Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни

Особое совещание обсуждало обе данные статьи в мае 1902 г. В конце концов из споров родилось Положение об учреждениях мелкого кредита 1904 г.[118] Сразу было видно, что закон представляет собой соглашение между обоими министерствами — он поддерживал и кооперативы, и сословные банки. Однако сами кооперативы, по определению их сторонников в правительстве, считались прогрессивными учреждениями, призванными привлекать к себе представителей всех сословий. Эти кооперативы воплощали в себе принципы, коренящиеся в устойчивых представлениях о крестьянской обособленности. Финансовая бюрократия заявляла желательность того, чтобы крестьяне владели частной собственностью; однако она признавала, что это не так и не будет так в обозримом будущем. Чиновники предпочитали вариант, при котором крестьяне имели бы достаточно имущества, чтобы рискнуть некоторой его частью для получения институционального кредита (institutional credit). Однако лишь немногие из них были готовы позволить земледельцам рисковать даже той малостью, которой те уже владели. Ни разу в правительственных дискуссиях не было упомянуто, что крестьяне достаточно компетентны, чтобы самим заниматься своими делами в кооперативах. Поэтому правительство было готово лишь предложить кооперативный кредит на основе личного доверия каждого члена к кооперативу и круговой поруки всех кооператоров по отношению к правительству. Единственной мерой для обеспечения правильной работы данных механизмов являлось личное вмешательство профессионалов, нанятых местными и центральными властями, а земский начальник наконец был полностью отлучен от участия в кооперативных делах.

Историки кооперативного движения настойчиво утверждали несомненную важность того факта, что правительство наконец официально нашло деньги для краткосрочного сельскохозяйственного кредитования и что крестьяне теперь получили доступ к большим средствам, чем до обнародования данного закона[119]. Но деньги — это еще не все, а принцип, лежащий в основе новой системы мелкого кредита, гласил, что само крестьянство не способно управлять собою. Крестьяне снабжались инструкциями и советами, находились под наблюдением и подвергались принуждению со стороны агентов местной и центральной администрации, которые отчитывались перед губернскими комитетами по мелкому кредиту. Сотрудники Министерства финансов очень старались подчеркнуть, что инспектор обязан стать также и инструктором, и благодетельным педагогом, а кооперативы должны быть «самостоятельными» выразителями «самодеятельности». Но, лишая данные учреждения их прерогатив, заблаговременно и жестко устанавливая пределы их функционирования и подчиняя их персональному надзору со стороны внешних агентов, финансовая бюрократия тем самым подвела институциональный базис под ту установку, что русский крестьянин не готов действовать самостоятельно в тех учреждениях, которые требуют «гражданской зрелости». Так возникло понятие «крестьянской самодеятельности», установленной и управляемой государством, так зародился парадокс, который будет характеризовать массовое кооперативное движение еще более десятилетия. Подобным же образом проявились и последствия введения в жизнь понятия «трудового принципа»: крестьяне не считались лишь работниками, но по-прежнему имели право работать и только работать, тогда как другие присваивали себе права на их интеллектуальную и управленческую деятельность.

2. Рынок без капиталистов

В то время как община и юридически обособленное крестьянское сословие были sine qua поп аграрной политики, сам факт обсуждения кооперативных учреждений был довольно радикальным явлением. Защита кооперативов подразумевала существование альтернативных форм социальной организации общины (путем отбора ее членов по профессиям и степени экономической функциональности) и включала в себя определение и реализацию тех политических действий, которые должны были отражать новые социальные категории. Сотрудники Министерства финансов доказывали, что это означает простое принятие неотвратимых социально-экономических изменений, которые принесло развитие нового общероссийского рынка; гораздо менее охотно они признавали, что носителями изменений или их бенефициариями должны стать именно «капиталисты». Говоря конкретнее, ими предполагалось, что ростовщики, торговые посредники и «эксплуататоры» всех мастей могут быть отделены от «трудового крестьянства» и не допущены в кооперативные учреждения, выступающие в виде новой крестьянской общности. Из хитросплетения данных процессов — ликвидации крестьянской сословной обособленности и выборочного принятия экономических изменений — возникли такие понятия, как «трудовые» и «нетрудовые», «производительные» и «непроизводительные» элементы. «Рынок» не мог просто освободить крестьян от сословной принадлежности и общины; он должен был привести обновленное крестьянство под власть рационального государства и сведущего образованного общества, одновременно освобождая его от тех, кто подпадал под определение «эксплуататора».

Антикапитал истический этос, проявившийся в этих подходах, был в достаточной степени подтвержден документально рядом исследователей. Удивительно, что эти настроения стали столь очевидны в недрах Министерства финансов — того учреждения, которое, казалось бы, желало, хотя и на своих условиях, взращивать в России предпринимательскую прослойку. Но, отстранившись от абстрактного духа антикапитализма, можно заметить, что под «эксплуататорами» бюрократия при этом подразумевает конкретные группы людей — зачастую тех же крестьян, которые обрабатывают сельхозпродукцию и торгуют товарами, произведенными другими крестьянами. И в рассматриваемый период правительственные чиновники начали предпринимать меры по ослаблению экономической активности этих групп и недопущению их в новые, активно поддерживаемые государством общности.

Эти выводы, уже вызревавшие в дискуссиях о кредитных кооперативах, проявились во всей красе, когда правительственные чиновники стали разрабатывать меры по организации сельскохозяйственных товариществ (артелей). Министерство земледелия и государственных имуществ в 1897 г. опубликовало шаблоны уставов сельскохозяйственных товариществ (тем самым связывая их с государством гораздо теснее, чем в свое время артели, созданные Н.В. Верещагиным в 1870-х гг.). Товарищества должны были объединить производителей в конкретных отраслях сельского хозяйства с целью совместной обработки, сбыта продукции и закупки нужного инвентаря. Они получили право брать кредиты в любом внешнем учреждении, которое пожелает их дать. Проблема обеспечения кредита снова поднимала вопрос о платежеспособности и ответственности, и Министерство земледелия одобрило механизм, который Министерство финансов предложило для кредитных кооперативов в 1895 г.: в случае банкротства каждый член является равно ответственным по долгам товарищества. Это означало, по сути, круговую поруку и отсутствие любых видов частной собственности в качестве обеспечения; а кредитор автоматически получал право проводить аудит любого кооператива, который он кредитует. С тех пор как частные банки проявили явное нежелание выдавать ссуды лицам и учреждениям, не владеющим никакой собственностью, роль кредиторов, ревизоров и инспекторов легла на правительство и земства.

Сельскохозяйственные товарищества были призваны вести дела на свободном рынке, и огромный объем работы Министерства земледелия относился здесь как раз к той отрасли аграрного производства, которая легко включалась в товарный обмен и давала высокие прибыли, а именно — к молочной промышленности. Замечание, сделанное А. Энгельгардтом в 1870-х гг. о том, что выталкивание на рынок лишает бедные хозяйства основного источника пропитания, заставило правительство уделить внимание прежде всего губерниям, обладавшим большими пастбищными площадями, — Западной Сибири и северу Европейской России. В 1901 г. Министерство земледелия послало ряд инструкторов в район северных и северо-западных губерний (Вологодская, Олонецкая, Костромская, Новгородская и Псковская). Многие из них были датчанами, которые привезли в Россию новые технологии животноводства и обработки молочной продукции, а кроме того, были хорошо знакомы с процветающим в Дании кооперативным движением. Посылать датчан на русский север одних и с самостоятельным статусом было проблематично, так что правительство предоставило их в распоряжение земств, которые и снабдили их надлежащими инструкциями и необходимыми данными о местных условиях. Министерство земледелия наняло еще двух инструкторов и пять технических специалистов и направило их в Тобольскую и Томскую губернии Западной Сибири. В течение первого года работы в Тобольске правительственный инструктор учредил первые 12 маслодельных артелей[120].