Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

отношение к покоренным – вперед идут завоеванные и ложатся в ров и мостят его мертвыми телами, как фашинами – вязанками хвороста.

И еще – прекраснодушие героя не означает прекраснодушие автора. Мальцов – фигура уходящая, со всеми вытекающими. А деревня не просто умирает – она меняется, приспосабливается, пространство деревенское сужается, а в деревенских домах теперь живут по большей части пенсионеры и дачники. И в этом нет беды.

Дачная жизнь, как я вижу, тоже сильно поменялась – не только внешне, но и внутренне (все за глухими металлическими заборами, никто не общается, как раньше семьями). Как археолог, историк и автор путевых заметок вы наблюдаете жизнь и в других городах. Какова ситуация там? Ведь фокус внимания таких очень интересных наших авторов, как Л. Юзефович, Д. Данилов, Р. Сенчин, А. Гаврилов, как раз все больше обращается опять же «от Москвы» к провинциальным городам…

Глухие заборы были еще в Новгороде Великом, высокие дувалы строили и в Бухаре, сохранившей частично свой средневековый облик в микрорайонах-махаллях еще на моей памяти. В Европе забор лишь фиксирует, отчерчивает пространство собственности, он не высок, порой по щиколотку, но факт налицо – людям везде необходимо подчеркнуть и обнести оградой свое владение. Высота забора – показатель неуверенности, с одной стороны, с другой – сильная тяга к приватной жизни. Вы верно схватили маркер – высокие заборы как бы перечеркивают то, что было, коллективное прошлое, а что до того, что порой крайне уродливы, так и строения девяностых – трехэтажные «дачные замки на большую семью» (из рекламного проспекта) – отражают стремление ухватить скорее, побольше и навсегда. Кстати, чтоб быть честным. Напомню – в СССР наиболее крутые адвокаты шли в цивилисты. Даже в сталинские годы удавалось отсудить свою жилплощадь, на которую пытались пролезть прохиндеи из НКВД, отправившие на Воркуту главу семьи. В уголовном праве закон зачастую не работал, в праве на жалкие метры – скорее наоборот, работал. Ведь не забыты нами многосемейные коммуналки, хрущобы, хрущевские законы о строительстве в деревне домов не более чем 6х6 м. Люди, мечтавшие о просторном и большом, дорвавшись, принялись строить-строить! И, конечно, тут важен эффект статусности, каждое подобное строение нувориша словно кричит: «Смотрите, я тоже Собакевич!» Архитектора, правда, почти никогда не зовут, а если и нанимают, то просят от него колонн и башенок, но и это, увы, совершенно понятно. Сталинские дворцы культуры, кстати, тоже строились с оглядкой на барские имения. Что до походов в гости – тут все по-разному, конечно. Существует еще и взаимовыручка соседская, и посиделки вечерние на лавочке, в тех деревнях, которые еще не забыли, что они – деревни. Дачные поселки – абсолютно иное явление, здесь и только здесь, как нигде, утвердилась маленькая, но тщательно охраняемая приватность. Но, чем дальше от Москвы, от больших городов – все по-прежнему, только обязательные тарелки «Триколора» под коньком на старых домах – грезить с Animal Planet научились сразу, и это тоже понятно – сидеть в занесенной снегом избе и наблюдать за жизнью потешных сурикатов в жаркой Африке, кому ж такое не по нраву – весь мир на этой игле.

Мы вступили в новое время, где скорость общения, скорость передвижения, стертость границ переиначивают людей, в первую очередь детей. Изменились и интересы. Мода. Книгу сильно подвинули сериалы, стрелялки и музыка из доступных любому наушников. Я не вижу в этом катастрофы и не бурчу обиженно на весь новый свет, как некоторые мои герои. Магия слов никуда не делась и деться не может, а, значит, и книги будут нужны людям, тем, кто и раньше нуждался в неспешном общении с энергией ушедших и современников, особой энергией, которой обладает только вечно живое слово.

Книга посвящена памяти вашего отца – М. Х. Алешковского, исследователя древнерусских летописей и археологов. Расскажите, пожалуйста, о вашей семье, роде.

Отец был очень крупным ученым – он успел много сделать, хотя ушел очень рано, в сорок с небольшим. Главное – расшифровка стратиграфии «Повести временных лет» – он перехватил эстафету у великого А. А. Шахматова – историка начала XX века, и в этом вопросе никто пока дальше глобальных открытий отца не продвинулся. Как археологу ему не давал работать – т.е. копать памятники академик Б. А. Рыбаков, питавший к нему личную неприязнь, известный в свое время обскурант и антисемит. Папа начал работать в реставрационных мастерских, куда меня взяли, конечно, памятуя о нем. Еще он работал в Новгородской экспедиции, причем, находил нестандартные решения, копал вал и ров Окольного города, вал Детинца – в результате родилась совместная с В. Л. Яниным статья о происхождении Новгорода. Мама всю жизнь проработала в Государственном историческом музее археологом, вышла на пенсию два года назад в 80 лет. Дед Недошивин Герман Александрович преподавал на кафедре искусствознания в МГУ, был одним из основателей института теории и истории искусства в Козицком. Бабка проработала жизнь в Третьяковке, занималась последнее время жизни Н. Н Ге. Ее дед – Николай Юрьевич Зограф был профессором Московского университета, биологом, основал на земле своего имения биостанцию Глубокое озеро, она существует и сейчас, студенты-биологи проходят там летнюю практику. Он же в конце жизни стал первым директором Московского Политехнического музея. Можно бы и поглубже, но что-то неохота. Деда Ефима – со стороны отца не знал, он умер до моего рождения. Знаю только, что воевал на всех войнах, начинал с Гражданской, потом на Белофинской, Отечественной, которую закончил уже в Маньчжурии. Вышел в отставку майором в Литве. Как ни уговаривали сослуживцы, отказывался служить дальше, погоны ему надоели. Через два дня, после отъезда их семьи, по воспоминаниям семейным, гарнизон вырезали лесные братья. Бабушку помню смутно – была добрая, начинала учиться в МГУ на мехмате, но с рождением детей дело это бросила. Закармливала меня клубникой с огорода и вкусным бульоном.

У меня сложилось впечатление, что вы читаете много по истории, по тем же летописям. Не разочаровывает ли нынешняя художественная литература (vs. non-fiction)? Какие вообще яркие книги встретились в последнее время?

Стараюсь держать руку на пульсе. Постоянно выходят очень интересные и важные книги, в том числе по истории. Плюс – профессиональный интерес – с 2000 года веду передачи на «Радио России» и «Радио Культура» о книгах. Часто прочитать, что хочется, не получается, приходится лопатить то, что лежит горами на большом столе. Если в год появляются пять отличных книг, я считаю год успешным. Всегда с особым вниманием слежу за издательством «Ивана Лимбаха» – они, например, издали несколько важнейших книг Хёйзинги, впрочем, когда во всем