Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах - Никита Александрович Филатов

«эротика» мужская, да и женская, часть аудитории опять заметно оживилась. Оживилась настолько, что председателю собрания пришлось даже нахмуриться и обвести зал неторопливым, внимательным взглядом. Всякое шевеление почти сразу же прекратилось.

— На страницах журнала «Звезда» и ранее появлялись проникнутые, так сказать, мотивами страдания стихи Ольги Берггольц, Владимира Лившица и Михаила Дудина. И нам необходимо самым решительным образом преодолеть вредное влияние Зощенко и Ахматовой и прочих последователей этой парочки вроде Слонимского, Орлова и прочих Хазиных… — продолжил докладывать член парткома по тексту.

— Куда смотрел ответственный редактор журнала «Звезда» товарищ Саянов? Или редактор журнала «Ленинград» товарищ Лиханов? Необходимо спросить строго и с тех литературных критиков вроде Юрия Германа, которые находятся на попечении у тех писателей, которых они обслуживают…

Провожали докладчика, как и положено, аплодисментами.

После них на сцену поднялись несколько заранее подготовленных участников собрания.

Первый потребовал поганой метлой гнать Зощенко и Ахматову из Союза советских писателей.

Второй задался вопросами: все ли книги этих пошляков и дегенератов вынесены из библиотек?

Какое наказание ждет сотрудников радио и организаторов эстрадных мероприятий, позволявших включать в программы чтение произведений этих авторов?

Почему так долго разрешали печатать пошлые произведения, портить бумагу, которой и так не хватает для выдержанных идеологически, по-настоящему советских литературных произведений?

Третий начал выкрикивать нечто совсем уже несуразное, упомянул идеологических полицаев и диверсантов, потом окончательно сбился…

По предложению кого-то из членов президиума все тот же докладчик с выражением зачитал резолюцию, которая полностью одобряла и поддерживала постановления Оргбюро Центрального комитета партии «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“»[7]. Резолюция была принята единогласно. Адвокат Никифоров проголосовал так же, как остальные, и председатель собрания перешла к следующему вопросу.

В повестке дня он был обозначен как персональное дело Ивановского В. В.

Никифоров даже не сразу припомнил, кто это такой: кажется, адвокат из шестой консультации, в возрасте, вежливый и спокойный и со значительным стажем работы. Кто-то из коллег вроде рассказывал, что жена Ивановского умерла от голода в блокаду, а сын ушел добровольцем на фронт и пропал без вести где-то под Харьковом.

Сам Ивановский на собрании не присутствовал, и из выступления заместителя прокурора города, которому предоставили слово, далеко не сразу стало понятно, почему персональное дело рассматривается в его отсутствие.

Начал прокурорский товарищ с того, что, по его глубокому и искреннему партийному убеждению, основная обязанность адвоката — это помощь суду в изобличении обвиняемого. А всякие там демагогические утверждения о том, что адвокат призван собирать и предоставлять суду материалы и соображения, только устраняющие или смягчающие вину подзащитного, надо расценивать как политическую незрелость, саботаж и буржуазный уклон. Затем он обратился к выпискам из отчета Ленинградской городской коллегии об оказании юридической помощи населению за первое полугодие. Отметил определенный рост количества данных трудящимся на приеме советов, справок и разъяснений, а также увеличение числа жалоб и заявлений в надзорные органы. При этом, однако, он опять обратил внимание членов коллегии на отсутствие у некоторых товарищей надлежащего понимания своей роли в судебных процессах в качестве защитников обвиняемых, представителей интересов ответчиков, истцов и других заинтересованных лиц…

«Один там только и есть порядочный человек-прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья», — совершенно некстати припомнилась адвокату Никифорову цитата из гоголевской поэмы о мертвых душах.

Наконец, выступающий перешел к персональному делу.

Как оказалось, сын адвоката Ивановского был объявлен вне закона. Бдительные советские чекисты установили, что он не погиб смертью храбрых за Родину и не лежит теперь где-нибудь в безымянной могиле, а попал к немцам в плен. Там этот трусливый предатель прислуживал врагу на какой-то каменоломне, был освобожден американцами и, оказавшись в лагере для перемещенных лиц, категорически отказался от возвращения в советскую зону оккупации…

Объявление вне закона считалось в советском уголовном праве «мерой социальной защиты». Эта мера была введена специальным декретом еще в ноябре 1921 года как один из способов борьбы с невозвращенцами, однако по-настоящему массовый характер приобрела только после победы над Гитлером.

Наказание по этому декрету — расстрел через 24 часа после установления личности и конфискация имущества. Так как приговор выносился заочно военной коллегией Верховного суда СССР, для приведения его в исполнение в части, касающейся самого осужденного, требовалось только установить его личность после поимки. Человек, оказавшийся вне закона, мог быть убит любым лицом, если он окажется на территории СССР, или же агентами НКВД — за границей. Декрет распространялся на всех советских должностных лиц, отказавшихся вернуться, например, из командировки в США или Великобританию, на военнопленных, оставшихся на Западе, а также на простых советских граждан, которые ушли с территории СССР при отступлении немцев. То есть на так называемых ди-пи[8].

Рассматривается это деяние как измена Родине.

Поскольку советские представители всеми официальными и неофициальными способами проникали в канцелярии лагерей для перемещенных лиц и получали доступ к их спискам, многие из перемещенных лиц, опасаясь репатриации, выбирали себе вымышленные фамилии, имена, годы или места рождения, а также гражданство. Понимая, что ожидает при возвращении в СССР даже совершенно невиновных людей, американские, британские и французские оккупационные администрации смотрели на такие нарушения сквозь пальцы. Этим, конечно, не преминули воспользоваться разного рода военные преступники из числа бывших советских граждан СССР, настоящие пособники нацистов, каратели и полицаи, так что многим из них удалось избежать наказания и раствориться на Западе в определенной степени и благодаря политике советской власти.

Всего этого, разумеется, участники собрания в Ленинградской городской коллегии адвокатов знать тогда не могли. Зато им было хорошо известно, что члены семьи виновного по внесудебному постановлению лишаются политических прав, а имущество их конфискуется. Все они подлежат высылке в отдаленные местности страны, в лагеря, на срок от пяти до десяти лет в порядке статьи 58-1в Уголовного кодекса РСФСР, то есть вне зависимости от того, были эти родственники осведомлены о замыслах невозвращенца либо нет… Таким образом, даже не требовалось иметь высшего юридического образования, чтобы понимать — по существу, это просто расправа с заложниками, не известная до этого ни одному законодательству цивилизованных стран.

…Заместитель городского прокурора был в этой части своего выступления лаконичен. Он сообщил, что Ивановский уже арестован, во всем признался и полностью изобличен как родной отец изменника нашей социалистической Родины. Президиум Ленинградской городской коллегии уже исключил его из числа адвокатов, и теперь собранию предстояло утвердить это решение.

Строго говоря, с точки зрения Положения об адвокатуре, которое действовало с 1939 года, какой-то особой необходимости в подобной процедуре не было — она имела, скорее, воспитательное и политическое значение. Исключение из коллегии