Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

– Её больше нет, Рассел. Ты невнимателен. Это плохо. А сейчас иди к себе. Мне надо работать.

Он попятился к двери.

– В девять будет кофе в гостиной, – догнал его голос отца.

– Как обычно? – вырвалось у него.

– Да, – ответил отец…

…Рассел устало лёг, повернулся набок, натягивая на плечи колючее одеяло. Они продолжали жить как обычно. Отец так устроил, что в их жизни ничего не изменилось. Но он стал просыпаться по ночам и лежать без сна. Однажды он, вот так проснувшись, встал и как был, босиком, в пижаме, пошёл в мамину спальню, сел на её кровать. Сколько он так просидел, не помнит, но пришёл отец, в халате, взял его за плечо и отвёл в его комнату, дал выпить стакан какой-то горькой, одновременно и отталкивающей, и притягательной воды. Он лёг и сразу уснул. Он так и не спросил у отца, было это снотворным, транквилизатором или наркотиком. Наверное, всё-таки наркотик. Он долго помнил этот странный вкус и своё желание ощутить его ещё раз. За завтраком отец ему сказал:

– Никогда не давай эмоциям власть над собой. Это опасно.

И всё. Но он понял.

Рассел усмехнулся. Да, так оно и началось. Он ждал, что настанет час, когда отец расскажет ему, что на самом деле произошло с матерью. Не дождался. И не узнает. Теперь уже никогда. Если и были какие-то записи, то всё погибло в огне. СБ самоликвидировалась, ликвидируя всё и всех как-либо к чему-либо причастных. Нет, не стоит об этом. Заболит голова, и начнут путаться мысли, а прошлого всё равно не вернёшь. Прошлого нет, будущее неизвестно, а настоящее… в настоящем тюремная камера. Он сыграл, сделал свой ход. Удачный, неудачный, но свой.

Рассел улыбнулся, вспомнив озадаченное лицо русского офицера, когда он подошёл и, достав из кармана пистолет, бросил его к ногам русского со словами:

– Арестуйте меня.

Конечно, просьба необычная. Но её выполнили. Надо отдать им должное: обращались весьма корректно. Ни наручников, ни выламывали рук. И даже сюда его привезли в отдельной машине, а не со всеми. И обыск… вполне терпимо. Право, когда он приезжал к отцу в Центр, его обыскивали не столько тщательнее, сколько грубее. Потом зарегистрировали, отобрали всё, что не положено арестанту, и отправили в камеру. Похоже, он русским не слишком интересен. Но это уже неважно.

Графство Олби

Дарроуби

Центральная тюрьма

К вечеру допросы закончились. После обмена впечатлениями пришли к общему выводу, что всех спрашивали об одном и том же.

– Особо не нажимали, – Ночной Ездок сидел на кровати Джонатана. – Что скажешь, то и идёт на бумагу.

– Особо на это не рассчитывай, – улыбнулся Джонатан. – Проверять будут.

Фредди молча кивнул.

– Да что они проверят за сутки? – хмыкнул Ночной Ездок.

– Поверил Адвокату, что дольше трёх суток не задержат? – удивился Джонатан.

– Адвокатам верить… накладно, – очень серьёзно сказал Фредди, и они, все трое, негромко рассмеялись.

В камере стоял ровный несмолкающий гул. Все обсуждали сегодняшние допросы. О чём спрашивали, что отвечал, и как это могут повернуть, кого, где и с чем взяли.

Когда Ночной Ездок отошёл, Фредди, по-прежнему глядя в потолок, тихо, так что слышал его только Джонатан, сказал:

– Самое поганое, что не прижимают.

– Думаешь…

– Да. Не допрос, а фуфло. Они ждут.

– Чего?

– Кого. Того, кто прижмёт. А это так… – Фредди замысловато выругался.

Джонатан кивнул. Да, два пистолета, два кольта, три автомата, цинк с патронами… и ответ: «Ехали к друзьям», – не вызывает никакой реакции. Даже вопроса о фамилиях друзей. И адресах. Если этот вопрос зададут завтра? Отвечать?

– Сейчас они идут как потерпевшие, – тихо сказал Фредди.

– Значит, называем?

– Какие варианты?

– Чёрт! – Джонатан сел, похлопал себя по карманам. – Загнусь без курева.

Ему ответили дружным тоскливым вздохом.

– От того, что ты прыгаешь, курево не появится, – спокойно сказал Фредди. – Не трепыхайся.

Джонатан сердито дёрнул плечом, но лёг. Хуже нет неизвестности.

– На оправку, – сказали в дверное окошко.

Фредди легко встал и пошёл к двери, уже у самого выхода его догнал Джонатан.

Атланта

Особняк Говардов

Хэмфри Говард замедлил шаг и нерешительно остановился у отцовского кабинета.

– Заходи, – донеслось из-за двери.

Он послушно вошёл. Обычная картина. Камин и у камина в кресле отец. Рядом маленький столик с бутылкой коньяка и рюмкой. Но… рюмка одна?! И кресло одно. Это что?

– Ты правильно понял, – усмехнулся старик.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл? Но, отец…

– Я не хочу, чтобы тебя арестовали в моём доме.

Хэмфри растерянно топтался рядом со столиком, не в силах отвести взгляд от бутылки.

– Стой спокойно, – отец говорил равнодушно, но Хэмфри застыл почти в строевой стойке. – Что ещё?

– Приехали Маргарет и Мирабелла.

– Ну?

– Отец, Изабелла… её убили. И её мужа тоже.

– Всё?

– И… и малыша Спенсера. Девочки спаслись чудом.

– Догадываюсь, каким, – хмыкнул старик. – Они могут остаться.

– Я понимаю, – уныло сказал Хэмфри. – Отец…

– Что ещё?

– Я… я не думал, что так получится.

– Это ты объяснишь русским на допросе.

– Ты так уверен, что меня… арестуют?

Старик, продолжая смотреть в огонь, усмехнулся.

– У тебя не хватит мужества застрелиться, а русские не настолько глупы, чтобы шлёпнуть тебя на месте.

– Отец… я был осторожен.

– Кто знает о тебе? Молчи. Вот они и продадут тебя. Тобой откупятся от русских.

– Отец, ну, почему? Почему так получилось? С чего русские вообще полезли, мы же их не тронули.

Старик нахмурился.

– У тебя будет время это обдумать. Иди.

– Куда?

– Куда хочешь. Это твои проблемы.

Хэмфри, понурившись, побрёл к двери, взялся за ручку.

– Отец, ты… – и с внезапно вспыхнувшей злобой: – Ты не боишься, что я скажу русским всё. Всё!

И дёрнулся от взгляда отца, как от удара.

– Тебе это выгодно?

И Хэмфри сник, замотал головой. И острый холодный взгляд погас, спрятался под старчески складчатыми веками.

Хэмфри, пятясь, вышел и, захлопнув за собой дверь, вытер рукавом обильно выступивший на лбу пот. К чёрту, вряд ли русские страшнее.

– Дядя…

Он вздрогнул и обернулся. Мирабелла.

– Чего тебе? Иди спать.

– Как там… дедушка? Вы сказали ему о маме, да?

– Иди спать, – раздражённо бросил Хэмфри. – Завтра он сам всё тебе скажет.

Она попятилась, испуганно глядя на него. Из широко открытых глаз по бледным щекам текли слёзы. Чёрт, прислуги совсем не осталось, а тут ещё эта… бродит, на нервы действует.

– Где Маргарет?

– Она… в ванной, – всхлипнула Мирабелла.

– Вот и иди к ней.

И когда она убежала, со злорадством подумал, что их-то выгнать старику неудобно, внучки всё-таки. Припадочная и придурочная. Попортят они…

– Ты ещё здесь?