Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах - Никита Александрович Филатов

улыбнулся. — И тогда в суд был предъявлен иск о возврате денег и мануфактуры, а также стоимости магарыча. Ответчик иска не признал, ссылаясь на то, что работал добросовестно. А в доказательство попросил допросить в качестве свидетельницы свою жену, которая за тот же период времени родила ему мальчика. Дело разбиралось в народном суде, который в иске отказал на основании все той же первой статьи Гражданского кодекса, так как истец использовал свою жену в ее «социально-хозяйственном назначении».

— Да ну тебя, не может быть!

Компания по соседству куда-то поспешно и быстро исчезла. Сергей Владимирович и его новый приятель еще выпили, закусили, и адвокат рассказал, для чего он сейчас в Ленинграде.

Он защищал рабочего, члена профсоюза, который служит у них в районном центре на одном из предприятий кузнецом по ремонту конного транспорта и ковке лошадей. Рабочий имеет очень ветхий дом на глухой улице города, а при доме — небольшая кузница, в которой работал когда-то его отец. Семья состоит из самого рабочего, его жены и четырех малолетних детей. Разыскав у себя во дворе в хламе старые дрожки, рабочий отремонтировал их, оковал, достал новые колеса и продал на консервный завод за 700 рублей. Финансовый инспектор, рассматривая платежные документы завода, обнаружил его расписку за полученные деньги. Он вызвал рабочего к себе, вручил ему патент на личное промысловое занятие, наложил штрафы и исчислил ему налог в размере 30 000 рублей, исходя из того, что тот владеет кузницей и занимался изготовлением экипажей в прошлом и в этом году.

— Тридцать тысяч? — не поверил собственным ушам Степан.

— Все мои жалобы в районную и краевую налоговые комиссии и, наконец, в народный комиссариат финансов остались без результата, — тяжело вздохнул адвокат. — Везде ответили, что налог исчислен правильно. Я доказывал, что доверитель мой — рабочий по найму уже десять лет, состоит членом профсоюза, кустарным ремеслом не занимается, что кузница в его доме не работает уже лет двадцать, что ремонт и продажа отремонтированных дрожек — это одноразовое мероприятие. Относительно всего сказанного мной были представлены справки с соответствующими печатями, поэтому я просил об исчислении налога с этого единичного и случайного заработка в семьсот рублей.

— Понятное дело, — одобрил Степан.

— Это оно для нас с тобой понятное, для нормальных людей. А эта чертова кузница и его избушка на курьих ножках были уже назначены к продаже за неуплату налога. Затем дело отправили бы в суд, и бедолага непременно сел бы в тюрьму.

— Почему это?

— Потому что продажа дома не покрывала исчисленного налога, даже в десятой его доле. Вот так-то… — развел руками Сергей Владимирович. — Директор завода, где работал мой доверитель, узнав об этой истории, уволил его «по сокращению штатов».

— А профсоюз?

— Профсоюз, конечно, никакой помощи не оказал, хотя обязан был это сделать.

— Перегибы на местах? — попытался найти оправдание всей этой истории молодой агент уголовного розыска.

— Не знаю. Наверное… — Адвокат пожал плечами. — В общем, я предложил своему доверителю вступить в колхоз. Хотя бы для видимости. И принести мне об этом хотя бы какую-то справку.

— Для чего?

— Жилой дом колхозника по закону описи и продаже не подлежит. Ни за какие долги. Через два дня фининспектору была представлена нужная справка, арест с дома был снят и торги отменены.

— Ловко! — похвалил адвоката Степан.

За это явно следовало выпить, что они и сделали.

— Ну а дальше что? Налог-то все равно платить придется.

— Завтра вечером еду в Москву. Повезу жалобу в Верховный Совет от имени моего кузнеца-колхозника…

Когда в литровой бутылке «Московской особой» оставалось уже совсем немного, как-то незаметно и быстро стемнело. От реки потянуло прохладой, так что стало понятно — пора расходиться.

Глава третья. 1946 год

Работать защитником или консультантом нелегко. Ваши слова, как австралийский бумеранг, могут вернуться и обернуться против вас. И хорошо, если пострадаете только вы — вы за это отвечаете, а если пострадают другие, то отвечать придется всем. И что тогда?

Из выступления прокурора А. Я. Вышинского

Сегодняшнее партийное собрание объявили открытым. Это значило, что на нем полагается быть не только членам ВКП(б), но и беспартийным адвокатам, которые составляли в коллегии большинство.

На сцене, за покрытым кумачовой скатертью столом, по-хозяйски расположился президиум. В отсутствие заболевшего председателя президиума Ленинградской городской коллегии адвокатов Василия Михайловича Куджиева вела собрание Мария Константиновна Вальяно — член партии с 1914 года, имевшая за плечами пятнадцать лет стажа прокурорской работы. Рядом с ней, у трибуны, сидел еще не до конца оправившийся после блокадной дистрофии Арон Наумович Лейбзон.

Доклад по первому вопросу зачитывал какой-то член парткома. Мария Константиновна сверялась с лежащим перед ней текстом выступления и время от времени удовлетворенно кивала — видимо, для того, чтобы в очередной раз показать свою политическую сознательность заместителю прокурора города и молоденькому инструктору райкома партии, которые тоже занимали места на сцене.

За спиной у докладчика строго, но одобрительно молчал с портрета товарищ Сталин. Задник сцены, по обыкновению, был перетянут полотнищем с белой по красному надписью:

«АДВОКАТ — ПОМОЩНИК СУДА»[6].

В зале было во всех отношениях душно, а вымытые до блеска окна все еще выглядели непривычно без черных листов светомаскировки и налепленных крест-накрест полосок бумаги…

Степан Никифоров стал адвокатом недавно и, можно сказать, совершенно случайно. До войны он служил в Ленинградском уголовном розыске и успел окончить вечернюю юридическую школу. Вместе со всеми пережил блокаду, обстрелы, бомбежки и голод, вступил в ряды ВКП(б). Весной сорок третьего, при задержании банды квартирных грабителей, капитан милиции Никифоров получил тяжелые ранения, а после выхода из госпиталя — боевой орден Красной Звезды и категорическое заключение врачей о том, что не годен к дальнейшему прохождению службы. Никакой мирной профессии у капитана не имелось, зато был стаж работы в милиции и какое-никакое юридическое образование. И тогда ему в кадрах посоветовали взять направление в коллегию адвокатов, где катастрофически не хватало людей, а партийная прослойка за годы войны и блокады почти растворилась.

Положение от 16 августа 1939 года впервые закрепило принцип, в соответствии с которым в адвокатуру могли вступать лишь лица, имеющие юридическое образование, либо лица, окончившие юридическую школу, но имевшие стаж практической работы в судебных, прокурорских и иных органах юстиции не менее года. А также лица, не имеющие профильного образования, но проработавшие не менее трех лет в качестве судей, прокуроров, следователей и юрисконсультов. На 22 июня 1941 года в Ленинградской городской коллегии состояли