Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

и борьбе животных, гордости гор, улыбках и хмурости калейдоскопического неба. Все эти голоса полей, лесов, вершин и облаков, казалось, говорили с ним на своем языке, слишком тайном и тонком для слов, но он чувствовал, что невероятное многообразие вещей вокруг него — не беспомощный механизм материи, а каркас Бога, более великого и близкого, чем далекое, молчаливое, бесформенное божество из его молитв. В нем развилось настроение мрачного внутреннего, а также исходящего обожания.

В 1783 году отец внезапно умер. Его беспорядочное имущество оказалось втянуто в столь затяжные и дорогостоящие судебные разбирательства, а 4700 фунтов стерлингов, причитавшиеся ему от сэра Джеймса Лоутера, так долго удерживались, что имеющегося завещания, составлявшего шесть сотен на каждого из детей, оказалось недостаточно для обеспечения их дальнейшего образования.2 Тем не менее брат Ричард нашел средства, чтобы провести Уильяма через Хоксхед.

В октябре 1787 года Вордсворт «поднялся» в Кембридж и поступил в колледж Святого Иоанна. Один из его дядей уговорил директора дать юноше стипендию в надежде, что тот подготовится к принятию священного сана в англиканской церкви и таким образом перестанет быть финансовым бременем для своих родственников. Вместо того чтобы пройти курсы, ведущие к служению, он читал для собственного удовольствия, специализируясь на Чосере, Спенсере, Шекспире и Мильтоне, и протестовал против обязательного посещения часовни дважды в день; очевидно, чтение вытравило из него часть унаследованной веры. Должно быть, многое осталось, поскольку Вольтер показался ему скучным.

В июле 1790 года он уговорил валлийского однокурсника Роберта Джонса объединить сбережения до двадцати фунтов и отправиться с ним в пешее путешествие по континенту. Они добрались до озера Комо, свернули на восток, в Швейцарию, у них не хватило средств, и они поспешили вернуться в Англию и Кембридж, чтобы успеть утихомирить гнев своих финансистов. Вордсворт компенсировал годичное пренебрежение Дороти, проведя с ней рождественские каникулы в ректории Форнсетт близ Норвича. «Мы гуляли каждое утро около двух часов, — писала она Джейн Поллард, — и каждый вечер выходили в сад в четыре… чтобы шагать взад-вперед до шести….. Ах, Джейн! Я никогда не думала о холоде, когда он был со мной».3 Она надеялась, что он станет священнослужителем, а ей разрешат содержать дом для него.

Когда он окончил Кембридж (январь 1791 г.), то разочаровал многие надежды, отправившись в Лондон, «где в течение четырех месяцев он жил в безвестности, которая остается почти полной».4 В мае он отправился с Джонсом в пеший поход по Уэльсу; они поднялись на гору Сноудон (1350 футов), чтобы увидеть восход солнца. 27 ноября, в одиночестве, он снова перебрался во Францию.

Революция тогда находилась в своей лучшей фазе: была сформулирована либеральная конституция, миру была провозглашена Декларация прав человека; как мог чувствительный юноша, еще только начинающий изучать философию, противостоять этому призыву к всеобщей справедливости и братству? Бедному ученому, познавшему обиду от титулованных владык (сэр Джеймс Лоутер), было слишком тяжело осуждать тех французов, которые, как он выразился в своей автобиографической «Прелюдии»,

поднес что-то к глазам. Республика, в которой все стояли до сих пор На равных; что мы все братья В честь, как в одной общине, Ученые и джентльмены; где, кроме того, Отличия открыто лежали для всех, кто приходил, А богатство и титулы были в меньшем почете. Чем таланты, достоинства и процветающая промышленность.5

Прибыв во Францию, он был воодушевлен пылом нации, спонтанно поднявшейся за оружие, чтобы ответить на угрозу герцога Брауншвейгского подавить Революцию и, если Париж окажет сопротивление, сжечь его дотла. Он подружился с офицером революционной армии Мишелем де Бопюи, который «по рождению стоял в одном ряду с самыми знатными», но теперь чувствовал себя обязанным защищать Францию от захватчиков. Эта бесклассовая преданность заставила Вордсворта задуматься о том, как он сам может быть полезен в этом деле. Но он чувствовал себя слишком слабым, чтобы носить оружие, и слишком плохо знал французский, чтобы служить на гражданских или политических должностях. Он поселился в Орлеане, чтобы изучать этот язык, такой завораживающий в женских устах и такой обманчивый в правописании.

Он нашел его самым очаровательным, но во многом лишним, в Аннет Валлон, сердечной, теплокровной девушке, которая дала ему не только наставления, но и себя. Взамен он не мог дать ей ничего, кроме своего юношеского семени. Ему был двадцать один год, ей — двадцать пять. Когда результат объявили, Аннет решила, что заслуживает обручального кольца, а Уильям задумался: сможет ли он, знающий больше латыни, чем французского, выжить в качестве мужа во Франции; или она, язычница-католичка, сможет выжить в пуританской Англии?

29 октября 1792 года он оставил ее в Орлеане и переехал в Париж. Перед расставанием он подписал бумагу, уполномочивающую некоего М. Дюфура представлять его в качестве отсутствующего отца на крестинах будущего ребенка Аннет.6 Ребенок родился 15 декабря и был назван Каролиной.

К тому времени Вордсворт, оказавшись в Париже, погрузился в атмосферу революции. Он посещал собрания Якобинского клуба, бывал в Законодательном собрании, дружил с жирондистами. Его охватила лихорадка дня, он чувствовал себя в центре событий, потрясающих мир, формирующих историю:

В тот рассвет я был счастлив, что жив; Но быть молодым — это рай!7

Затем он получил письмо от брата Ричарда, в котором тот отказывался от дальнейших средств и настаивал на немедленном возвращении. Поскольку Революция не предлагала поддержать его, он отправился в Лондон и попытался оттаять замерзшие артерии семейных финансов. Брат Ричард оставался суровым и любящим. Дядя Уильям Куксон, настоятель Форнсета и хозяин Дороти, закрыл свой кошелек и двери перед молодым человеком, чье образование было оплачено как прелюдия к священнослужению, но который теперь,