Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах - Никита Александрович Филатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Интересно, — подумал Никифоров, — с какой все-таки формулировкой исключили этого несчастного Ивановского? Приговора суда в отношении его не было и законом не предусматривалось, никаких проступков лично он не совершал и никакие правила внутреннего распорядка им не нарушались…»
Объективное вменение? Во всех учебниках утверждается, что основанием для уголовной ответственности может быть исключительно совершение преступления, должен действовать принцип личной ответственности и вины. А по советским законам одной только принадлежности к «кулацко-зажиточным элементам», к определенной национальности или к «членам семьи изменника Родины» было достаточно для того, чтобы лишиться всех прав и свободы.
Впрочем, вряд ли кому-нибудь придет в голову обжаловать решение президиума об исключении Ивановского из коллегии. Адвокатов вообще за последние годы почти отучили от жалоб и заявлений на действия или бездействие власти.
14 сентября 1937 года постановлением ЦИК СССР был определен особый порядок судопроизводства по делам о контрреволюционном вредительстве и диверсиях. Этим постановлением адвокаты не допускались к участию в процессах подобного рода. Положением от 22 июня 1941 года всем военным трибуналам было предоставлено право рассмотрения дел по истечении одних суток после вручения обвиняемому обвинительного заключения, и адвокат извещался о вызове в суд всего за день до слушания дела. Уголовная ответственность в СССР наступала с 12-летнего возраста, максимальный срок лишения свободы был повышен с десяти до двадцати пяти лет, также перед войной было введено тюремное заключение и отменено условно-досрочное освобождение. Посягательства на государственную собственность преследовались без учета тяжести ущерба и понятия малозначительности. Очень часто случалось, что за хищение социалистической собственности суд приговаривал к расстрелу, а за умышленное убийство — только к десяти годам лишения свободы…
После единодушного голосования по второму вопросу слово для выступления было предоставлено товарищу из райкома партии. Говорил он недолго, какими-то общими фразами, за которыми представители власти давно приспособились прятать свою малограмотность и отсутствие собственных мыслей. Ему тоже похлопали, сколько положено. Председатель объявила о закрытии собрания, и народ потянулся на выход из зала. Степан хотел было дождаться Зою Николаевну, чтобы сказать ей спасибо. Однако, услышав объявление о том, что членов президиума городской коллегии просят задержаться по каким-то организационным вопросам, он решил, что поблагодарит ее завтра, в своей консультации.
Тем более что сегодня ему еще надо было успеть в библиотеку, чтобы вернуть на абонемент третий номер прошлогоднего журнала со статьей профессора Полянского «Юридическая природа адвокатуры». Статья была, конечно, интересная, но Степан соглашался в ней далеко не со всем. Сначала автор довольно подробно описывал, почему наличие в адвокатуре правил самоуправления не свидетельствует о ее негосударственной природе. Далее он перечислил такие административные функции адвоката, как юридическая помощь населению и содействие правосудию, и такие государственные функции, как участие в уголовном процессе. Адвокатурой управляют органы юстиции. Но адвокатура по закону являлась добровольным объединением лиц, занимающихся адвокатской деятельностью, члены коллегии не назначаются, а принимаются в коллегию. И вообще, это не государственная служба — адвокат не имеет фиксированной ставки, он получает оплату на основании таксы, а иногда и вообще по соглашению сторон… При этом председатель президиума коллегии, насколько было известно Степану, входил в партийную и государственную номенклатуру, хотя его статус и утверждался на общем собрании адвокатов. Государство определяло предельные лимиты штатов коллегий, управляло дисциплинарной практикой. К тому же зависимость доходов адвоката от качества его работы постоянно снижалась — фактически навязывались твердые ставки заработной платы, а часть адвокатов и вообще получала фиксированный заработок.
* * *
…Примерно через час Никифоров вошел в свою парадную. На лестнице было непривычно накурено, но он обратил на это внимание только тогда, когда с верхней площадки начали спускаться двое мужчин.
— Степан Иванович? — спросил тот, что постарше.
— Гражданин Никифоров, — скорее уточнил, чем поинтересовался второй. Привычным движением он достал «корочки» сотрудника Министерства внутренних дел СССР, которое только недавно, в марте этого года, было организовано вместо НКВД, развернул их перед носом адвоката и тут же упрятал обратно, во внутренний карман плаща. — Можно вас на минуточку?
«Вот и за мной пришли», — подумал Степан.
С тем, что такое может произойти в любой момент, он не то чтобы примирился совсем, но давно уже подготовил себя к этой мысли, как и миллионы других жителей страны, вне зависимости от социального происхождения, наличия или отсутствия партийного билета, должности и заслуг перед советской властью. Слишком уж хорошо бывший оперативный сотрудник, а теперь практикующий адвокат по уголовным делам представлял, как на самом деле работает молох советского правосудия.
— Да, пожалуйста. Проходите.
Сопротивляться не имело смысла. Бежать было некуда. Оставалось только надеяться, как и всем остальным, что именно вот на этот раз произошло какое-то недоразумение или ошибка, которые обязательно прояснятся.
Адвокат открыл дверь своим ключом, и все трое прошли в его комнату, не повстречав на пути никого из соседей по коммунальной квартире.
— Присаживайтесь.
Степан старался вести себя с достоинством, но старший из гостей уже и так уселся за его письменный стол:
— Вот, читайте. — Он достал из кармана несколько сложенных пополам страниц с печатным текстом и протянул их Никифорову.
«Постановление об аресте», — мелькнуло в голове Степана. Он развернул первый лист:
«Обвинительное заключение…»
Как же так? Без допроса, без обыска, сразу?
Адвокат начал вчитываться и увидел чужую фамилию. Торопливо проскакивая глазами по строчкам, он не сразу, но все-таки разобрал, что в документе речь идет не о нем, а о каком-то сотруднике отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности Сорокине, обвиняемом в превышении власти и в том, что во время обыска он присвоил себе несколько ювелирных изделий и шелковые женские чулки иностранного производства.
Гора, придавившая адвоката к земле, вдруг свалилась, и Степан выдохнул полной грудью:
— Кто такой Сорокин?
— Это наш товарищ. Очень хороший человек. Он сейчас оказался в тюрьме, и нам очень нужна ваша помощь, чтобы его оттуда вытащить.
— То есть вы приехали ко мне для консультации по уголовному делу?
— Не только для консультации. Я хочу поручить вам ведение этого дела.
Никифоров еще не до конца пришел в себя и, чтобы собраться с мыслями, задал вопрос:
— Почему именно ко мне?
— Видите ли, Степан Иванович, — ответил человек, по-хозяйски расположившийся за столом, — о вас хорошо отзывались наши общие знакомые из Управления уголовного розыска. Они помнят вас по работе в милиции как порядочного и, главное, понимающего человека…
— Очень приятно слышать, — кивнул адвокат.
Он, конечно же, захотел
