Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, литература никак не может разочаровать, наоборот, очаровывает, но есть мечта, послать работу и перечитывать и читать по своему выбору, впрочем, без прозы Пушкина, Гоголя, Лескова, Диккенса, Стерна, Честертона, Киплинга, Томаса Манна, без сказок, все равно каких, без огромной многотомной саги Клэвела («Сегун», «Тайпэн» и др.), заменившей мне в пасмурные дни надоевших до икоты «Трех мушкетеров», редкий год обходится.
Кроме работы на радио, вы пишете и для журналов. Например, интересный проект – журнал The Prime Russian Magazine. У нас много вроде бы, но все равно не хватает нормальных научпоп изданий. Что вы посоветовали бы из периодических изданий?
Мне сильно не хватает журнала типа «Русский репортер», журнала, обращенного к человеку, с отличным бильд-редактором, отправляющего авторов в разные части страны и света, с физиологическими очерками, которые почти разучились писать, с писателями, выступающими наблюдателями действительности. «РР», кстати, тоже меня не сильно устраивал, но и «джентельменский набор» СМИ, как бумажных, так и электронных меня не устраивает совсем. Время такое, что все разбились на кучки – элитарные или не очень, замкнулись в своих мирках, правда, откликаться на горячие события современности откликаются, но часто видна натужность и слепое подчинение идеям сообщества. Бунтарей–леваков, типа Prime это тоже касается. Старого «Коммерсанта», «Итогов», «Отечественных записок» начальных годов нет, и, похоже, не предвидится. Информацию приходится собирать по крупицам, просеивать и выбраковывать и это раздражает невероятно. С другой стороны, так же мы жили в позднем СССР, читали меж строк, собирали информацию, делились ею, но времена нельзя сравнивать, они всегда иные, ибо нельзя дважды вступить… Что нельзя отменить, так это желание думать и рефлексировать самому, впрочем, мы этим всегда занимаемся, даже в самые благоприятные времена.
Да, приходится заниматься «аналитикой открытых источников информации», отсеивая идеологическую «позицию» издания и самому доосмысливая факты… В «Крепости», среди другой критики современности, вы пишете о том, что от современной реставрации памятников древности веет «мертвечиной», вместо вдумчивого восстановления – «леденцы лепят». Есть ли положительные примеры?
Есть. Настоятельский корпус в Борисоглебском монастыре Торжка, например, но это не отменяет тенденцию. Реставрация – дело более выгодное даже, чем строительство. Коэффициент, введенный в свое время на кладку кирпича, обточку кирпича, на все виды работ, делает реставрацию заманчивой для прохиндеев. Коэффициент и был введен для неспешной, научной и вдумчивой работы, но сегодня крупные фирмы, научившиеся выигрывать тендеры на производство работ, стремятся освоить большие деньги быстро, руками дешевых, не обученных специально гастарбайтеров, а те, кто умеет реставрировать в таком «противоборстве», оказываются отжаты деньгами и связями – в результате мы видим загубленный Изборск, Новодевичий и прочее, прочее… Правда, сажая замминистра культуры в СИЗО, сажающие, похоже, метили не в него, а в того, кто над ним, но «работы» организации пришлось предать гласности – зеленые стены изборской церкви всякий смог лицезреть воочию. Это долгий разговор – отдельная тема, и я ее не избегаю, но она требует бОльщего пространства разговора. Тут и проблема потери кадров – в 90-е многие архитекторы ушли из профессии, кормить семью и строить «типовые проекты загородных замков», и общего оскудения культуры, когда во главу угла ставятся деньги и только деньги. Любое культурное строительство не терпит спешки, требует знаний и навыков, то есть, опять мы возвращаемся к проблеме кадров – люди – вот главное достояние страны, умные, образованные и свободные в своих устремлениях, их не хватает, мы все еще «на турецкой перестрелке».
Моммзен говорил «Историк обязан, подобно Богу, любить всех и вся, даже самого дьявола». Вы же в связи с теми же деревенскими пишете, что у них было двойное кредо – жесткость и жалость. «Жестокость жизни была здесь нормой, ее переживали, как проживали очередной зимний день, тусклый и короткий, прожевывали и выплевывали, как ненужную шелуху. Выговорившись и пожалев очередного бедолагу, качали головами и расходились по домам. Жалость вошла у них в привычку, спасала сердца от чрезмерного огрубления и больше всего походила на стандартные переживания плохих актеров в сериалах, жалость вмещала в себя как впитанное с молоком матери сострадание, так и ей же завещанное чуть презрительное принятие неменяющихся, бесхитростных законов этой сучьей жизни. Жалея кого-то, всегда и в первую очередь жалели самих себя, что было заменой ласки, утерянной, оставшейся в далеком, безвозвратно ушедшем детстве». А чего больше, на ваш взгляд, в нашей жизни – жесткости или жалости? Потому что возрастание внешней цивилизованности, толерантности, уровня жизни и т.д. сопровождается сейчас по всему миру, как мне кажется, ростом дрожжей злобы…
Любить дьявола нельзя, чушь это, для красного словца, его надо понимать, изучать, рассматривать. Злоба всегда есть, она присуща человеку, как и добро, только она всегда сидит под камушком, затаившись. Очень опасно выпускать ее наружу, давать ей выход, придумывая врага. Вот сделали врагом турок, теперь замирились, все рванули на курорты, а злоба осталась. Злоба рождает только более сильную злобу. Простите за банальность, но вы своим вопросом спровоцировали меня на такой ответ. Разозлили, если хотите.
Одно дело разъярить войско перед сражением, чтоб ярость благородная вскипела, как волна, чтоб шли в бой без страха, на белом калении (смотри
