Едят ли покойники торты с клубникой? - Розмари Айхингер

у них за спиной. Мертвых она не боится, да и животных тоже, но она чувствует что-то другое. А Петеру даже не требуется конкретных причин для страха. Беспокойство Эммы сразу же ему передалось.

– В чем дело? Почему ты все время оглядываешься?

– Да ничего, просто так.

Ну вот! Именно на такой ответ он и рассчитывал. А тут еще луна скрылась за тучей, и теперь не видно ни зги.

– Опять меня разыгрываешь?

– Тсс! Помолчи! – Эмма прислушивается, то и дело поглядывая на дорожку. Там точно что-то есть!

– Пойдем! – Эмма резко шагает вперед и чуть не натыкается на Петера.

Он застыл на месте, вглядываясь в темноту. Замер словно кролик перед удавом. У Эммы сердце ушло в пятки. Кто-то преграждает им путь. Только бы не оказалось, что они вспугнули бездомного. Они порой ведут себя весьма неприятно – особенно если напьются.

– Какого лешего вы здесь делаете?! Вы хоть знаете, который час?!

Лучше бы это и правда был бездомный. Северин Блум, судя по тону, сердит не на шутку.

До рассвета

Петер, ослепленный лучом света, начинает паниковать. На секунду он воображает, что по кладбищу блуждают зомби с фонариками.

– Эмма! Что здесь происходит?!

Да это же голос могильщика! Петер, с облегчением выдохнув, отходит в сторонку. Пусть Эмма сама все улаживает. В семейные дела лучше не вмешиваться. Захваченные врасплох, Петер и Эмма застыли в конусе света от фонаря, словно их пригвоздили к земле. Они знают, что они здесь делают. Знают, что время позднее, но предпочитают молчать. Петер – потому, что от испуга не может произнести ни слова, Эмма – потому, что все еще дуется на отца.

Не его собачье дело, чем они тут занимаются!

Северин Блум светит дочери в лицо.

– Эй! – шипит она. – Ты меня слепишь! Или решил прибегнуть к жестоким методам допроса, чтобы узнать то, что хочешь?

Настроение у Эммы прескверное. Северин Блум направляет луч фонаря на Петера – не прямо в лицо, а чуть пониже.

– А как насчет тебя? Может, ты мне объяснишь, что вам тут понадобилось в такое время? – Он терпеливо ждет. Пусть мальчик спокойно обдумает ответ.

В конце концов Северин Блум бросает попытки его разговорить. У парня, похоже, язык отнялся. Отцу Эммы больше неохота торчать на кладбище. В кровати гораздо уютнее.

– Ладно, – говорит он, – пойдемте!

– Нет! Подождите!

Надо же! Петер все-таки собрался с духом. Он почти у цели и не хочет сдаваться.

– Это я виноват. Я уговорил Эмму.

– Эмму трудно на что-нибудь уговорить, правда, Эмма?

Это еще почему? Разве она не сидела за столом с отцом и Терезой Функ, пока они пили кофе?

– Особенно если речь о кладбище, – добавляет Северин Блум.

– Может, и так, – продолжает Петер. – Эмма – тяжелый случай.

– Эй, – возмущенно шипит Эмма, – «тяжелый случай» вообще-то здесь!

– Ладно, не кипятись. Вот видите? Чуть что – сразу взвивается. Но это все равно была моя идея. Я хотел переночевать на кладбище, но, как бы получше выразиться… – Петер стыдливо сжимает губы. – Мне здесь немного не по себе, если вы понимаете, о чем я.

Разумеется, Северин Блум понимает, что имеет в виду мальчик. У Петера при мысли одному провести ночь на кладбище поджилки трясутся. Луна тем временем снова выглянула из-за туч и освещает всех троих, как прожектор на сцене. Отец Эммы улыбается, скрестив руки на груди:

– Нет, не понимаю!

– Пап, да отстань от него! Он просто дрейфит!

Эмма – сама деликатность! А ведь она действует из лучших побуждений.

– Вот спасибо! – дуется Петер.

Сдала его с потрохами!

– А что, нет? Меня, может, и легко взбесить, а ты пугливый как зайчишка. – Эмма вошла в раж. День сегодня явно не задался.

– Не все же такие кладбищенские фрики, как ты! Нормальные люди не проводят время с покойниками.

– Кто бы говорил! Не ты ли всю неделю сидел у могилы Мартина?

– Так! Хватит препираться!

Уже поздно, Северин Блум слишком устал для всяких разборок. Он переводит взгляд с Петера на дочь:

– Она не хотела тебя обидеть, Петер. Не принимай ее всерьез. У Эммы сегодня был тяжелый день. Ей пришлось выпить кофе с вишневым пирогом и немного побеседовать с одной славной женщиной. Видно, никак не переварит.

– Ну, знаешь ли! – возмущенно перебивает его Эмма.

– Эмма, подожди! Я не закончил.

Это еще как посмотреть. Эмма считает, что отец и так уже наговорил лишнего.

– Петер, а почему тебе так хочется переночевать на кладбище?

– Не знаю. Понятия не имею! До сих пор мне дела не было до кладбища. Не разбирался я во всех этих тонкостях. Но теперь…

– Что теперь? – перебивает его Эмма, как и отец, с нетерпением ждущая объяснений. Сколько можно томить! Никаких нервов не хватит!

– Эмма! – Отец хлопает ее по плечу. – Дай ему договорить!

– Но теперь здесь лежит Мартин. И я хочу узнать, каково это.

«Надеюсь, ты все-таки собирался спать на земле, а не под землей!» – думает Северин Блум, но вслух не спрашивает.

– Ну хорошо! – говорит он. – И чего ты теперь от меня ждешь?

– Что вы вернетесь домой и позволите нам здесь ночевать. – Петер говорит все как есть.

– Не волнуйся, пап! Ничего не случится. Мы ляжем возле капеллы за кустом сирени. Там нас никто не увидит. К тому же мы наверняка проснемся, когда взойдет солнце, и сразу пойдем домой.

– Эмма, почему же ты мне ничего не сказала? Улизнула тайком ночью из дома. Ты хоть представляешь, как я перепугался?

– Ты от меня скрывал, что встречаешься с этой Функ. Значит, и у меня есть право на тайны! К тому же Петеру это было очень важно, а я не знала, разрешишь ли ты.

– И что?

Не думает же она, что так легко отделается.

– Прости, пап.

Что поделаешь? Не может же она вечно на него злиться. Эмма смотрит на папу умильным взглядом маленькой дочурки, который иногда тренировала перед зеркалом. Ну как отказать такой пай-девочке! Хотя довольно темно, эффект отчасти достигнут.

– Ах ты подлиза! – смеется отец.

– Значит, нам можно здесь остаться? – спрашивает Петер, пользуясь хорошим настроением могильщика.

– Так и быть. Только подыщите укромное местечко. Я на всякий случай поставлю будильник на шесть. Если не вернетесь до половины седьмого, я за вами приду.

– Спасибо, папа! – сглотнув, растроганно благодарит Эмма.

– Не за что! Только будьте осторожны. Если кто-нибудь будет здесь шататься, лучше спрячьтесь.

Кому здесь шататься? У Петера колени становятся ватными. Теперь он хотя бы знает, от кого у Эммы талант его пугать.

– Само собой! Мы ляжем прямо под кустом. Там нас никто не