История спасения - Елена Другая

И он пронзил Стефана таким негодующим взглядом, будто тот сравнял с землей всю его лабораторию.

— Доктор Менгеле! — Стефан потерял всякое терпение. — Прекратите портить мне настроение! Как будто эти близнецы — последние евреи в этом мире! Неужели мы будем ссориться из-за таких мелочей? Я обещаю больше не лезть в ваши дела и близко не подходить к вашей клинике. А также, если позволите, я хотел бы преподнести вам бутылочку самогона.

— Настоящего самогона? — поразился Менгеле, который любил не только убивать, но и как следует выпить. — Русского? И где вы его раздобыли?

— Я же приехал с восточного фронта, — напомнил Стефан. — Так что завтра ждите меня с презентом.

Менгеле радостно закивал, и даже взял Стефана под руку, в момент записав его в лучшие друзья. Они вместе дошли до столовой, оживленно беседуя о расовых различиях, генетическом скрещивании и предельных возможностях человеческого организма. Стефан был не особенно этим доволен, гораздо спокойнее ему жилось, когда они с Менгеле были в ссоре, а теперь опять приходилось выслушивать его болтовню, которая порой элементарно портила аппетит.

Поужинав, он прихватил из общей вазы четыре яблока и печенье, засунул их в карманы шинели и, напевая себе под нос триумфальный марш, потопал домой. Во дворе на него с рычанием бросилась огромная овчарка. Стефан вздрогнул от неожиданности, открывая калитку, ведь он уже и забыл про нее, благо зверюга оказалась посаженной на цепь. Следовало немедленно установить контакт. Он присел перед собакой, какое-то время говорил с ней, потом угостил кусочками печенья и грозно прикрикнул, чтобы больше на него не смела лаять.

Он сегодня кошмарно устал, а ведь его ждал Равиль. Вернее, конечно же, не ждал, это сам Стефан бредил их встречей. Проходя мимо комнаты юноши, которую парень делил с Карлом, он заглянул в нее. Равиль лежал на кровати и спал. Честное слово, как у себя дома. Стефан улыбнулся и тихонько подошел ближе. Парень лежал поверх одеяла, весь такой нежный, теплый и вкусный, так и хотелось навалиться, помять и овладеть им. На офицера внезапно накатило такое сильное возбуждение, что даже зубы заломило. Он чуть не согнулся напополам от волны желания, которая разлилась по телу. Вот же черт! Он протянул руку и погладил еврея по трогательно беззащитной голове.

— Просыпайся, Равиль. Пришел твой хозяин. Ты хорошо помылся? Сейчас я это проверю!

5. Достойный отпор.

Равиль прилег, как ему казалось, всего лишь на минуточку, в надежде хотя бы на миг прикрыть глаза и немного расслабиться. Он был полностью вымотан и опустошен жуткими трагедиями, которые произошли в последние дни. Сначала расстрел родителей у них с сестрой на глазах, так как старики отказались покинуть гетто, потом утомительный путь в неизвестность.

Их везли в тесном вагоне, где нельзя было даже присесть; совсем не кормили. Поезд по неведомым причинам надолго останавливался, и это было еще хуже, чем если бы они продолжали ехать. Равиль и Ребекка были уверены, что их отправят в какой-нибудь молодежный трудовой лагерь. На это они надеялись до самого конца пути, пока не попали в Освенцим.

Увидев, что здесь творилось, Равиль не поверил своим глазам. Просто в голове не укладывалось, как можно было уничтожать людей вот таким жутким способом. Старых и больных убивали сразу, а все, кто моложе и крепче, должны были работать, пока не упадут замертво или же не исхудают до состояния скелетов.

Человеческая масса должна была приносить пользу, служить на благо Рейха, пока не выработает себя, и лишь потом уничтожаться. В этом была вся страшная суть данного чудовищного и античеловеческого замысла. Живые завидовали мертвым, ведь те погибали сразу, по прибытии в лагерь, ничего не поняв, практически без мучений. И спастись от этой судьбы было невозможно. Грязь, антисанитария, голодное существование, болезни, дикий холод, непосильный труд под прицелами автоматов — вот что ждало тех, кого временно оставляли в живых.

И правил, которые позволяли бы выжить, — не существовало. Все, чему учил Равиля его отец, владелец крупного антикварного магазина, а именно: быть внимательным, прозорливым, сметливым, стремиться нравиться людям, но одновременно не действовать себе в убыток — все это здесь оказалось полностью бесполезным. Другой мир — другие законы.

После того, как они с сестрой прошли обработку (их помыли, обрили, набили номера, выдали какие-то тряпки вместо одежды) они прошли через весь лагерь до самой больницы, и за этот час увидели все: колонны тощих людей, горы трупов, продуваемые ветром насквозь бараки вместо жилищ. На фоне всего этого толстомордые нацисты со своими лоснящимися от сытости собаками выглядели более чем преступно.

Равиль сразу понял, что придется приспосабливаться. Но как? Как им с Ребеккой устроиться здесь, чтобы не попасть в общую кучу трупов, которые сваливали на грузовики с красными крестами и куда-то увозили? Спросить было не у кого.

Новый день дал надежду. Доктор Менгеле произвел на них хорошее впечатление чуткого и доброго человека. Он очень внимательно и подробно расспросил Равиля, чем они когда-либо болели, были ли операции, есть ли на что-то аллергии. Разговаривал он вежливо, даже ласково, успокоил их, сказал, что теперь они в безопасности.

Правда, их не покормили, а Равиль зверски хотел есть, ведь в дороге они пробыли три дня, и на протяжении всего этого времени ничего не получали. У него в кармане нашлись семечки и несколько конфет, но все это он скормил голодному пацаненку лет шести, который в вагоне оказался рядом с ним, жадно хватал его пальцы губами, словно птенец, преданно заглядывая в глаза. Как тут положишь что-то себе в рот?

А потом их с Ребеккой разместили в разных палатах и поставили какие-то капельницы, как сказал доктор, — питательные. Равилю хотелось верить в завтрашний день, что все будет хорошо, хотя он совершенно не понимал, почему они с сестрой оказались в больнице и для каких целей могли понадобиться доктору, ведь они абсолютно здоровы. Но тот часто забегал, суетился, проверял их состояние, в общем, проявлял искреннюю заботу и был необыкновенно радостным и воодушевленным. Равиль так устал, что ему не хотелось ни во что вникать, и он просто доверился этому человеку.

И тут появился этот немец. Он выдернул Равиля из-под одеяла и приказал идти за ним. Хуже всего было то, что увели его одного, а Ребекку оставили. Но, может, это и к лучшему?