Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни

Решение данных проблем — как невозможности залога недвижимости, так и крестьянской «некомпетентности» — отыскивалось в непосредственном, личном и профессиональном надзоре и принуждении со стороны агентов центральной и местной администрации. В особенности авторы упирали на двухзвенную систему, которая обеспечит более-менее постоянный «внешний надзор», и это предложение легло в основу Положения об учреждениях мелкого кредита 1904 г.

Во главе новой административной иерархии предполагалось поместить вновь учрежденное Управление по делам мелкого кредита, образованное под эгидой Государственного банка с оборотным фондом в 10 млн. руб. и большим штатом специальных «инструкторов-инспекторов». В качестве инструкторов они должны были выискивать местных жителей, способных управлять кооперативами, постоянно направлять их деятельность и гарантировать, что те действительно понимают цель и смысл кредитования. В качестве инспекторов эти служащие должны были исследовать местные условия с целью выяснения степени пригодности крестьян данной местности для участия в деятельности кооперативного товарищества, а также объема необходимого кредита; впоследствии им предстояло по необходимости снабжать товарищество дополнительными краткосрочными ссудами, ревизовать конторские книги и гарантировать Государственному банку возвращение ссуд.

Инспекторы также имели право присутствовать на общих собраниях членов кооператива, чтобы наблюдать за соблюдением всех необходимых законных процедур, а также могли удалять уже утвержденных членов правлений из его состава, приостанавливать все операции и аннулировать устав любого кредитного кооператива.

Вторым звеном новой системы управления должны были стать земства. В соответствии с пока сохранявшимся доверием правительства к «обществу» — местные комитеты, созванные Особым совещанием, являлись все же некоторой его частью — предлагалось повсеместно открывать «земские кассы мелкого кредита» на губернском и уездном уровнях. Земства должны были получить равные с Государственным банком права в расследовании кредитных операций и надзоре за кооперативами, а также могли полностью задействовать для этого весь имеющийся персонал, знакомый с местными условиями, то есть агрономов, статистиков, страховых агентов и т. п.

Тем актуальнее становился вопрос о функционировании третьего связующего звена — правления кооператива, которое, как утверждали авторы «Записки», обязательно должно будет пасть жертвой плохого руководства или корысти грамотного и богатого меньшинства деревни. Решение данной проблемы было уже заложено в те обширные права и полномочия, которые получали контролеры Государственного банка при вмешательстве в дела деревни: закон лишал правления большинства их прерогатив и в то же время побуждал сельских учителей, других местных работников-профессионалов и даже местных священников присматривать за кооперативами, ограничивать влияние «нежелательных» членов и тем самым компенсировать крестьянскую «некомпетентность». Новая процедура открытия и функционирования кредитных кооперативов оставляла минимум свободы действий для членов избранных ими правлений: правительство рассылало заблаговременно заготовленный шаблон устава, от которого правление не имело права отступить; так же распространялись и отпечатанные бланки протоколов общих собраний, которых кооперативы должны были придерживаться. Членам правления или кооператива нужно было только вписать свои имена и название деревни в типовой бланк, а затем подписать протокол. Правила также оговаривали размеры и условия предоставления ссуд отдельным членам кооператива, процентные ставки и права на участие в товариществе.

Министерство внутренних дел поместило свой ответ на эти предложения в следующем номере «Вестника финансов»; некоторые его положения были диаметрально противоположны проектам Министерства финансов[117]. Эта статья уделяла мало внимания кооперативам, которые объявлялись слишком сложными для крестьян учреждениями. Основное внимание было нацелено на сословные сельские банки и вспомогательные кассы: по мнению авторов, они были понятнее, являлись «исторически сложившимися», основываясь на давно существующих учреждениях крестьянского самоуправления, и наиболее соответствовали тем районам империи, где преобладал патриархальный, традиционный, преимущественно сельскохозяйственный «жизненный уклад». Внешняя власть в деревне по-прежнему должна была быть представлена земским начальником. Авторы статьи настойчиво утверждали, что проблема с земскими начальниками заключалась не в том, что те были наделены слишком большими властными полномочиями (как утверждали многие критики такого способа местного управления), а в том, что они не могли эффективно работать из-за массы ограничений своей власти.

Однако оба министерства сходились на том, что никакое учреждение или властный орган никоим образом не должны были возлагать ответственность на самих крестьян — вся она должна перейти на ту или иную некрестьянскую инстанцию. Основное различие между двумя точками зрения здесь состояло в истолковании природы той власти, которая будет надзирать за новыми учреждениями. Министерство финансов предложило, чтобы инспекторы и земские служащие, прямо вовлеченные в дела товариществ, обеспечивали соответствующее обучение кооператоров наряду с благожелательным руководством. В то же время Министерство внутренних дел стремилось к тому, чтобы каждый новый закон обращал земского начальника в воплощение власти на местах — власти чистой и ничем не стесненной, способной по необходимости вступиться за своих подопечных, стоящей над крестьянскими учреждениями, но не участвующей непосредственно в их работе. Если легитимный статус инспектора или земского агента базировался на его образовании, воспитании и компетентности, то законность статуса земского начальника вытекала непосредственно из идеологии самодержавной власти в виде персонифицированного и благодетельного правления. Степень вовлеченности в дела деревни каждой из форм власти была также различна — Министерство финансов предлагало довольно интенсивное участие некрестьян в кооперативах. Ни одна из двух рассматриваемых публикаций не выступала против права правительства непосредственно вмешиваться в дела крестьянских учреждений, но МВД предполагало, что земский начальник будет периодически вмешиваться в отдельные крестьянские дела, что для сотрудников Министерства финансов автоматически означало «неограниченный произвол». Профессионалы же, статус которых подтверждался их образованностью и компетентностью, по идее, должны были бы сами стремиться более непосредственно и систематически входить во внутренние дела кооперативов.

Что касается права собственности и принципа всесословности, то оба министерства были здесь во многом согласны. Относительно залога недвижимости Министерство внутренних дел объявило, что вряд ли кто-то может настаивать на отмене существующего закона о неотчуждаемости крестьянского имущества, так как конфискация земельных наделов и инвентаря в случае банкротства оставит слишком много хозяйств без средств к существованию. При этом указывалось, что у большинства крестьян не хватало излишков имущества или урожая, которые можно было использовать в качестве залога, потому хозяйства и предлагали свой труд в качестве обеспечения. Иными словами, Министерство внутренних дел одобряло «трудовой принцип», рекомендованный Министерством финансов в 1895 г. Что касается принципа всесословности, то Министерство внутренних дел — давний поборник жесткой сословной обособленности — предполагало, что существующие законы о сословных сельских банках должны быть изменены: предлагалось разрешить сельскому сходу выбирать в состав правлений мелких кредитных учреждений всех лиц вне зависимости от их сословной принадлежности, размера землевладения или работы в администрации или земстве, но при условии их проживания в данном районе. Что касается квалифицированных управляющих, сословная принадлежность не должна была играть определяющей роли при подборе кадров.