Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

Поездка в монастырь совсем не была увеселительной прогулкой, как это могло показаться. Мол, скучающий в ссылке аристократ устал развлекаться и решил вкусить немного духовной пищи. Отнюдь.

— Вроде бы я хорошо подготовился к этому делу…

Он давно уже задумывался над тем, чтобы устроить в Михайловском школу для крестьянских детей. В Свято-Успенском Святогорском мужском монастыре, как раз все для этого и было — хорошие помещения, грамотные учителя. Осталось лишь об этом договориться.

— Игумен Иона батюшка нормальный, понимающий, без лишних заскоков, как я помню. Должен понимать, что от грамотности лишь одна только польза. Время не стоит на месте — все меняется, все движется. Откроем образцовую школу с классами, спортзалом, хорошенько ее пропиарим. Глядишь, Прасковья Александровна тоже у себя откроет. Так постепенно на всю губернию прогремим…

Честно говоря, Александр смотрел гораздо дальше, и эта школа в его селе виделась лишь первой ласточкой. Сейчас, когда у него завелись кое-какие деньги, он заняться тем, в чем и видел свое настоящее призвание. Ведь, он учитель с таким багажом учебно-методических знаний, что на столетия обогнали все сейчас и здесь существующее.

— Эти газетки и журналы, бейлис, косметика для барышень, все это баловство в историческом масштабе. Школа же, как часть современной системы образования, это самое настоящее будущее, плоды которого можно пощупать не через пятьдесят — шестьдесят лет, а уже через семь — восемь лет.

Пушкин грезил о полноценной реформе российской системы просвещения, из которой должно было вырасти нечто совершенно потрясающее для этого времени. Ведь, одна из главных бед страны — отсталость, причем во всех смыслах — была результатом именно убогого образования, которое было доступно лишь избранным, да и то в каком-то усечённом виде.

— Я подготовлю такие учебники, которые никто здесь и в глаза не видел. Поделюсь технологией организации полностью отработанного учебного процесса со всеми его четвертями, контрольными срезами и тестами, урочной системой и индивидуальным подходом. Школа, действительно, станет храмом науки… Мы новых Ломоносовых столько из сел надергаем, сколько никогда и не видели. Нового да Винчи сами вырастим.

Объем предстоящей работы, конечно же, потрясал. Александр прекрасно понимал, что многое может не получится, но надеялся на лучшее. Главное, считал, нужно запустить процесс: наладить работу пары-тройки образцовых школ и показать их миру, чтобы всем стала их неимоверная эффективность и польза для страны.

— Сложно, конечно… А что, лучше сидеть и клепать газеты и романчики на продажу?

Что греха таить, Александра немало тяготило то, что первые его здесь шаги были исключительно потребительскими. Умом он, конечно, понимал, что не мог поступить иначе и доложен был первым делом броситься зарабатывать деньги, чтобы помочь себе и своей семье. Но внутри довольно сильно корил себя за то, что за все это время даже не попробовал хоть что-то изменить к лучшему.

— Будем стараться, а то хорошо здесь устроился. Первый парень на деревне, знаменитость, жена красавица, дом полная чаща… А за околицей дети с голоду пухнут, в соседнем городе на базаре крестьянами, как скотиной торгуют, — во время своего знакомства с Михайловским и подворным обходом он много чего откровенно мерзкого и страшного видел — вареную лебеду в мисках и лепешки из толченой коры, гниющие чирьи на теле рожениц, где ползали желтоватые личинки, детей с громадными, словно надутыми животами. На фоне всего этого фривольная связь прошлого Пушкина с молодыми крестьянками казалась даже нормальной. — Ничего, начнем с малого, а там посмотрим. Москва тоже не сразу строилась… Главное, игумена убедить, а через него и разрешение у Церкви на открытие крестьянских школ выбить.

Одними деньгами такое не провернуть, поэтому Александр загодя приготовил пару очень серьезных аргументов — иллюстрированные азбуку и Библию для детей.

Довольно неплохо рисуя [что интересно, ему удавались как портреты, так и пейзажи], поэт подготовил детский букварь с красочными картинками под каждую букву. Со страниц смотрели улыбающиеся мальчишки и девчонки, премиленькие котятки с ушками торчком, грозные львы с клыками и пушистые елочки. Учиться по такому учебнику и малышу, и взрослому одно удовольствие. Можно было уже сейчас со сто процентной уверенностью предсказывать, что такой учебник вызовет полнейший восторг у ученика. Естественно, не увидеть этого игумен и другие церковные иерархи просто не могли.

С детской библией задумка была гораздо тоньше и еще более многообещающей по далеко идущим последствиям. Этой небольшой книжицей, самым настоящим комиксом из будущего с яркими раскрашенными картинками из Ветхого Завета, Александр хотел показать, как многое в церкви, в обычном богослужении можно сделать проще, доступнее для самых обычных людей от сохи. Такая Церковь станет гораздо ближе к людям, а вера — гораздо сильнее. Ведь, обычный крестьянин грамоту не знает, церковные тексты не читает, старославянский язык богослужения не понимает. Красочные же картинки о жизни Иисуса Христа, его буднях, его чудесах примет «на ура»: будет с блеском в глазах любоваться такой библией, доставать из сундука только по большим праздникам, рассказывать соседям с дрожью в голосе. Такое проявление веры ему особенно понятно и близко. А сколько в стране таких крестьян — темных, забитых?

— Должно же до вас дойти, что с людьми, даже с темными мужиками в глухих мордовских или татарских селах нужно работать — по-настоящему, с огоньком, засучив рукава… Поймете, а не поймете, подскажу, носом ткну…

Прежде чем положить иллюстрированную библию в сумку, Пушкин снова открыл ее, полюбоваться на свое творение напоследок.

— А хорошо все-таки получилось… Венька, стервец, настоящим художником оказался. С красками и кистью так наловчился, что диву даешься. И не скажешь ведь, что еще месяц назад стадо пас и коровам хвосты крутил…

Самый обычный пацан лет пятнадцати, которого Александр однажды приметил, и правда, оказался настоящим самородком. Рисовал так, что завидно было. Страшно было подумать, что могло из него получиться, если его отдать в обучение хорошему художнику. Новый Репин, Айвазовский?

— Все, пора…

* * *

Псковская губерния, Свято-Успенский Святогорский мужской монастырь

Игумен Свято-Успенского Святогорского мужского монастыря отец Иона несмотря на свою неказистую, нисколько не степенную внешность — низенький рост, излишнюю полноту и простоватое лицо — имел славу жесткого, властного руководителя. Все его приказания выполнялись едва ли не бегом, а накладываемые им послушания — с особенным старанием. Когда он выходил из кельи во двор монастыря, то незанятые монахи тут же начинали изображать усиленную деловитость, а прихожане, вообще, старались ему на глаза лишний раз не попадаться. Словом,