Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах - Никита Александрович Филатов

лет лишения свободы. Но если насиловали профсоюзную деятельницу или партийку, то это уже был «половой бандитизм», каравшийся смертью. Несчастный случай при нарушении правил дорожного движения по советским законам считается убийством по неосторожности и карается легко. Однако то же самое преступление может быть названо «автомобильным бандитизмом», и шофер, наскочивший на скользком петербургском шоссе на группу красноармейцев, шедших в строю, платит за это своей жизнью. Убийство истощенной, полудохлой, уже неработоспособной колхозной лошади и дележ костей и кожи между умирающими от голода колхозниками есть «колхозный бандитизм», который также карается смертной казнью.

Так называемое «вредительство» получило настолько широкое применение и толкование, что виновный в обыкновенной халатности или вообще невиновный почти в любом случае получает «высшую меру социальной защиты». Три весовщика, например, — приемщики зерна в государственных амбарах районного центра, где работал адвокат Чесноков, — были расстреляны, так как в зерне, принятом ими, был обнаружен не то долгоносик, не то клещ. Год назад расстреляли колхозника, который при выжигании прошлогодней травы не учел перемен в направлении ветра, в результате чего сгорел амбар, а также счетовода, который допустил ошибки в статистических данных о количестве запаханной и засеянной земли. После взрыва мучной пыли на колхозной мельнице были арестованы директор, инженер, секретарь партийного комитета и даже юрисконсульт. Обвинение всем им было предъявлено во вредительстве, в преступлении «сознались» все, включая юрисконсульта, написавшего явку с повинной о том, что он с целью подрыва финансового положения мельницы пропустил срок по какому-то иску и неправильно оформлял бумаги. Юрисконсульт отделался очень легко и получил только десять лет лагерей…

В лагеря отправляли за анекдоты, за недовольство, высказанное в очередях, за прослушивание зарубежных передач по радио. Один продавец ларька был осужден за то, что завернул селедку в кусок газеты, где был напечатан большой портрет Сталина. Рассказывали и такой случай. В окнах районной библиотеки были выставлены две картины: на одной изображалась семья голодного немецкого рабочего, сидящая за столом перед пустыми тарелками, на другой — довольная, сытая, хорошо одетая семья советского рабочего, а на столе перед ней — полные тарелки дымящейся пищи. Внизу соответственно надписи: «У них» и «У нас». Один прохожий сказал: «Надписи перепутали» — и получил за это восемь лет лагерей. А недавно народный суд рассмотрел дело колхозника из Новгородской области, который на заседании сельсовета не выдержал и пустился в критику. Может быть, он где-нибудь слышал, что товарищ Сталин поощряет критику и самокритику, вот и сказал: «Таких, как у нас, председателей три — один сидит под мостом, другой у кобылы под хвостом, а третий у нас за столом». Он был осужден на десять лет, хотя никакого призыва к свержению советской власти не было — бедняга просто выступал против личности председателя.

— У них там, по делу банды, кстати, тоже адвокаты были на суде. И толку-то? — Степан пожал плечами, но сразу же спохватился. Ему опять стало жаль неплохого, судя по всему, советского человека, вынужденного делать такую неблагодарную и грязную работу в своей юридической консультации. Чтобы скрыть допущенную неловкость, он опять потянулся за водкой. — Тяжело, наверное, всяких воров и вредителей защищать?

— Так ведь я в основном по гражданским делам, — покачал головой Чесноков.

— Ну, это проще.

— Как сказать… — Сергей Владимирович аккуратно подцепил кусочек балыка.

«Всякие злоупотребления и заявления, имеющие целью затянуть или затемнить процесс, немедленно пресекаются судом», — гласила статья Гражданского кодекса РСФСР. Поэтому всякая попытка состязательности, все ходатайства адвокатов об отложении дела для представления документов, приведение новых доказательств на суде пресекаются судами общей юрисдикции в корне как попытка к затягиванию дела и к затемнению правоотношений. А в арбитраже так и вообще ссылаться на нормы Гражданского кодекса считается неприличным и даже просто непозволительным, потому что все регулируется ведомственными и правительственными распоряжениями…

— Вот тебе для примера одно прошлогоднее дело. Квартирант попросил у своего хозяина большой ведерный самовар. Прошло две-три недели — самовар не возвращается. Его приспособили для варки самогона, и он постоянно нужен. Хозяин просит вернуть. «Да разве это твой самовар?» — удивляется квартирант. «Как же, он у меня, почитай, двадцать пять годков…» — уверяет хозяин. «Ну, отлично! — говорит квартирант. — Теперь моя очередь, и я буду им пользоваться двадцать пять лет».

— Ну, фармазон! — рассмеялся Степан, разливая водку.

— Слушай дальше, — кивнул адвокат. — Хозяин самовара обращается в суд, потому что статья пятьдесят девятая Гражданского кодекса РСФСР гласит: «Собственник вправе отыскивать свое имущество из чужого незаконного владения». Ответчик, то есть квартирант, говорит на суде: «Да он ему и не нужен». Судья спрашивает у истца: «А вы чай имеете?» Тот в ответ: «Откуда же теперь чай, его и в продаже нет». — «А сахар?» — продолжает уточнять судья. «Да и сахару негде купить». И тогда судья делает вывод: «Значит, вы чай не пьете». И решает, согласно статье первой Гражданского кодекса, в иске хозяину самовара отказать, так как истец не пользуется самоваром в его социально-хозяйственном назначении… Судебные издержки возложить на истца.

Откуда-то из кустов по соседству, где отдыхала большая компания, послышались девичий визг, общий хохот и пьяные выкрики. Вслед за этим на песчаный берег, в одном исподнем, выскочил усатый мужичок и со всего маху кинулся в реку. Очевидно, по пьяному делу он вообразил себя геройским комбригом Чапаевым из одноименного кинофильма и даже попытался плыть саженками, но почти сразу устал, протрезвел от холодной воды и вернулся к приятелям. И в этот же момент нетрезвый женский голос в кустах не пропел даже, а прокричал на весь Крестовский остров:

— Эх, огурчики да помидорчики!

Сталин Кирова убил в коридорчике…

Сергей Владимирович и Степан сделали вид, что ничего не слышат:

— Или еще, было у нас в одной деревне года три назад. Один из активистов, женатый, после выселения кулаков получил крепкий дом, хозяйство, огород и зажил новым хозяином. Но у него не было детей, а у соседа дети были. После обсуждения с женой они пригласили соседа, зарезали курицу и приготовили выпивку. За столом пошел такой разговор: «А что, товарищ, я тебе скажу… у тебя детей богато, а у меня нет ни одного. Не потрудишься ли ты и для меня? Жена моя на это согласна». И сосед согласился.

— Ничего себе дают товарищи колхозники! — едва не опрокинул консервную банку захмелевший заметно Степан.

— Был заключен трудовой договор, все честь по чести. Кроме ужина и самогона, сосед получил авансом за труды червонец деньгами и два отреза материи — на штаны и на рубашку. Прошло девять месяцев. Результата не последовало. — Чесноков