Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

В головах и в ногах Loculus’а были железные кольца, с помощью которых его можно было поднимать.

Подняв затем Loculus и Тело, они понесли его к Алтарю, и я тоже протянул мою грешную руку, чтобы помочь нести. Однако Аббат приказал, чтобы никто не смел приближаться, кроме вызванных им. И Loculus был помещен в Раку, и доска, на которой он стоял, была помещена на свое место, и Рака, таким образом, была в то время закрыта. Мы все думали, что Аббат покажет Loculus народу и будет снова выносить Священное Тело в известные минуты Праздника. Но в этом мы горестно ошиблись, как показывает нижеследующее.

Ибо на четвертый день Праздника, когда весь Монастырь пел Completorium49, Владыка Аббат переговорил наедине с Ризничим и Вальтером Врачом. Они постановили назначить к полуночи двенадцать человек из Братии, достаточно сильных, чтобы нести боковые доски Раки, и достаточно искусных, чтобы разобрать и снова собрать их. Тогда Аббат сказал, что его всегдашняя молитва была о том, чтобы взглянуть когда-нибудь на Тело своего Покровителя, и что он желает, чтобы Ризничий и Вальтер Врач были с ним. Двенадцать назначенных Братии были следующие: два Аббатовых Капеллана, два Хранителя Раки, два Брата при Облачении и, кроме того, еще шестеро, именно: Гуго Ризничий, Вальтер Врач, Августин, Уильям из Дайса, Роберт и Ричард. Я же, увы, не был в том числе.

Когда затем все в Монастыре уснули, эти Двенадцать, облаченные в стихари, вместе с Аббатом собрались у Алтаря, и, отняв одну доску у Раки, они вынули Loculus. Они поставили его на стол, близ которого Рака обыкновенно находилась, и приготовились отнять крышку, которая была прикреплена к Loculus’у шестнадцатью очень длинными гвоздями. Когда они с великим трудом исполнили это, все, кроме двух вышеназванных избранников, получили приказание отступить назад. Только Аббат и эти двое удостоились взглянуть. Святое Тело так наполняло собою Loculus, что с трудом можно было бы пропустить даже иглу между главою и деревом или между стопами и деревом. Глава была присоединена к телу и немного приподнята на небольшой подушке. Но Аббат, близко всмотревшись, увидал сперва шелковую пелену, покрывавшую все тело, и затем – полотняную пелену чудной белизны, – а над главой был распростерт небольшой полотняный плат и затем другой – небольшой и тончайший шелковый плат, как если бы то было покрывало инокини. Сняв эти покровы, они увидали, что Святое Тело все обвито полотном, и таким образом наконец обозначились его очертания. Но здесь Аббат остановился, говоря, что не дерзает продолжать дальше и узреть святую плоть нагою. Взяв главу обеими руками, он, со многими вздохами, сказал так: «Преславный Мученик, святой Эдмунд, да будет благословен час, когда ты был рожден! Преславный Мученик, не обрати мне на погибель, что я дерзнул прикоснуться к тебе, я, несчастный грешник. Ты знаешь благоговейную любовь мою и намерения ума моего». И, продолжая, он прикоснулся к очам и к носу, который был весьма крупен и выдавался вперед; и затем он прикоснулся к груди и к рукам. Подняв левую руку, он прикоснулся к перстам и поместил свои пальцы между священными перстами. И, продолжая, он увидел, что стопы держатся так твердо, подобно ногам человека, умершего вчера. И он прикоснулся к пальцам ног и сосчитал их.

И затем было решено, что и другие Братия должны быть позваны вперед, дабы увидеть сие чудо. Вследствие чего эти десять приблизились, а вместе с ними – шесть других, которые проникли тайно, без согласия Аббата, именно: Вальтер от св. Альбана, Хью Больничник, Джильберт, брат Приора, Ричард из Хенхэма, Джоселлус, наш Келарь, и Терстан Малый. И все они видели Святое Тело, но один только Терстан протянул руку и коснулся колен Святого и стоп его. И дабы было обилие свидетелей, один из наших Братий, Джон из Дайса, сидел на кровле Храма со служителями Ризницы и, наблюдая сверху, ясно видел все это».

Какое зрелище! Оно светит, ярко блестя, как лампады св. Эдмунда, сквозь темную Ночь; Джон из Дайса, со служителями Ризницы, взбирается на кровлю, чтобы наблюдать сверху, – и весь Монастырь спит, и вся Земля спит, и с тех пор еще Семь Веков Времени по большей части отошли ко сну! Да, вполне, несомненно, это – пострадавшее в мучениях Тело Эдмунда, лендлорда Восточных Графств, который, поступая со всем ему принадлежащим благородно и так, как он считал лучшим, был убит три века тому назад. Благородный трепет окружает память его, символ и начало многого другого, истинно благородного.

Но не дошли ли мы теперь до очень странных новых степеней Почитания Героев здесь, в маленькой Церкви Хемпдена, с вынутыми перочинными ножами и двенадцатью могильщиками с блоками? Приемы людей в Почитании Героев – это подлинно самый внутренний факт их существования, и он определяет все остальное – в общественных избирательных собраниях, частных гостиных, церкви, на рынке – вообще где бы то ни было. Если вы имеете истинное почитание и, что, в сущности, нераздельно, почитаете настоящего человека, то все хорошо. Имеете лжепочитание и, что также отсюда следует, поклоняетесь не настоящему человеку, и тогда все дурно и ни в чем нет ничего хорошего. Увы, когда Почитание Героев обращается в Дилетантизм и все, кроме Маммонизма, делается пустой гримасой, то сколь много в таком случае на этой в высшей степени суровой Земле приходит в разрушение и неудержимо идет к роковой гибели! И ни один человек уже не бросает взгляда на эти запустелые, праздно лежащие развалины!

Наконец, так как уже ни один небесный «Изм» не нисходит более на нас, «Изм» с противоположного конца поневоле поднимается кверху. Ибо Земля, говорю я, есть суровое место. Жизнь – не гримаса, но в высшей степени серьезный факт. Поэтому, так как под влиянием всемирного Дилетантизма, уже много оказалось обнаженным, т. е. оказались обнаженными не только души людей, но самые их тела и кладовые, и жизнь сделалась уже невозможной, то все доведено до отчаяния, снова подпало под железный закон Необходимости и голого Факта. Чтобы усмирить Дилетантизм и поразить его, сжечь его преисподним огнем, возникает Чартизм, а потом Голоспинизм, так называемый Санкюлотизм! Да отвратят боги и те непочитаемые герои, которые еще остаются среди нас, – да отвратят они печальное предзнаменование!

Но как бы то ни было, мы видим, что Loculus св. Эдмунда снова благоговейно покрыт шелковыми и полотняными пеленами. Крышка снова прикреплена своими шестнадцатью старинными гвоздями, и все обвито новым драгоценным шелковым покровом – даром Губерта, Архиепископа Кентерберийского. Сквозь слуховое окно Джон из Дайса видит, что Loculus поставлен на свое место в Раку и доски этой последней снова должным образом прикреплены, причем туда помещены соответствующие пергаментные документы. Теперь Джон со своими служителями Ризницы может спуститься с крыши, ибо все окончено, и весь Монастырь пробуждается к утрене. «Когда мы собрались к утренней службе, – говорит Джоселин, – и узнали, что было сделано, нас всех обуяла грусть, что мы не видали всего этого, и каждый говорил сам в себе: «Увы, я был обманут». По окончании утрени Аббат призвал всю Братию к большому Алтарю и, кратко рассказав о происшедшем, объяснил, что было не в его власти и не было позволительно или прилично пригласить нас всех к созерцанию такового. Услыхав об этом, мы все возрыдали и со слезами воспели «Те Deum laudamus» – и поспешили звонить в колокола на Хорах».

Глупые тупицы! Почитать таким образом мертвое Тело св. Эдмунда? Да, брат мой! И однако, в конце концов, кто знает, как надо почитать Тело Человека? Оно – явление, наиболее достойное почитания в этом подлунном мире. Ибо Сам Господь Всевышний живет видимо в этой мистической непостигаемой Видимости, которая называет себя на земле «я». «Преклонение перед людьми, – говорит Новалис, – есть почитание, оказанное этому Откровению во Плоти. Мы осязаем Небо, когда кладем нашу руку на человеческое Тело». А Тело Умершего – храм, где некогда была Душа Героя и где теперь ее уже нет! О, все тайны, вся жалость, весь немой трепет и изумление, Супернатурализм, открытый для самых тупых; обнаруженная Вечность и адская Тьма, Царство Высшего Света – все это соединилось здесь или это нигде не существует! Зауэртейг говаривал мне своим особенным тоном: «Канцелярская судебная волокита, правосудие, даже правосудие только в денежных делах, – в котором человеку отказывают, несмотря на все его жалобы, пока в поисках за ним не пройдет двадцать, сорок лет его Жизни. Похороны перед толпой Зевак, Смерть, почтенная гербами, конскими хвостами, полированной медью и безучастными двуногими, несущими длинные шесты и черные шелковые лоскуты, – не суть ли эти два вида почитания, почитание Смерти и Жизни, – удивительная пара видов почитания у вас, Англичан?»