Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Он сделал паузу. Чагатай промолчал. Угэдэй кивнул, довольный тем, что понят.

– Ты находишься в сильной позиции брат, – сказал он. – У тебя есть преданные нойоны, а у меня – обширнейшая империя, управлять которой должны способные люди. С сегодняшнего дня я становлюсь гурханом, предводителем всего народа. Ты принесешь мне клятву верности, а я возвышу тебя и твоих потомков. Империя Цзинь научила нас, как править многими землями, чтобы в столицу стекалась дань.

– А ты не забыл, что случилось с той самой столицей? – ехидно спросил Чагатай.

Глаза Угэдэя опасно блеснули.

– Не забыл. Так что не думай, что когда-нибудь ты приведешь к Каракоруму свое войско. Кровь отца течет в моих жилах точно так же, как и в твоих. И если ты явишься ко мне с мечом, это будет деяние против хана, на защиту которого встанет вся держава. И тогда я уничтожу тебя вместе со всеми твоими женами и детьми, прислугой и приспешниками. Не забывай, Чагатай, что в эту ночь я выстоял. Со мной удача моего отца. Его дух хранит меня. И тем не менее я предлагаю тебе земли, равных которым нет за пределами Цзинь.

– Где я и сгнию, – горько подытожил Чагатай. – Ведь ты запрешь меня там в роскошном дворце, в окружении женщин и золота… – он попытался подыскать еще какие-нибудь слова, в равной степени удручающие, – тронов и яств.

Ужас, в который привела брата такая будущность, вызвал у Угэдэя улыбку.

– Вовсе нет, – сказал он. – Ты создашь там армию, которая может мне потребоваться. Армию Запада, точно так же как Толуй соберет армию Центра, а я – армию Востока. Для одной армии мир стал чересчур велик, брат мой. Ты отправишься в поход туда, куда укажу тебе я, и будешь покорять земли, которые я велю тебе покорить. Мир ляжет к твоим ногам, если ты найдешь в себе силы отвергнуть ту низменную часть себя, которая нашептывает тебе всем владеть и править единолично. Этого я не допущу. Ну а теперь я жду твоего ответа и твоей клятвы. Я знаю, брат, что твое слово – железо, и приму его на веру. Или же я просто убью тебя, сейчас же.

Чагатай кивнул, унылую обреченность вдруг вытеснили новые надежды (а с ними и сомнения).

– Ну, так какой же клятвы ты от меня ждешь? – спросил он наконец, и Угэдэй понял, что одержал верх.

Вместо ответа он протянул меч Чингисхана с рукоятью в виде волчьей головы:

– Поклянись, положив руку на этот меч. Клянись духом нашего с тобой отца и своей честью, что никогда в гневе не пойдешь на меня с оружием. Что признаешь меня как своего гурхана и будешь моим верноподданным и ханом собственных земель и народов, моим оком и карающей дланью. Что бы ни случилось в будущем, на то воля Отца-неба, но в этом ты можешь мне поклясться. Присягать сегодня, Чагатай, мне будут многие. Так стань же первым.

Повсюду уже разнеслась весть о том, что Чагатай пытался взять Каракорум, сделав ставку на своих людей, но проиграл. Это окончательно подтвердилось, когда Угэдэй утром, демонстрируя на чьей стороне сила, проскакал со своими стражниками по городу. Хотя Чагатай тоже ехал с гордо поднятой головой, когда возвращался к своему расположенному за городскими стенами тумену. Оттуда он послал воинов убрать трупы и отвезти их за Каракорум, подальше от глаз. Вскоре о ночных событиях напоминали лишь ржавые пятна на улицах, а мертвецы были скрыты, так же как планы и военные хитрости сильных мира сего. Воины всех туменов, недоуменно пожав плечами, продолжили подготовку к празднествам и небывалым состязаниям, начало которых было назначено на этот день.

Для Хачиуна с Хасаром пока оказалось достаточно и того, что Угэдэй уцелел. Начнутся игры, Угэдэй станет ханом, и еще будет время подумать о будущем. Тумены, которые только накануне были готовы сражаться друг с другом, отрядили команды лучников на стрельбище под Каракорумом. Битвы и распри правителей были для этих воинов чем-то заоблачным. Они радовались, что остались целы их командиры, а еще больше тому, что не отменены игры.

Десятки тысяч собрались на первые сегодняшние состязания. Пропустить их не хотел никто, ведь самое интересное – концовку – увидят всего тридцать тысяч счастливцев в круге, расположенном в центре города. Тэмуге уже позаботился о бумажных знаках, дающих право попасть на арену. Заранее были приготовлены награды: жеребцы, серебро и золото. В то время как Угэдэй боролся за свою жизнь, старики, женщины и дети тихо сидели в темноте, заняв места, откуда можно будет наблюдать за захватывающим дух мастерством соплеменников. По сравнению с этим даже борьба за власть отходила на второй план.

Над восточными воротами Каракорума возвышалась стена стрельбища, сверкая в лучах рассветного солнца. Ее воздвигли в предыдущие дни – массивное сооружение из дерева и железа, на котором разместили свыше сотни мишеней, каждая не больше человеческой головы. А за станом усердно дымили сотни железных жаровен, на которых готовилось угощение для зрителей. Над лагерем витал запах жареной баранины и дикого лука, и даже сознание, что не далее как ночью едва не вспыхнула междоусобная война, не испортило людям аппетит и не приглушило смеха борцов, разминавшихся с друзьями на сухой траве. День выдался погожий, и спины людей, собравшихся чествовать нового хана, приятно припекало солнышко.

Вместе с девятью лучшими лучниками тумена Хасар стоял, ожидая своей очереди. Нужно было успокоиться, но