному руслу, я осмеливалась думать, что, может быть, все обойдется.

Возможно, нам и вправду сойдет с рук.

Однако кошмар еще не совсем покинул меня. Иногда, вся в поту, я просыпалась в три часа ночи и в панике смотрела в темный потолок. Временами мне все еще мерещилось переломанное тело Ральфа, лежащее у лестницы, или проницательный взгляд инспектора Джонс, которая без труда читала в моих глазах вину. Стараясь прогнать призраки, я пила виски с теплым молоком и глубоко, на счет, дышала.

Интересно, как там Хелен? Я представляла, как она с покрасневшими глазами лежит без сна, преследуемая, как и я, видениями. Затем, подхлестываемая чувством вины, сбрасывает с себя одеяло и бродит по дому. По темной гостиной. По опустевшему холлу… У закрытой двери в подвал она останавливается и предается воспоминаниям.

Я задавалась вопросом, как часто она думает обо мне. Какие чувства наполняют ее в такие минуты? То, что мы сделали с его телом, связывало нас друг с другом. Мы превратились в хранительниц ужасной тайны, способной уничтожить и ее, и меня. Тайны, о которой никому нельзя рассказать.

Я много размышляла о ее поступке и наконец поняла. Она была в шоке. И если уж ей суждено было потерять мужа, отца ее дочери, то пусть все думают о его таинственном исчезновении. В противном случае она стала бы вдовой обманщика, чья любовница в драке отправила его кувыркаться по ступенькам подвала. Хелен была права: броские заголовки газет, бесконечные сплетни… это невыносимо испортило бы ее жизнь и жизнь Анны, а меня бы просто погубило.

Но меня не покидало ощущение неразрешенности наших отношений. Я оставалась у нее в долгу. И не знала, какую плату она может потребовать.

Чем больше проходило времени, тем больше мне хотелось прояснить этот вопрос, неопределенность которого давила на меня все сильнее.

Сара Бальдини разослала всем напоминание о ежегодном фотографировании классов. Из-за исчезновения Ральфа мероприятие перенесли. Все правильно: школа предстала бы не с лучшей стороны, когда в объектив улыбаются нарядные дети и учителя, в то время как все знают, что за кадром ведется полицейское расследование.

Теперь, когда расследование вроде как закончилось, мероприятие решили провести.

За несколько дней родители получили по электронной почте извещение, в котором, в частности, говорилось:

Выглаженная форма. Никаких украшений. Только аксессуары для волос, для приличной прически. Аккуратные, чистые туфли.

День выдался ветреным, но без дождя.

Младшие школьники гуськом поднимались на холм, класс за классом, будто играли в бесконечный ручеек. Фотокомпания возвела перед старшей школой многоярусную платформу, как они делали каждый год. Старшеклассников, среди которых преобладали сутулые, застенчивые молодые люди, уже проводили на место вдоль задней секции. Шестиклассники, которым разрешалось носить в школе обычную одежду, а не форму, украсили яркой стайкой последние два ряда, ограниченные только рядом учителей. Рост был не единственной причиной, по которой шестиклассников отправили назад.

Мы приступили к расстановке младших школьников в первых рядах. Первоклашки стояли перед платформой на коленках, а дети, переведенные из других школ, сидели впереди, скрестив ноги по-турецки. Учителя выстроились в последнем ряду сзади в две аккуратные линии по бокам, создавая таким образом рамку. Заодно они следили, чтобы дети не шалили и оставались на своих местах. И только два наших директора, Сара Бальдини и Джон Бикерс, сидели на стульях в центре первого ряда.

Я втиснулась на свое место одной из последних, поскольку помогала Элейн поплотнее разместить первоклашек, чтобы никто не выпал из кадра. Одновременно пришлось делать замечания школьникам, которые норовили поставить рожки тем, кто впереди, или взъерошить волосы.

Еще я позволила себе немного постоять у штатива, посмотреть, как это будет выглядеть. Зрелище впечатляющее! Почти девятьсот учеников, от самых маленьких, четырехлеток, до самых худощавых восемнадцатилетних. Все, кроме старших, в одинаковых белых рубашках или блузках; темно-синие галстуки – у мальчиков, платья-сарафаны – у девочек; волосы, короткие или длинные, старательно причесаны. Позади виднелось здание старшей школы, слева – холм, густо заросший деревьями.

Я забегалась, пока ровняла ряды учеников, подготавливая их к заключительному осмотру Сары Бальдини. Я уже несколько лет принимала участие в этом мероприятии. Малышня, с испуганным видом сидевшая на траве, когда я только пришла на работу в школу, теперь подросла. Теперь они были уверенными восьмилетками и девятилетками, свысока смотревшими на новичков. Сейчас директор старшей школы сядет на свое место и подаст знак фотографу, что все готовы…

Когда-то совместное фотографирование имело для меня большое значение. Оно волновало меня. Но сейчас, после всего, что произошло, без Ральфа, я ничего не чувствовала.

Меня впервые посетила мысль, что пора уходить. Притворство перед всем миром, что якобы ничего не изменилось, убивало. Каждый день, проведенный в стенах учебного заведения, где мы с Ральфом встретились, вызывал у меня чувство вины и страха. Более того, я повсюду искала Ральфа, тосковала по нему, скучала. Он был в каждом классе, в каждом коридоре, в каждом углу.

Так как же я могу жить здесь без него?

Глава 21

Однажды в четверг, когда я готовила третий класс к занятиям по труду, я увидела, как по пустому коридору промчалась Анна. Обед уже закончился, и второклашки должны были гулять на площадке. Отложив в сторону восковые мелки, я тут же поспешила за ней.

Анну я нашла ее в библиотеке. Она стояла у одного из книжных стеллажей с заплаканным лицом. Когда я приблизилась, девочка подняла на меня большие испуганные глаза. Глаза Ральфа.

– Анна! Что случилось?

Я вытащила из пачки чистую салфетку и протянула ей.

Тяжело дыша, она шумно высморкалась.

– Иди-ка сюда. – Я села на диванчик, где обычно читали дети, и похлопала по свободному месту рядом с собой. – Давай поболтаем.

Не глядя на меня, Анна продолжала смотреть на свои черные школьные туфельки, начищенные до блеска. Хелен могла тяжело переживать потерю мужа, но у нее хватало сил позаботиться о дочери.

– Ну давай же! Расскажи, что случилось.

Не переставая теребить салфетку, девочка уселась на противоположный край диванчика, как можно дальше от меня.

– Анна,