Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

их с ног и повесил на ножную перекладину. Куртка… пусть пока так и лежит. Одеяло… тоже, не холодно. Одеяло хорошее, как те, что были на выпасе, не протёртое. Ладно. Он лёг, вытянул гудящие ноги – с чего бы это, ведь не ходил, а сидел, но ломит – и стал есть. На третьем куске покосился на соседнюю койку. Мартин опять потолок рассматривает. Если запсихует…

– Тебя о чём спрашивали, Мартин?

– Как всех. Что, да кто, да когда, – неохотно ответил Мартин.

– Слушайте, – подал вдруг голос Башка. – Все слушайте. Мартина мы насильно увели. Понятно?

И сразу откликнулись из разных концов камеры:

– Точно.

– Ага, дело.

– Идёт.

– А если спросят: зачем? – задумчиво спросил Арч.

– Как заложника, – ответил Эркин. – И на завале его для этого держали. Прикрывались им.

И опять пошло по камере:

– Правильно, Меченый.

– А так он не при чём.

– Ну, понятное дело.

– Спасибо, парни, – ответил Мартин. – Но не надо. Я сам за себя отвечу. Перед Богом у меня одна вина. Поздно начал этих гнид давить, дураком был. А на людской суд мне накласть.

– Так ведь…А шлёпнут если? – неуверенно сказал кто-то.

– Плевать, – спокойно ответил Мартин. – Здесь у меня никого нет, а там мне есть с кем встретиться.

Эркин дожевал хлеб, вытянулся в полный рост на спине и стал гонять по телу волну, напрягая и распуская мышцы. Он боялся заснуть и увидеть всё заново.

Алабама

Графство Эйр

Округ Кингслей

Коттедж № 3715

Элли размешала молоко с яйцами и ещё раз заглянула в книгу. Разумеется, она умеет готовить. Как все женщины. Но не более. Хорошо, что Джимми в этом плане нетребователен. Но специальное питание – это нечто малознакомое. Весьма муторное. И, к сожалению, необходимое. Теперь взбить, вмешать немного сливочного масла и сахара и взбивать до необходимой густоты. Какую густоту можно считать необходимой? И достаточной? Ну вот, это уже похоже на крем. И оставить охлаждаться. Вот так. Она переложила густую белую массу в фарфоровую миску и поставила на стол. Задумчиво облизала ложку. Мм, не так уж плохо. Питательный крем. Высококалорийный и легко усвояемый. Она всегда знала кремы для кожи. Для лица, для рук, для тела… Вот здесь Джимми разборчив и привередлив. Это тоже крем для тела. Но внутренний.

Элли хихикнула и тут же шлёпнула себя по губам. Из-за Джимми она уже стала сама с собой разговаривать вслух. Вернее, из-за одиночества. Но в её одиночестве виноват Джимми с его оголтелой ревностью и подозрительностью. Он её доведёт, что она действительно рехнётся. Она ему как-то даже сказала об этом…

…– И что ты тогда будешь делать?

– Не бери в голову, крошка, – он по-кошачьи потянулся под одеялом, похлопал её по бедру. – Прирежу и закопаю в саду, что ещё. Псих хуже пьяного за языком не следит…

…И ведь сделает. Элли вздохнула, поставила кастрюлю в мойку и, вытирая на ходу руки, пошла в дальнюю комнату. Посмотреть, как он там. Сколько времени комната для гостей пустовала и наконец понадобилась. Хоть…

Но она уже вошла, и все мысли и соображения мгновенно вылетели у неё из головы. Потому что он лежал, по-прежнему не шевелясь. С закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Укрытый до подбородка. Элли подошла к нему, тронула лоб. Прохладный… как неживой. И он никак не откликнулся на её прикосновение. Элли вздохнула…

…– Привет, крошка!

Она ахнула, увидев необычно весёлого Джимми.

– Господи, Джимми! Я так волновалась за тебя. Ты слышал стрельбу?

Он потрепал её по щеке.

– Пустяки, крошка. Я кое-что тебе привёз. Иди и приготовь дальнюю комнату. Я принесу это прямо туда.

Она взвизгнула, поцеловала его в щёку и побежала в дальнюю комнату, как Джимми называл спальню для гостей. Джимми часто баловал её подарками. Если она что-то просила, то обязательно привозил. Не совсем то, но всё-таки… И вот сам привёз… что-то. Что бы это такое было? Она обернулась и ахнула: Джимми втащил и как… как тюк бросил на пол перед ней безжизненное тело. Она даже не разглядела, кто это. Не стала разглядывать.

– О, Джимми, нет!..

– Ну-ну, крошка, – рассмеялся Джимми. – Он жив, но в небольшой отключке. Я спешу, крошка. Теперь тебе не придётся скучать. Займись им. Я наведаюсь через неделю, – он подмигнул ей. – И кое-чего привезу.

Джимми обнял и поцеловал её.

– Прости, крошка, я и впрямь спешу. Да, – обернулся он в дверях, – не вздумай заложить его в ванну. Захлебнётся. А мне он нужен живым.

И ушёл. А она так и осталась стоять над распростёртым на полу телом…

…Элли ещё раз вздохнула и отошла от кровати. Господи, как она с этим справилась? Самой не верится. Раздела, обтёрла влажной губкой и полотенцем. Неужели можно так, до такой степени изувечить человека? Живого места на парне нет. Еле-еле прощупала сердце. Уложила, укрыла. Как она его ворочала, ведь и задевала, и… наверняка ему больно было, а он ни на что не реагировал. Как неживой.

– Как неживой, – с отчаяньем повторила она вслух.

Элли наводила порядок. Убирала, вытирала пыль, переставляла с места на место давно привычные вещи. Её дом. Джимми привёз её сюда два года назад…

…– Ну вот, крошка. Ни бомбёжек, ни чего другого.

– Да, Джимми, спасибо, – она растерянно улыбнулась, оглядывая миленькую, очень уютную гостиную. – Джимми, это не сон? Но…

– Крошка, давай так. Ты делаешь то, чего хочу я. Поняла? Тебе будет хорошо, – он поднял её голову за подбородок. – Пока ты меня слушаешься, тебе будет хорошо.

Он улыбался, но ей стало страшно. А его условия… ни с кем не общаться. Ни с кем.

– Джимми, но ведь мне надо ходить за покупками…

– У тебя всё будет, крошка. Всё, что надо, – он снова улыбнулся. – Я не хочу, чтобы на тебя глазели.

– А соседи, Джимми?

– Они не любопытны.

– Но?

– Запомни, крошка. Никогда не задавай вопросов. Каждый вопрос укорачивает жизнь, – и опять улыбка. – И того, кто спрашивает, и того, кто отвечает. Я не люблю дважды повторять, крошка.

– Но ты даже не спросил меня, согласна ли я?

– А зачем, крошка? Свои проблемы я решаю сам…

…Джимми сдержал слово. У неё было всё. Всё, что он считал нужным.

Элли оглядела безукоризненно убранную гостиную. Очень милый дом. Веранда, холл-гостиная, она же столовая и две спальни. Большая и маленькая. И ещё кухня, ванная, две кладовки: для вещей и для продуктов. И маленький садик. С лужайкой, клумбой, хозяйственным двориком и высокой – в полтора человеческих роста – густой живой изгородью. Вначале клумбы не было…

…– Давай я сделаю