Рина Грушева. Издание четвёртое. Полное - Марина Черносвитова

– Не сори бабками, – заворчал Мишка, потом вроде бы подумав, добавил, – впрочем, я их у тебя заберу, не то потеряешь в дороге. Завтра при встрече, получишь все в целости и сохранности. Да и повод будет повидаться, а то опять лет на двадцать исчезнешь.

Я не возражал, полностью подчиняясь Мишке, такому спокойному и рассудительному.

Домой я вернулся около десяти. Таксист, симпатичный и веселый парень, буквально на руках донес меня до квартиры и ушел только тогда, когда я, перевалившись через порог, захлопнул дверь. Пустота, темнота и тишина встретили меня угрожающе. Я был пьян и одинок. В голове хаос из обрывков мишкиных фраз и собственных мыслей: Сибирь… бичевать… они в восемнадцать мудрее… столько энергии и оптимизма, бодрости… Женька ее зовут, она будет ждать твоего звонка… вам нужно поговорить… не нужен никому и ни на что не способен… головой с Крымского моста…

Не помню, как пришел в спальню и лег, не раздеваясь, в давно уже незаправляемую постель. Отключился… Очнулся около одиннадцати. О, как все мерзко! Как сомнамбула полез в карман, вынул мишкину записку с телефоном и стал набирать номер…

– Алло-о, я слушаю, – зазвенел в трубке чистый девичий голос. Я молчал, что я мог сказать этой девочке? Но Женька словно почувствовала мое настроение, настойчиво потребовала:

– Да не молчите же, говорите!

– Это Джези (чушь какая-то, подумал я, назвав себя этим давно уже забытым именем), приятель Михаила, Вашего дяди…

– Джези! Я уже целый час жду вашего звонка! Дядя сказал: «Сиди и жди, он обязательно позвонит!» Хорошо, что Вы позвонили!

Слушая этот милый голос, я представил себе девушку, стройную, синеглазую, с пышными русыми волосами и таким ясным личиком, какое бывает только в молодости. В моей квартире сразу посветлело.

– Джези, приезжайте ко мне прямо сейчас. Я Вас жду. Вам ведь плохо одному в пустой квартире. И дядя Миша скоро вернется. Или нет, оставайтесь дома… Вы же много выпили… Я сама приеду, скажите адрес.

Я машинально продиктовал адрес, повторил его несколько раз, мысленно представляя Женьку, стоящую на пороге моей квартиры. В трубке раздались короткие гудки, я осторожно положил ее и начал быстро ходить по квартире. Прибираться не было смысла: что можно сделать за полчаса в запущенной квартире, не убираемой больше месяца? На кухне – грязь, в холодильнике – пусто. Единственное, на что я был способен, это привести в порядок себя.

Принял душ, не чувствуя, как менял воду: холодная-горячая, холодная-горячая… пока окончательно не пришел в себя. Посмотрел в запотевшее зеркало и начал торопливо одеваться. Сел в кресло и включил Высоцкого. Напряжение было такое, что, казалось, не выдержу, и заору во все горло…

Вот он, звон дверных колоколов (электрические звонки считаю пошлостью) – Женька! Рванулся к двери… На пороге стояла стройная девушка с большими синими глазами и пышными русыми волосами. Лицо свежее и ясное, будто умытое родниковой водой в погожий день, и вся она – как раннее весеннее утро… Другой и быть не могло!

Женя сразу повела меня на кухню и начала вынимать из тяжелой хозяйственной сумки пакеты и свертки с продуктами. Ожила моя кухонька! Зашипела сковорода, забулькали кастрюли… Женя увлеченно рассказывала об Алтае, Шукшине, Сростках, Катуни, выскабливая от грязи стол, скамейки, полки, пол. Убиралась и готовила она так быстро и ловко, как не умела даже моя жена, гордившаяся своей домовитостью.

И вот – четверг, начало второго, мы сидим в сверкающей чистотой кухне, ужинаем и молчим. После ужина идем в большую комнату, садимся на диван, и Женя гладит мои руки своими теплыми и нежными ладошками, приговаривая при этом:

– Все будет хорошо, Джези, все будет ладно…

К горлу подкатил комок, и я почувствовал сильный прилив нежности к Женьке… Она уловила мое состояние, чуть придвинулась, осторожно положила руку на мое плечо, подняла глаза и сказала:

– Джези, какие бы ни были тучи, за ними всегда голубое небо… Что ближе Вам из природы?.. Наверное, Ваш символ – ветер?..

Я испытал удивление и радость: как точно и верно.

– Ты права, Женя, больше всего я люблю ветер, сильный, порывистый…

Она погладила мою руку и, словно испугавшись чего-то, прижалась ко мне.

– А мой символ – дождь… Сильный ветер и дождь – стихия… многое могут натворить… И все направляет ветер!

О, какой прилив сил я вдруг почувствовал! В голове зазвучали любимые строки Бунина:

«И ходят дождевые облака,и свежем ветром в сером поле дует,и сердце в тайной радости ликует,что жизнь, как степь, пуста и широка».

Я начал читать их вслух. Женька звонко рассмеялась и воскликнула:

– Как радостно жить, Джези!

Затем соскочила с дивана, закружилась и позвала:

– Идите ко мне. Нет, сегодня полы мыть больше не будем!

Я смотрел на нее: какая нежность и сила в ее хрупкой фигурке, какая свежесть и скрытая мощь! Женя нырнула в спальню и потянула меня за собой. Увидела грязную разобранную постель, надула щеки.

– Где хранится белье для брачной ночи?

Я ошалело смотрел на нее и улыбался… Да, да, это так естественно – наша брачная ночь… Женька! Что было ближе и роднее?! «Родная», «моя», «близкая» – нет, это не то, не то! Не полно! Не точно!..

…Я проснулся, когда яркое солнце било в окно: Женькина голова лежала у меня на плече, волосы покрыли подушку, она крепко и по-детски спала. Я не выдержал, наклонился и поцеловал ее губы. Она тут же открыла глаза, улыбнулась и сказала:

– Привет, Джези!

До пяти часов мы занимались обычными семейными делами: Женя мыла и чистила квартиру, готовила еду, я приводил в порядок свои бумаги, звонил по телефону, договаривался о деловых встречах на пятницу. Оказалось, что ничего не упущено, просто было отложено на время… Завтра узнаю, на каком этапе мои рукописи в издательствах, вышли ли в редакциях мои статьи; съезжу в оргкомитет Конгресса, который состоится в Москве через месяц и участником которого будет доктор Смит из Лондона, приглашавший меня прочитать курс лекций в Оксфорде. Так, так… Север, Алтай, Крымский мост… и придет же такое в голову?! Жизнь продолжается! Вот она, здесь, в образе моей дорогой Женьки! Все неприятное и мерзкое исчезло бесследно. Да и было ли?

Мы с Женей решили: завтра подаю на развод, она переезжает ко мне, будет поступать в медицинский. Мишка меня поймет: он оказался настоящим другом! Я был полностью счастлив. Впервые за последнее время в душе моей царили покой и умиротворение…

Женя ушла от меня около одиннадцати, я остался дома готовиться к завтрашнему дню: необходимо было сделать очень многое. А после пяти, когда управлюсь со своими делами, заеду за ней. Она к этому времени все расскажет Мишке и позвонит в Барнаул родителям. Да, адрес… Она будет ждать меня на Гоголевском бульваре, так как на машине сложно заехать к ним во двор. Так и договорились.

Наконец наступила пятница, самый счастливый, самый важный день в моей жизни. Я уладил все дела почти молниеносно. Собственно, проблем, как оказалось, не было никаких: одна рукопись в наборе, другая в работе у редактора. Смит действительно приезжает, и уже интересовался по телефону, буду ли я участвовать в Конгрессе. Вот только жену не разыскал – уехала отдыхать в Ялту.

…Без четверти пять я звонил Жене с Кропоткинской, такси стояло рядом. Длинные гудки – никто не подходил к телефону. Я перезванивал из разных автоматов: трубку не брали. Меня начала охватывать смутная тревога: что-то случилось! Как быть? Я не мог к ней поехать, так как не знал адреса! В полнейшей растерянности сел в машину, тупо уставясь на водителя.

– Куда едем, друг? – донеслось до меня.

– На Преображенку! – прохрипел я в ответ, чувствуя, что начинаю сходить с ума. Женька, моя Женька! Где ты? Что с тобой? Неужели только приснилась мне?! Слышишь, где ты?!

Ресторан был закрыт на «санитарный час». Я заколотил в дверь. Выскочил злой швейцар и ответил мне, что Мишка сегодня не работает, адреса его не знал никто. Что же делать? Я забыл, оказывается мишкину фамилию! Помчался на Арбат, но по дороге спохватился – вдруг Женька будет звонить домой. Дома было душно, топили, а я забыл открыть форточки… Я звонил Женьке шесть часов подряд: телефон продолжал упрямо молчать! Звонил до полуночи, выдерживая лишь небольшие паузы – вдруг Женька пробивается? Звонков не было, кроме одного из редакции: спрашивали, куда перечислить гонорар за опубликованную статью. К черту гонорар! Где Женька?!

Я не помню, как провел ночь, как наступило субботнее утро… Лишь десять минут первого трубку подняли. Я услышал хриплый мишкин голос: он был изрядно пьян.

– Где Женька? – замер я в ожидании ответа.

– А, это ты, Джези! Ну, родной, как дела? Все уладилось? Слышу, слышу… – кашлял в трубку Мишка, хотя я не сказал больше ни слова.