Калейдоскоп - Илья Бровтман

Божий суд

Был полон верующих Храм.

Вдруг девушка в исподнем,

Едва прикрыв гитарой срам,

Влетела в Храм господний.

Такой противный визг струны

В кошмаре не приснится.

Звучали песни Сатаны

Из грешных уст блудницы.

Звенел кощунственный куплет

О сексе и свободе,

О мощной магии монет

И сатанинской моде.

Толпа, заполнившая Храм,

Застыла в изумленье.

Не в силах прекратить бедлам

И дьявольское пенье.

Тут подошёл к девице поп,

И глядя с укоризной,

Ей засветил кадилом в лоб,

Забрав остаток жизни.

Вот пред судом Отец святой

Стоит, понурив очи.

Он в оправдание своё

Сказать присяжным хочет.

Идя в обитель, свой устав

Не стоит брать на встречу.

Я, перед Господом представ,

За все грехи отвечу.

Мне жаль, что я грехов сосуд.

Мы все всего лишь люди.

И нас за это божий суд

Когда-нибудь, осудит.

За то, что гнев в меня проник,

Не будет мне покоя.

Но верьте — Бог в тот страшный миг

Водил моей рукою.

Не мне вершить свой суд над ней.

Господь пусть судит строго.

Я лишь помог предстать скорей

Ей грешнице пред Богом.

Госрепка

В государстве, где всё шито и крыто,

Где привыкли дерибанить бюджет,

Кто достоин, репу есть из корыта,

Там решает исключительно дед.

Одному откушать всё, нету мочи,

Хоть грызи весь божий день и в ночи.

И приходится отрезать кусочек

Той, что рядом с ним храпит на печи.

Внучка, хоть и соблюдает фигуру,

Но голодными глазами глядит.

И не может ей тату с маникюром

Приуменьшить хоть чуть-чуть аппетит.

Жучка репу бережёт пуще ока.

Тоже хочет сытно есть, сладко пить.

Нужно репой подкормить лежебоку,

Чтоб, сбесившись, не сорвалась с цепи.

Кошка хитрая легла близ кладовки.

Чует репки аромат за версту.

Очень жалобно мурлычет плутовка.

Как же тут не накормить сироту?

Мышка репку подгрызает немножко.

Слава Богу, рацион небольшой.

Не боится мышеловки и кошки.

Пусть грызёт и не пищит над душой.

Сыты все кто деду очи мозолит.

Хвостик репы приберёг для «братвы».

Остальным, которым с дедом не в доле,

Объяснят про пользу сочной ботвы.

Бешенный пёс

В одном селе сбесился пёс однажды поутру.

Соседских баб довёл до слёз, гоняя по двору.

Одной из них порвал подол, другой прогрыз сапог.

От страха кот залез на ствол, и слезть никак не мог.

Гремел в селе набатный звон оборванной цепи.

Пугая всех, носился он по лесу и степи.

В правлении собрался сход, протиснувшись с трудом.

И начал обсуждать народ, что делать с глупым псом.

Промолвил сельский голова: — да, нам не до потех.

Теперь спасёмся мы едва, перекусает всех.

В ответ поднялся агроном, интеллигент на вид:

— Я покидаю отчий дом, пусть всё огнём горит.

Сказал угрюмый счетовод: — а я не брошу двор.

Надеюсь, пёс не прогрызёт мой новенький забор.

А бригадир сказал, что надо

Умаслить то исчадье ада.

Тут кладовщик сказал в сердцах: — чтоб избежать беды,

И не постиг деревню крах, дадим ему еды.

Не жалко даже индюка, пускай скотина жрёт.

Мы отвлечём его, пока не искусал народ.

Рядили все наперебой, чем психа ублажить.

А кто-то окорок свиной готов был предложить.

Сказал рыбак: — попались мне два окуня и сом.

Хотел их потушить в вине… но вдруг раздался гром.

Насторожился люд честной, все смотрят за плетень.

Откуда взялся звук такой в погожий летний день?

Исчадье ада дед Петро сразил из двух стволов.

Когда ружьё есть и патрон, не нужно лишних слов.

А бешеный источник мрака

Подохнуть должен как собака.

Любопытный бармен

В ресторан вошла одна дама как-то раз.

Донага обнажена — как в рожденья час.

— Дай мне водки, истукан, я желаю пить.

Только бармен ей стакан не спешит налить.

— Что ж ты жаждою моришь, смотришь как нахал,

Или обнаженных дам, в жизни не видал?

— От желанья наблюдать, я весьма далёк.

Просто хочется понять, где Ваш кошелёк.

Золушки

Взмахнула фея палочкой своей,

И тыква стала сказочной каретой,

Из насекомых сделан был лакей,

И туфли заискрились ярким светом.

А фея превратила трех мышей,

В коней гнедых, какой то дивной масти,

Что б увести на бал ее скорей,

Чтоб этот бал принес кому-то счастье.

Всё будто в сказке, только я понял,

Что золушки мечтают быть принцессой,

Все грезят угодить на царский бал,

И приоткрыть счастливую завесу.

Но принц один, и полюбил одну

Он в детской сказке, давнею порою,

А все служанки ждут свою весну,

И верят в эту сказку под луною.

И в зеркало глядят по вечерам,

И перья распускают, как павлины,

Мечтают у окошка, по ночам,

Не проворонить топот лошадиный.

Она не видит грязи и золы,

Сидит и ждет, когда случится чудо,

А в горнице не метены полы,

И грудится немытая посуда.

Читают сказку на свою беду,

И тратят жизнь на глупые потуги,

А в это время маются в саду,

Садовники, возничие и слуги.

Им одиноко, ведь невесты их,

О принцах по ночам в саду мечтают,

Служанки не хотят парней простых,

Принцессами себя воображают.

Никто свою судьбу не обойдет,

Но коль мечта наткнется на невежду,

Немало судеб сказка изогнет,

Вселяя в милых золушек надежду.

Птичье счастье

Ворона гордо по небу парила,

Когда однажды, на свою беду,

Увидела как Лебедь белокрылый

Скользил неторопливо по пруду.

Два ангельских крыла, изгибы шеи

Пленяли и захватывали дух.

Что может быть прекрасней и нежнее,

Чем мягкий лёгкий лебединый пух.

С ним в разговор завистница вступает:

— Счастливее тебя, наверно, нет?

— Я счастлив был до встречи с Попугаем, —

Уныло Лебедь говорил в ответ.

— Он сине-красно-розово-зелёный,

Умеет говорить и даже петь.

Могу я рассказать тебе, Ворона,