Иван Кондарев - Эмилиян Станев

— Марковский, куда это вы? Что случилось? — крикнул он плечистому добровольцу, который неуверенно держался в седле и от неумения ездить задел ногой угол повозки.

Штатский с карабином через плечо и желтыми патронташами поверх пиджака обернулся и поглядел на Костадина.

— Собираются ограбить Миндевскую общину…

— Кто собирается ограбить?

— Да отряд Ванчовского… А ты удрал, чтоб тебя не мобилизовали? Дезертир!

— Заткнись, ты, дерьмо! — злобно ответил Костадин.

Доброволец выругался и скрылся в облаке пыли.

— Что он сказал? Куда едут? — спросил тесть.

Костадин вспомнил про податного секретаря, промчавшегося на велосипеде мимо постоялого двора, и у него мелькнуло в голове, что тот удрал из села, чтоб известить власти… Сплевывая пыль и ругаясь, он едва дождался, пока хвост колонны доберется до площади, где рассчитывал их обойти, и хлестнул коня. Его удивило, что на улице не было ни души. Он не мог понять, почему никто не выходит поглазеть на всадников. Во дворах лаяли собаки, чей-то поросенок, попав с перепугу под ноги лошадей, с визгом отлетел в сторону и кинулся через дыру в плетне во двор.

Как только голова колонны достигла площади и кавалерийский отряд запрудил конец улицы, которая здесь слегка изгибалась, раздался чей-то властный, громкий голос, и с обеих сторон, через плетни и калитки вдруг стали выскакивать вооруженные люди, нацеливая свои ружья в спину солдатам. На площади раздались выстрелы, беспорядочный конский топот заглушил крики. Костадин видел, как добровольцы и стражники бросились назад и синие мундиры смешались с солдатскими. Улица наполнилась криками, конским ржанием и бряцанием оружия. Одна лошадь, сбитая в суматохе, попала задними ногами в канаву и сбросила седока.

— Бросай ружья!.. Назад!.. — ревели голоса. Плотно сгрудившиеся кони сталкивались и топтались на месте, словно месили пыль.

Какой-то усатый кавалерист, сумев отделиться, выхватил из ножен саблю и, низко пригнувшись к шее коня, кинулся навстречу повозке. Прогремело несколько оглушительных выстрелов, раненный в круп красивый, рыжей масти конь высоко вскинул свою оскаленную морду, мучительно заржал и повалился назад. Кто-то стащил с коня молоденького офицера, и среди безумной неразберихи Костадин увидел в облаках пыли, как солдаты стали бросать свои карабины в канаву.

— Чего смотришь? Нас тут поубивают!.. Поворачивай! — закричал бай Христо и потянулся к вожжам, но, поняв, что и позади них мятежники — несколько вооруженных крестьян подбежали к упавшему на шоссе кавалеристу, — сразу же притих.

Через пять минут вся карательная команда, сформированная в городе для преследования отряда Ванчовского, была собрана на площади. Стражников обезоружили на углу, а добровольцев и солдат — перед корчмой, в которой не раз сиживал прежде Костадин. Из окон, из-под навесов выглядывали крестьяне, собаки захлебывались от лая.

Какой-то парень из отряда, в грязных обмотках и короткой куртке, из-под которой торчало дуло парабеллума, спросил Костадина, куда они направляются.

— На виноградник, работать, — сказал Костадин, беспокойно озираясь и соображая, как бы кинуть наган в повозку.

— Народ восстает, какая сейчас работа? Надо проверить, что вы за люди, — сказал парень и тут же забыл про них, увлеченный суматохой перед корчмой, где обыскивали пленных карателей и группами загоняли их в ворота. Марковский, без шапки, с окровавлеиным лицом, вырывался и не хотел входить. Собранные у коновязи лошади ржали, охраняемые обезоруженными солдатами. Из общинного управления вышел Йовчо Добрев с револьвером на боку, подпоясанный офицерским ремнем поверх черной рубашки, и что-то крикнул молодому парню, который тут же стремглав помчался куда-то. В корчму напротив, превращенную в штаб, повели, подгоняя прикладами, сгорбившегося и белого как мел подпоручика вместе с приставом. Молодой парнишка, взобравшись на стул, прибивал над входом красное знамя. Мимо повозки прошли двое парней из отряда. Один, маленький, кудрявый, прихрамывал. Его товарищ, настоящий великан, с короткими ногами и широкой спиной, на ходу жевал суджук.

— Ну и устроил нам податной! Теперь придется взламывать сейф, — говорил маленький.

— Это точно: доведут — так придется!.. Деньги-то в нем народные, — басом ответил великан, и они оба вошли в штаб.

Вдруг перед общиной загремел барабан, заревел испуганный осел; возле чешмы загоготали и замахали крыльями гуси.

Быстро оглядевшись вокруг, Костадин тихонько тронул лошадь с места. Повозка, не замеченная никем, медленно покатила через площадь и свернула в проулок, спускающийся к реке. Там он немилосердно хлестнул лошадь, и она понеслась сломя голову по спуску; бай Христо ухватился за боковины, чтоб не вывалиться из повозки. Корзины упали им под ноги, бутыль опрокинулась и чуть не разбилась.

— Держись! — крикнул Костадин и резко откинулся назад.

Подобно лавине, скатились они в реку; повозка не разлетелась просто каким-то чудом, да и лошадь едва не переломала себе ноги, когда неслась по каменистому дну. На противоположном берегу за белой полосой гальки начинался проселок, по обеим сторонам которого росла кукуруза; как только они въехали туда, Костадин перестал хлестать измученное и израненное животное. В помутившемся от страха сознании навязчиво мелькали падающий кавалерийский конь, жалкий, униженный офицерик, торжествующая фигура Йовчо Добрева, окровавленный Марковский, которого загоняли прикладами во двор, и в этом хаосе, неожиданно ярко, в памяти его всплыл сегодняшний сон… Он обернулся и поглядел на своего тестя. Из-под нахлобученной на самые уши фуражки глаза старого бондаря смотрели тупо и безжизненно. Костадин нервно улыбнулся и обессиленно отпустил вожжи.

— Теперь куда? Куда поедем? — спросил он, тяжело дыша и оглядываясь.

Тесть облегченно вздохнул и с усилием стащил фуражку. Лоб его покрывала испарина.

— Ох, погоди, дай перевести дух… Что же там произошло?..

— Их окружил отряд — вот что произошло!.. Ну и олух же этот подпоручик! Словно на базар отправился…

— Останови, останови, хоть послушаем, что там творится, — настаивал тесть.

Костадин остановил лошадь. В селе заиграла труба, словно на свадьбе, забили в барабан.

— Торжествуют, — сказал бай Христо. — Ненадолго это!..

— Если возвращаться, придется ехать кружным путем, через поля. Другой дороги, кроме шоссе, нет. Не дай бог и в городе что произошло! Слыхал, что тот парень говорил? Народ восстает, — сказал Костадин.

— Колено я здорово ушиб! А в городе ничего не произошло… Давай трогай, на винограднике разберемся, а завтра на рассвете с божьей помощью обратно. Погоняй, а то как бы не пустились вдогонку, — мудро заключил тесть, довольно быстро опомнившись.

Костадин колебался. Он не мог прогнать из памяти сон, просьбу жены, советы Манол а, и вместе с тем душу его охватило раскаяние, как только припомнил слова Марковского. Удрал! Удрал и таким образом помог Йовчо Добреву и его шайке!

Он выбрался из кукурузы и стал оглядывать местность: надо было ехать в соседнее село, а оттуда возвращаться в город, но тесть возражал.

— Не будь ребенком, Костадин. Военные их так не оставят, пришлют войска. Через час-другой все кончится, как цыганская свадьба. Не порть удовольствия, зяте к, поезжай на виноградник, не то рыба наша протухнет, — настаивал он, и Костадин в конце концов уступил: погнал лошадь прямо через жнивье, и после долгих блужданий по бездорожью в низине они уже в сумерках добрались до Караормана.

Коста, Коста, Костадин, где же твои детки?..

Знакомая, вдохнувшая в него уверенность сторожка, блаженное спокойствие открывающейся на север и на юг панорамы, милый беленький приблудный щенок, снова появившийся бог знает откуда и ласково встретивший его, успокоили Костадина. Распрягая лошадь, слушая плеск родничка и звон цикад, призывавших к счастью и миру, он даже повеселел, довольный тем, что был не один…

Тесть вытащил из корзинки продукты, понюхал рыбу и сразу же принялся разводить возле сторожки костер, а Костадин мыл у чешмы закопченный котелок и сковородку, искал тимьян и винный камень для ухи, чтобы угодить своему тестю, целиком поглощенному стряпней.

— Хватит тебе глядеть-то! Они уже сбежали в горы, а крестьяне как увидят, какой оборот, — выпустят запертых в корчме. Сказал же я тебе, что все кончится быстро, как цыганская свадьба, — сердился бай Христо, видя, что Костадин время от времени прислушивается и вглядывается в темноту.

Костадин подмел в сторожке, выколотил тюфяки и зажег лампу. Снаружи весело потрескивал костер, на высоком орехе сушился невод. В ожидании, что ему что-нибудь дадут, беленький щенок стал на задние лапки и следил, как бай Христо вынимает рыбу.