История спасения - Елена Другая

Освенцим. Четыре часа тридцать минут утра.

Стефан Краузе, заместитель коменданта лагеря смерти, стоял на деревянном помосте недалеко от платформы, на которой выгружался состав с новыми узниками. Дул пронизывающий, холодный ветер, от которого плохо защищала даже добротная шерстяная шинель. Рядом со Стефаном стоял его секретарь, Маркус Ротманс, и монотонным голосом объяснял ему, что происходило вокруг.

— Сейчас они все выйдут на платформу, — говорил он негромко, но с четкой и безупречной дикцией, — и будет проведена селекция. Это означает, что мужчин отделят от женщин и детей, затем всех построят в две колонны. Далее их проведут на обработку, помоют в душе, остригут волосы, нанесут каждому татуированный номер, а потом выдадут одежду и определят в барак. Но такая участь ждет не всех, а примерно десятую часть. В лагере оставят лишь трудоспособных. Пожилые, дети, инвалиды будут сразу же отправлены в газовые камеры, а потом сожжены в крематории.

— А это кто?

Стефан указал на человека средних лет в кожаном плаще, который озабочено ходил между прибывшими. Краузе находился в лагере только шестой день, поэтому еще почти никого не знал и мало что видел. При выгрузке узников он присутствовал впервые. Маркус, который служил здесь уже год, вводил его в курс дела.

— Это всеми уважаемый главный врач лагеря, Йозеф Менгеле. Сейчас он проведет первичный осмотр груза и отделит слабых, старых, больных и малолетних от тех, кто в состоянии работать. У него это ловко получается, господин офицер!

Монотонный голос Маркуса успокаивал нервы. Стефан поежился от холода. Нужно было выпить коньяка перед выходом из дома, да не догадался. Он вскинул голову и посмотрел на круглосуточно дымящую трубу крематория, в котором сжигались трупы. Привыкнуть к специфическому запаху, которым пропиталась вся округа, казалось, было невозможно.

Офицер вздохнул. Зачем он стоял здесь, чего хотел? Он пристально вглядывался в лица евреев. Может, искал среди них того, одного единственного? Он всматривался в лица прибывших, несмотря на то, что умом понимал абсурдность своих попыток. Найти Мойшу, друга его детства, было нереально. Сердце подсказывало, что его давно нет в живых.

Менгеле продолжал деловито ходить по платформе, отделяя одних людей от других. Стефан обратил внимание, что доктор приказал выстроить в одну шеренгу молодых парней и девушек.

— А сейчас что он делает? — спросил Стефан у Маркуса через плечо.

— Не могу знать, господин офицер! — в недоумении воскликнул секретарь. — Кажется, он заинтересовался подростками. Но с какой целью — это может знать лишь сам гений.

Стефану стало интересно, и его потянуло туда, вниз, на платформу. Маркус уныло следовал за ним, в мыслях проклиная своего начальника за то, что он уже битый час держал его на холоде. Он шмыгнул носом, напоминая, что в лагере есть более теплые и уютные места, чем промозглая лагерная платформа.

— Господин офицер! — закричал Менгеле, увидев Стефана, и расплылся такой счастливой улыбкой, словно встретил родственника.

— Стефан Краузе, заместитель коменданта, — на всякий случай представился офицер, так как его еще мало кто знал в лицо.

— Вы очень похожи на своего брата, господина коменданта лагеря! — восторженно сказал Менгеле, разглядывая его с живым интересом. — Редкостное генетическое сходство. На сколько лет он старше вас?

— На восемь, — пробормотал офицер, поражаясь фамильярности врача.

Но, очевидно, гениям позволено все. Надо полагать, встреть Менгеле самого Гитлера, так же у него осведомился бы, имеются ли у фюрера братья, и насколько они похожи между собой. Но Менгеле уже отвлекся от него и вывел из строя подростков — юношу и девушку.

— Взгляните, господин офицер, что вы можете сказать об этой парочке? — запальчиво спросил он.

Стефан решил, что это, без сомнения, интересный, но явно сумасшедший человек.

— Они — евреи, — тихо ответил он.

Этот вывод сделать было нетрудно, так как привезли целый состав евреев, и у всех на одежду были нашиты желтые звезды.

— Да, это верно. Но! Посмотрите внимательней, вы ничего больше не замечаете?

— Нет.

Стефан понял, что окончательно околел и нужно было уходить. Да еще и разболелись пальцы на ногах, обмороженные на восточном фронте.

— Это — близнецы! — ликующе сообщил Менгеле и победоносно посмотрел на Стефана. — Позже я расскажу вам, для чего они мне нужны. Думаю, у нас еще будет уйма времени!

— Непременно, — бросил ему офицер.

На данном этапе жизни в лагере его меньше всего интересовали еврейские близнецы и медицинские эксперименты доктора Йозефа Менгеле.

Взгляд его невольно остановился на еврейском юноше. Тот стоял рядом с сестрой, склонив темноволосую, кучерявую голову, сжимая в руках небольшой чемоданчик. Неожиданно юношу толкнули, он встрепенулся и на миг сверкнул взглядом, озираясь вокруг.

Стефан имел возможность рассмотреть его тонкую шею, точеный овал лица. Его глаза, которые он, впрочем, быстро вновь опустил, бросив тень на бледные, чуть впалые щеки от невероятно длинных ресниц, имели зеленоватый оттенок.

— Как тебя зовут? — внезапно спросил Стефан, воспользовавшись тем, что Менгеле на какой-то момент отвернулся.

— Равиль. Равиль Вальд, господин офицер, — ответил юноша, не поднимая головы.

На какие-то секунды офицер перестал что-либо видеть и слышать, время как будто остановилось. Он полностью сосредоточился на этом прекрасном видении, как будто повеяло свежестью. Значит, Равиль Вальд.

И вдруг жестокая реальность резким гудком паровоза вырвала его из грез, и опять нахлынули шум, вонь, топот человеческих ног, плач детей, крики охранников.

Узников погнали с платформы в сторону лагерных строений. Стефан пошел к автомобилю, который ему выдали. Они с Маркусом сели на заднее сидение.

— Вы уже выбрали себе слуг, господин офицер? — напомнил секретарь.

Нет, не выбрал. Стефан не мог здесь дышать, с трудом ходил и думал. Он никак не мог принять то, что оказался в этом аду, лагере смерти, из которого не было выхода никому. Только через трубу. Осознание этого угнетало. Но, бесспорно, необходимо было как-то встряхнуться, чтобы наладить свой быт.

Пол в коттедже, где он поселился, был истоптан сапогами, у него осталась лишь пара свежих сорочек, да и камин никак не растапливался. Уже который день он ложился в ледяную постель в холодном и грязном доме. Одному было одиноко и беспокойно, накатывала жуткая тоска и воспоминания о Мойше, которые не давали заснуть.

— В лагере мало немецких узников, — продолжал, словно радио, информировать Маркус. — В основном их доставляют сюда именно для того, чтобы они работали слугами в офицерских домах. Мы можем заехать в женский блок, а потом в мужской.

— Сколько слуг я могу взять? — спросил Стефан.

Он не знал причину, по которой задал этот вопрос. Возможно, просто заинтересовался, какими возможностями здесь можно