Едят ли покойники торты с клубникой? - Розмари Айхингер

– У куста сирени рядом с капеллой. Если мы завтра проспим, нас там не сразу обнаружат. К тому же на траве лежать мягче.

– Звучит неплохо. Куда идти? – Луна и правда хорошо все освещает, но Петер совершенно не представляет, где именно они находятся.

– Иди за мной! – Не успел Петер оглянуться, как Эмма уже исчезла.

– Подожди! Постой! Я здесь совсем не ориентируюсь. Не бросай меня одного!

– Так и быть, – ухмыляется Эмма, – не брошу. – Но она идет не прямо к капелле, а в обход: раз Петер не хочет видеть кладбище днем, значит, придется посмотреть его ночью. Она устроит ему небольшую экскурсию.

Петер идет за Эммой в темноте, радуясь, что она показывает ему дорогу. Она тащит его за собой. Налево, направо, прямо, а по бокам – мерцающие лампады, как факельная процессия. То и дело раздаются какие-то странные звуки – то шорох, то треск. Эти звуки сужают Петеру путь. Ему кажется, будто он в узком туннеле. Того и гляди, кто-нибудь на него зарычит, нападет или по крайней мере его коснется. Темнота ползет по спине, подгоняя вперед. Волоски на затылке становятся дыбом. Петеру стыдно. «Это просто мелкая живность – бояться нечего! – мысленно твердит он себе. – Просто живность – бояться нечего! Просто живность – бояться…»

– Ай! Смотри, куда идешь! – Эмма так резко остановилась, что Петер чуть не сбил ее с ног. Прямо по щиколотке ей заехал! Боится от нее отстать.

– Извини! – торопливо шепчет он, радуясь, что под покровом темноты не видно его красного от стыда лица. Ни к чему Эмме видеть его смущение. – Что такое?

– Что-что! Там, впереди, стоят пять зомби и не пропускают нас дальше.

Кровь мгновенно отхлынула от лица Петера. Бледный как мертвец, он пялится на Эмму. Она буквально чувствует, как он замер от ужаса. Небольшое наказание за опоздание! Петер не может произнести ни слова. Он будто парализован. При слове «зомби» у него отключился рассудок. Он не сводит с Эммы глаз. Главное – не глядеть по сторонам! Петер не хочет грузить свою сетчатку и одним-единственным зомби, не говоря уж о пятерых. Эмма отворачивается, чтобы Петер не заметил ее ухмылку. Она хотела его проучить, но не унизить.

– Глупости! – заявляет она. – Нет тут никаких зомби! Вон там, впереди, склеп Гольдбергов. Я хочу его тебе показать. Заглянем внутрь?

– Нет уж, спасибо!

Склеп! Зрелище не для слабонервных!

– У тебя своеобразное чувство юмора. – К Петеру наконец вернулся дар речи. – Хочешь, чтобы меня кондрашка хватил? На кладбищах по ночам и так жутко – и без твоей буйной фантазии!

Эмма принимается хихикать. Сначала тихонько, потом уже не сдерживаясь.

– И тебе еще смешно?! – Петер нависает над Эммой. Как-никак, он на голову выше ее.

– Да. – Хихиканье Эммы перешло в хохот. – Зомби! – передразнивает его она. – Ты бы видел себя со стороны!

Ладно, чего уж там! Петер сдается. Смех освобождает! Перед кем ему храбриться посреди ночи на кладбище? От страха он чуть в штаны не наложил. Но Эмма никому об этом не расскажет. В этом он уверен.

– Зомби! – повторяет Эмма. – Здесь есть только мыши, хомяки и крысы.

– Крысы? – Петеру сразу становится не до смеха. Крысы не входят в число его любимых животных.

– Конечно. В городе повсюду крысы – значит, и здесь тоже. Я читала, что на каждого жителя приходится не меньше одной крысы.

– Хватит уже рассказывать страшилки! – С Петера довольно. Сначала зомби, а теперь еще и крысы!

– Это не страшилки. Везде, где живут люди, есть и крысы. Они нам ничего не сделают.

Теперь он еще и крыс боится!

– А они большие?

– В смысле? Крысы как крысы.

– А кладбищенские крысы разве не крупнее? – допытывается Петер.

– Клад-би-щен-ские крысы! – по слогам повторяет Эмма. – Да выкинь ты их из головы. Просто здесь обитают разные животные. Не бойся – волки и медведи тут не водятся. Мелкие грызуны занимаются своими делами, а мы своими. Точно не хочешь заглянуть в склеп? Там очень красиво внутри.

– Нет, спасибо! Точно не хочу! – Петер все думает о крысах. В склепе этих тварей наверняка еще больше, чем снаружи. Он будет смотреть в оба и огреет фонарем любого, кто осмелится к нему приблизиться. Петер ощущает в руке тяжесть фонаря, но включать его не хочет: тогда их будет видно издалека.

– Ну ладно, пойдем! Нам сюда.

Петер не отходит от Эммы ни на шаг. Того и гляди, за руку ее схватит. Здесь еще более жутко, чем он ожидал. А Эмма? Она в своей стихии. Знает кладбище как свои пять пальцев. Словно экскурсовод, она рассказывает Петеру истории о покойных, мимо могил которых они проходят. Петеру хотелось бы, чтоб она прекратила болтать. У него и так нервы на взводе – трудно сосредоточиться. А вдруг к ним кто-нибудь подкрадется?

– Что это? – Петер непроизвольно вцепляется Эмме в предплечье.

– Ай! У меня синяки останутся! Что ты там увидал?

– Вон – перед нами! Там кто-то стоит!

– Где?

– Да вот же – прямо перед нами!

Она что, слепая?

– Да отпусти ты меня! – Эмма стряхивает руку Петера.

– Тсс, тише! А то он нас услышит!

– Вряд ли! Это Непомук. Он уже шестьсот с лишним лет ничего не слышит.

– Что? Какой еще Непомук?

– Иоанн фон Непомук, если быть точной. Святой. Он был священником, а в конце XIV века его утопили. Якобы он отказался выдать королю, в чем покаялась на исповеди его жена. Священник ни при каких обстоятельствах не имеет права этого разглашать – даже если ему признаются в убийстве. Представляешь? Как бы там ни было, король очень разозлился и недолго думая скинул бедного Непомука в реку. С тех пор Непомука причислили к лику святых. Говорят, что он помогает тем, кого несправедливо обвинили, и тем, кому грозит опасность от воды, потому что он сам утонул. Не очень-то внушает доверие, если хочешь знать мое мнение. Во всяком случае, сотни статуй Непомука стоят на всяких мостах. Та, что перед нами, раньше стояла на мосту у базарной площади. А потом ее переставили сюда – неизвестно зачем. А знаешь, что самое сногсшибательное?

Петер, конечно, понятия не имеет.

– Когда через несколько сотен лет могилу Непомука вскрыли, его язык якобы совсем не разложился. Это считается доказательством того, что он умел хранить тайну исповеди.

– Как ты только запоминаешь всю эту чепуху!

– Сама не знаю. Зато я не могу запомнить, что нам задали на завтра.

– Дорогу к капелле ты, видимо, тоже забыла. Скоро мы уже придем?

Пожалуй, Петер прав: надо поторапливаться. Эмма оглядывается на темную дорожку