Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

– На здоровье, крошка, – Джимми благодушно полулежит в кровати и пьёт кофе. – Пошарь в кладовке.

– Да, а семена, рассада?

– Будут, крошка, – он отдаёт ей поднос с чашкой. – Только руки не испорть…

…Нет, Джимми ни разу не ударил её, даже голоса не повысил, но она боится его. Хотя… он же любит её. Ведь это же любовь. Он заботится о ней, выполняет все её просьбы… если согласен с ними.

Элли прошла на кухню, попробовала миску. Да, достаточно остыл. Можно попробовать его накормить. Она переложила пару ложек в блюдце, а всю миску убрала в холодильник. Лучше его кормить часто, но помалу…

…– Джимми, я хочу кошку. Или собаку.

– Не хоти, крошка.

– Но почему?

– Чтобы ты не отвлекалась, – смеётся Джимми.

– От чего?

– От меня, крошка…

…А потом привёз ей большого мехового льва с пышной гривой. Она положила его на диван в холле, расчёсывает гриву, чистит мех щёткой. И старается считать это заботой, вниманием, а не насмешкой. А теперь привёз этого парня.

– Сейчас будешь кушать, – весело сказала Элли, присаживаясь на край узкой – не сравнить с её – кровати. – Это питательный крем. Высококалорийный и легкоусвояемый. Ну-ка, попробуй.

С таким же успехом она может разговаривать со львом в холле или с любым столом. Но его губы поддавались нажиму ложки. И он бессознательно глотал. Надо будет сварить бульон или ещё что. По книге.

– Ну вот, правда, вкусно? Сейчас я вытру тебе губы. Вот так. Хороший мальчик. А теперь поспи.

Интересно, может ли заснуть не просыпающийся? Элли поправила ему одеяло и встала.

– Спи. Я ещё зайду к тебе.

И это называется лёгкая отключка? За сутки не шевельнулся. Хорошо ещё, что в неисчерпаемой кладовке нашлось всё необходимое по уходу за лежачим. И хорошо, да, хорошо, что три страшных мучительных года она ухаживала за паралитиком, так и не найдя другой работы. Из того ада её спас Джимми. Сказал:

– Забудь об этом, крошка.

Она с радостью забыла. И подумать не могла, что вспомнит. Вспомнит с радостью. Пожалуй… да, пожалуй, даже большей, чем забывала.

Графство Эйр

Округ Гатрингс

Джексонвилл

К вечеру небо затянули тучи и пошёл дождь. Он успокаивающе шелестел по крыше и журчал в водостоках. И Норме Джонс казалось, что она слышит, как шипят заливаемые дождём пожарища. Неожиданно заглянула соседка – миссис Риббок. Не найдётся ли у Нормы несколько прищепок для белья? Она задумала стирку, а прищепок может не хватить. Норма пожала плечами.

– Разумеется, миссис Риббок.

Она пошла за прищепками, а миссис Риббок осталась в гостиной, оглядываясь по сторонам. Норма принесла прищепки, но гостья не спешила уходить.

– Жизнь ведь продолжается, миссис Джонс.

– Да, конечно, миссис Риббок.

– Живой должен думать о живых, не правда ли? – Норма кивнула, и миссис Риббок продолжила: – Жизнь не останавливается. Конечно, да упокоит Господь в своих объятьях всех ушедших, но живые важнее.

Она болтала, болтала, болтала… и всё одно и то же, как слепая лошадь ходила по кругу. И всё о том, что живой важнее и дороже мёртвого. Конечно, когда оба её племянника в форме и с оружием в руках арестованы русскими… Это её живые, и для неё они важнее чужих убитых. Это так понятно. Разве её Джинни не важнее для неё всех чужих? И живых, и мёртвых.

После её ухода Норма расправила шторы, оглядела гостиную – никаких следов разгрома – и пошла к Джинни.

– Ну, как ты, моя девочка?

– Я сумерничаю, мама. Не зажигай света.

– Конечно.

Норма села в кресло у кровати Джинни. За окном шелестел дождь.

– Это была миссис Риббок?

– Да, Джинни. Она передаёт тебе привет.

– Передай ей мою благодарность.

Показалось ли Норме, или в самом деле в голосе Джинни прозвучала несвойственная ей злая ирония.

– Она волнуется за своих племянников. Её можно понять.

– Конечно, мама. Она беспокоится, что те не успели совершить всё задуманное? Убить всех намеченных. Изнасиловать всех женщин, разграбить все дома… О да, серьёзная причина для беспокойства.

– Джинни! – не выдержала Норма.

– Мама, я же видела их вчера. В нашей гостиной. Разве не так?

Норма поникла в кресле. Она так надеялась, что Джинни никого не узнала.

– Мама, – голос Джинни очень спокоен. – Я же узнала. И вспомнила. Всё вспомнила. Тогда зимой были они же.

– Нет, Джинни!

– Я говорю не о Джеке и Хью. А о них вообще. Те тоже были… в форме.

– Джинни, – Норма не знала, чему ужасаться: спокойному тону Джинни или её словам. – Ты же сказала, что это были… цветные… рабы.

– Нет, мама. Вспомни. Так решили миссис Риббок и миссис Поллинг. А я… я побоялась спорить с ними. А сама я никогда не говорила, кто это был. Они посчитали меня умершей и бросили. Там, на дороге, в грязи.

– Джинни, девочка моя, не вспоминай.

– Нет, мама. Мне и было плохо оттого, что я не сказала правды. Это были белые, в форме. Наши доблестные защитники. Джентльмены, – Джинни остановилась и мягко попросила: – Не плачь, мама. Не надо. Года не прошло, и они всё повторили.

– Их всех арестовали. Русские, – всхлипнула Норма.

– Да. Но русские не будут их держать вечно. Арестованные вернутся. И всё начнётся заново. Мама…

– Джинни, но что мы можем сделать?

– Уехать, – просто ответила Джинни.

– Куда?!

– К русским, – Джинни откинула одеяло и встала, подошла к матери и села на подлокотник кресла, обняла. – Я устала умирать от страха и ждать. Что встречу кого-то из тех, что они узнают меня и поймут, что не добили.

– Хорошо, Джинни, – Норма погладила её по руке. – Мы уедем, я согласна. Но…

– Что, мама?

– Не обязательно же к русским. Можно… ну, скажем в другой штат. Луизиану, скажем, к морю. Или уж совсем далеко, в Аризону.

– К ковбоям? – Джинни рассмеялась, и в этот момент Норма согласилась со всем. Её девочка вернулась к жизни! Но голос Джинни уже стал серьёзным. – Они могут оказаться и там. И потом, мама, они тоже прячутся, бегут. И если наши пути пересекутся… Нет, мама, в безопасности мы будем только у русских.

– Джинни, это всё не так просто.

– Конечно, мама. Я понимаю. Но нам надо уехать. Здесь я больше жить не могу.

Норма кивнула.

– Хорошо, Джинни. А сейчас… сейчас ложись, ты простудишься.

– Хорошо, – Джинни встала и подошла к кровати.

В комнате было уже темно, и Норма не увидела, а услышала, как Джинни легла и закуталась.

– Ложись и ты, мама. Завтра с утра начнём действовать. Спокойной ночи, мама. Я люблю тебя.

– И я, –