Калейдоскоп - Илья Бровтман

Сердце сжималось ее, но не знала,

Чем бы сыночку помочь.

Как же ему на Русалке жениться,

Парень мечтал вновь и вновь,

Сделать Ундину обычной девицей

Может большая любовь.

А за скалой, среди желтого плёса

Старая ведьма жила.

К ней, со своим нерешенным вопросом

Доля его привела.

— Нет без Русалки ни жизни, ни счастья,

Как мне себя превозмочь.

И, преклоняясь пред силою страсти,

Взялась колдунья помочь.

— Знаю я зелье — старуха сказала,

Взяв свой волшебный горшок,

— Листьев и трав мне для этого мало,

Нужен любви порошок.

Сделать из сердца любимого можно,

Нет, того сердца теплей.

Только достать мне его невозможно,

Матери сердце твоей.

Сердце ты должен мне теплым доставить,

Что б получить порошок,

В вареве нужно скорее расплавить.

Только бы ты это смог.

Знаю, не каждому это под силу,

Слаб и смешён человек.

Сердце доставишь, с Русалкой любимой,

Сможешь остаться навек.

Долго страдал наш рыбак, колебался,

Выбор всегда тяготит.

Огненный шар в голове разорвался,

Сердце от муки горит.

Все, позабыв, перестав быть собою,

К матери робко идет,

Сердце хватает дрожащей рукою

И из груди достает.

Вот он бежит по лесам и болотам,

С сердцем горячим в руках,

Слезы мешаются с кровью и потом,

С пульса биеньем в висках.

Совесть, как будто его не пускает,

Резко поплыл небосвод.

Сила какая-то ноги хватает,

Тело несется вперед.

Падает он среди леса немого,

Ноги цепляет пенек.

Слышится шепот из сердца родного:

— Ты не ушибся, сынок?

Встав, он несется дорогой лесною.

Вот уже зелье кипит.

Действуют чары, Русалка весною,

К парню в объятья бежит.

Свадебный стол, мёд, вино из бокалов,

Пенистой льется рекой.

Голову милой фата накрывала,

Только нарушен покой.

Сбылись мечты, но у горя во власти,

Грустен рыбак поутру,

Радость не может быть полным и счастье,

Матери нет на пиру.

Слезы с росою осенней сверкали,

Каплей на жёлтом листе.

Грудью припал он в тоске и печали

К серой могильной плите.

Счастье искал он, а что получилось,

Только страдания мрак.

Сердце холодное сильно забилось,

Молит прощенье рыбак.

Матери нам все обиды простили,

Кто ж на детей их таит.

Пусть и жестоко мы с ней поступили,

Мама поймет и простит.

Ласковым словом детишек согреет,

Что этой ласки теплей,

Ведь на земле ничего посильнее,

Нет, чем любовь матерей.

Сын уже вырос, опеки не надо,

Только заботясь, любя,

Мать защищать будет милое чадо

Даже в могилу сойдя.

Мать отделить невозможно от сына,

Помнить мы это должны,

Режут при родах всегда пуповину,

Только с одной стороны.

Пандемия

Скажите, отче, ведь не даром

Короновирусным кошмаром

Бог преподал урок.

Лихое наступило время,

Сто лет не знали эпидемий,

И, наконец, на наше темя

Коварный вирус лёг.

— Да! Не достойны мы прощенья.

У Бога лопнуло терпенье,

Настал расплаты час.

И тут бессильна медицина.

За нашу алчность и гордыню,

За гибель на Голгофе сына

Наказывает нас.

За Нагасаки с Хиросимой,

Освенцим, гетто, гильотины

Суровый суд грозит.

За то, что ад создали сами,

За инквизицию с кострами,

За все грехи под небесами

Нам послан был Ковид.

За Югославию и Чили,

За кровь, в которой утопили

Вьетнам, Афганистан.

Все люди в этом виноваты

И генералы и солдаты.

За это нам грозит расплатой

Неумолимый штамм.

Манил нас блеск, булатной стали.

Мы ратным подвигом считали

Смертоубийства грех.

К чему стремятся наши руки?

Нести народам боль и муки.

Слышны от пуль, снарядов звуки

И Люцифера смех.

Нам бог войны веками снится,

Но мы на Марс хотим стремиться.

А выход лишь один.

Потратив звонкую монету,

Построить мир добра и света.

Но мы на красную планету

С надеждою глядим.

А может, стоит нам, ребята,

О Марсе позабыть когда-то,

Свою, умерив прыть.

Не тратить силы на химеры,

А жить с надеждою и верой.

И перед юною Венерой

Колени преклонить.

Чем путь искать на космодроме,

Не лучше ли в родимом доме

Порядок навести.

Взрываться перестанут мины,

Кнуты искать не будут спины.

Тогда, возможно, и вакцины

Получится найти.

Цена жизни

Стоял мудрец с учеником

На берегу Кусида.

И ждал когда придёт паром,

Любуясь чудным видом.

Вдруг Йог явился на причал,

И всем на удивленье

По водной глади зашагал,

Гордясь своим уменьем.

Вздохнув, сказал мудрец седой

Потомок самураев:

— О! Как прекрасен навык твой, —

Улыбки не скрывая.

— Прожив немало, не видал

Таких чудес на свете.

Как долго навык развивал?

— Всю жизнь. — Факир ответил.

Пришёл паромщик на причал,

И речь, прервав факира,

За переправу плату взял —

По иене с пассажира.

— Ты речку переплыть бы мог, —

Сказал мудрец, — за иену.

Твоей всей жизни, милый Йог,

Назвал паромщик цену.

Реквием

Стучат куранты, как сердца,

В них ощущается усталость,

Уже недолго до конца,

Сосульке плавится, осталось.

Тепло любви и жар потерь,

Сосульку превращают в лужу,

А сохранит ее метель,

Седой Мороз, и злая стужа.

Быть может кто, то предпочтет,

Не раздавать себя капелью,

А я хочу под Новый год,

Свою судьбу вручить апрелю.

Не мудрено прервать полет,

Сосулька жить желает тоже,

Как страшно таять, в Новый год,

Но теплота любви — дороже.

Цинизм

Такое и в кошмаре не приснится.

На площади маньяк рецидивист

Насиловал невинную девицу

Под крик негодования и свист.

Вокруг