Новый и Третий Рим. Византийские мотивы России - Дементий Климентьев

Огромная осадная машина гелеопола, сооруженная турецкими мастерами по всем правилам военного искусства и оставшаяся близ стен города, была взорвана защитниками Константинополя, остатки ее сожжены.

Утром 20 апреля, когда с юга подул теплый ветер, погнавший легкую волну, над Пропонтидой тревожно запели рога турецких моряков. Корабли османов снялись с якорей и быстро пошли на юг. Вскоре над морем загрохотали орудия, взметнулись вспышки греческого огня, пламя заметалось над водой…

Вечером друзья встретились за чашкой чая в шатре у Али. Молодые люди возбужденно поглядывали друг на друга и обсуждали события, произошедшие днем.

– Утром наш султан был разбужен донесением о том, что по волнам Мраморного моря идут четыре корабля с крестами на парусах и мачтах, – рассказывал Али.

– Да, три генуэзских и один греческий, – с волнением подтвердил Николопулос, – я видел их и узнал по вымпелам и оснастке. Мне не раз приходилось видеть такие в Фессалонике.

– Османы выстроили перед ними до полторы сотни своих утлых судов. Их моряки и стрелки обрушили на корабли гяуров ливень стрел и камней. Но умелые гяуры шаг за шагом пробивались к заливу, – вещал Али.

– Рассказывают, что весла христианских галер были настолько усеяны стрелами, что матросы с трудом могли погружать их в воду, – прибавил Николопулос.

– Потуги османов взять быстроходные суда гяуров на абордаж закончились неудачей. Те превосходно маневрировали и жгли турок греческим огнем. Одно за другим суда османов, получая повреждения, отваливали из боевой линии, а на некоторых вспыхнули пожары, – рассказывал араб.

– Я видел, что все греки Константинополя высыпали на стены и башни со стороны Пропонтиды и с трепетом следили за ходом сражения, – шепотом выговорил Никитос.

– С не меньшим волнением взирал на все это сам Мехмед, ибо он в окружении военачальников и свиты подъехал к самому берегу. Когда корабли гяуров стали прорывать строй османов, разгневанный неудачей султан впал в такую ярость, что пришпорил своего коня, бросился на нем в море и поплыл к кораблям. Сражение в это время происходило в нескольких десятках метров от берега. Увидев это, моряки султана вновь бросились в схватку, но были отбиты греческим огнем и пушками. Фатих же вместе с конем остудил свой воинственный пыл, – насмешливо вещал Али.

– Христиане сожгли в сегодняшнем сражении десятки турецких судов. Говорят, что погибло до 12 тысяч моряков султана. А командующего флотом османов спасли от неминуемой казни лишь раны, полученные сегодня, – добавил грек.

– Ты неправильно осведомлен, Николопулос. Этого флотоводца, ренегата-болгарина Палда-оглу, султан лично избил золотым жезлом, отрешил от должности, а все его имущество отдал янычарам.

– Какая разница, Али?

– А я видел только, что корабли христиан пробились к горлу пролива, перегороженному стальной цепью на деревянных поплавках. Греки быстро сняли цепь, впустили галеры и снова закрыли проход. Наступившая темнота прекратила морскую схватку, – промолвил Искандер.

Бурная радость и ликование царили в Константинополе ночью 20-го, утром и днем 21 апреля. Раскрыты были винные погреба с запасами старого, дорогого, доброго вина. Некому не было отказано. Наливали столько, сколько каждый хотел или мог выпить. Воины, моряки, купцы, слуги, ремесленники, ученые мужи, прачки, священники, монахи, проститутки Царьграда смешались в ликующие толпы на улицах города. Все пили и веселились. Греческий и генуэзские корабли, уже пришвартованные, стояли у причалов залива. Прорвавшись сквозь адский огонь, ливни стрел и камней, они доставили в осажденный город двести пятьдесят воинов, много продовольствия и оружие. Все это было важно. Но главным для тысяч осажденных, измученных усталостью, бессонными ночами, полуголодных, израненных, отчаявшихся людей стало то, что они не одни. Про них помнили, им сочувствовали им, помогали.

Сфрандзи разбудил базилевса Константина до рассвета 22 апреля.

– Государь, проснись скорее, ради Бога!

– Что случилось? – устало поднимаясь, протирая глаза и садясь на ложе, спросил Драгаш.

– Автократор, скорее к стенам у залива! Османы затеяли на том берегу близ Галаты что-то необычное.

– Поспешим, вели скорее седлать, – промолвил Константин, вздевая поверх кафтана пояс с притороченным тяжелым мечом, ибо спал одетым.

Голова слегка кружилась с похмелья.

– Тьфу, враг рода человеческого, мы немало выпили вчера, Георгий!

– Торопись, государь, кони уже под седлом, – промолвил секретарь тревожным и трезвым голосом, ибо никогда не пил много.

– Да что там стряслось? – трезвея от слов и голоса Сфрандзи, вновь спросил базилевс.

– Мне пока сложно сказать. Ты должен увидеть все своими очами, автократор…

Через полчаса император и его секретарь поднялись наверх башни ворот Феодосия[36], расположенной немного севернее Галаты. Чадили потушенные факелы и костры, источая в утреннем воздухе ароматы сгоревших смол и дыма. Сотни греческих воинов из-за каменных зубцов внимательно всматривались вдаль, пытаясь понять, что творится севернее залива. Там слышались сдавленные крики, свист и хлесткие удары плеток, скрип, треск, тяжелые удары молотов и секир. Раз от разу слышались звуки турецких труб и песен. Видно было, что на стенах Галаты тоже неспокойно, ибо там сновали сотни воинов с оружием и факелами в руках. Факелы тушили, сбрасывали вниз к основанию стен, ибо в них уже не было толка, но легкая утренняя дымка еще не позволяла грекам увидеть все в подробности. Ясно было одно: тысячи османов двигались единым потоком, вившимся черной змеей мимо стен Галаты к северному берегу залива. Этот поток тащил, катил к Золотому Рогу что-то огромное, устрашающее.

Еще через десять минут, когда солнечные лучи позолотили верха храмов и черепичные крыши зданий Константинополя, греческие воины и проснувшиеся горожане с ужасом увидели, как турки спустили с берега на воды залива свои первые корабли. На всех греческих, генуэзских и венецианских кораблях тревожно запели рога, матросы поднимали паруса, заряжали орудия и раздували фитили.

– Государь, кажется, наступил решающий час для нашего флота?! – громко спросил комит.

– Георгий, поторопись предупредить капитанов кораблей, чтобы не снимались с якоря без моего приказа. Не дай нам Бог ударить по ним без подготовки и попасть в западню! – жестко повелел Драгаш.

– Автократор, через полчаса они спустят в воды залива до тридцати своих кораблей, и будет поздно!

– Протовестиарий! Немедля передай мое веление на корабли встать на якоря, приспустить паруса, зажечь фитили, зарядить орудия и не двигаться с места без моего приказа! – еще раз громко повелел Драгаш.

Окружающие воины с тревогой и надеждой обратили взоры на Константина.

Когда солнце взошло и раздались первые раскатистые орудийные залпы, стало видно, что турки уже заранее подтащили к северному берегу залива около сорока орудий, готовясь прикрыть их огнем свои корабли. У северного берега Золотого Рога волны качали до семидесяти кораблей с вымпелами зеленого цвета и полумесяцами на мачтах. Тысячи османов с тлеющими фитилями на берегу и на бортах этих кораблей готовы были обрушить на корабли христиан и городские стены удар сотен орудийных стволов. Флот христиан, готовый к отпору, стоял на якорях. На их кораблях пушкари заряжали орудия и разжигали фитили.

– Искандер, ты, наверное, лучше нас знаешь о недавних событиях. Что произошло три дня назад ночью в заливе? – спросил Али, разливая ароматный чай по чашкам и угощая друзей в своем шатре.

– Какой-то капитан-венецианец, забыл его имя, со своими матросами решил сжечь корабли султана в заливе. Той ночью они тихо подошли к самой крупной галере и зажгли ее греческим огнем. Но генуэзцы Галаты, которым был известен этот план греков и италийцев, выдали его Караджа-бею. Потому османы заранее подготовили и навели пушки, стоявшие на берегу. Как только смельчаки зажгли первую галеру, пушкари султана выпалили в упор. Италийская галера затонула у берега. Матросов, захваченных в плен, и их отважного капитана, кажется, его звали Кокко, османы казнили утром на берегу. Тысячи греков стояли на стенах вдоль залива и видели это.

– Господи, упокой души убиенных рабов твоих, – тихо вымолвил Николопулос и перекрестился.

– Этот мир, вероятно, до конца времен будет подвержен предательству. Ну, каковы эти генуэзцы Галаты! – негромко воскликнул Али.

– Они уже давно ведут двойную игру. Поставляют продовольствие в Истанбул за хорошие деньги. Одной рукой помогают греческому цесарю, другой – султану. Передают османам ценные сведения о защитниках Истанбула. От них известно, что ворота Романа обороняет отряд генуэзцев под рукой известного военачальника – некого Джустиния. Кроме того, самого греческого цесаря можно неоднократно видеть на стенах и башнях, ибо он лично возглавляет и вдохновляет воинов. Думаю, они рассказывают это османам для того, чтобы те внимательнее всматривались в ряды защитников и почаще стреляли в греческих и италийских стратигов. Надеются этим заслужить себе прощение в случае захвата Истанбула. Ведь они и пальцем не пошевельнули и словом не обмолвились, когда османы приготовились тащить корабли из Босфора в Золотой Рог.