Едят ли покойники торты с клубникой? - Розмари Айхингер

все знаешь. Хорошо, что мы наконец об этом поговорили. А то я уже нервничал – думал, она тебе не нравится.

Правильно думал. Это не женщина, а ходячий кошмар.

– Не понимаю. Что это значит?

– Она придет к нам завтра в гости. Во второй половине дня. В частном порядке. Только Тереза – не ведомство по делам молодежи.

– Не понимаю.

Папа и эта тетка из ведомства! Просто в голове не укладывается.

– Эмма! Золотко! Не кипятись! Все нормально. Она просто заглянет на чашечку кофе. Мы немного поболтаем. Вот увидишь – она вовсе не чудовище. А дальше поглядим.

– Не понимаю.

Что значит «дальше поглядим»?

– Ладно. – Северин Блум размышляет. Дочка сегодня на редкость немногословна! – Что написано на надгробии Мими Меттнер? – неожиданно спрашивает он Эмму.

– «Тихо! Не мешайте червям работать!» – выпаливает Эмма, растерянно глядя на него. Как на гипнотизера, вернувшего ее к действительности.

Вот и славно! Северин Блум доволен. Эмма все-таки еще что-то соображает. А то как заело – «не понимаю» да «не понимаю».

Они таращатся друг на друга. Вдруг в дверь звонят, и Эмма чуть не падает со стула.

– А, пиццу принесли! Мы ее заслужили.

Долгий вечер

Петер взволнован: он проведет ночь на кладбище! Вот уже час он стоит перед гардеробом, кидая на пол всевозможные футболки, свитера и штаны. Для этой затеи нужна подходящая одежда. А вдруг пойдет дождь? Солнце точно светить не будет, зато луна – да: ведь сегодня полнолуние. Вот некстати! Но так ему хотя бы не придется плутать вслепую. Тут Петер вспоминает про карманный фонарь. Он идет в гараж, берет большой цилиндрический фонарь и бросает его на кровать к спальному мешку.

Петер решает надеть свои самые темные джинсы, черную футболку, черный свитер и черные носки. Даже трусы темно-синие, но это не так важно: он ведь не станет скакать по кладбищу в нижнем белье. А то даже Эмма перепугается. Может, еще черную шапку надеть? Нет, он же не виллу собирается ограбить, а всего лишь переночевать на кладбище. «Всего лишь!» Пусть бы кто попытался!

Родителям, конечно, об этом знать не положено. Петер просто удерет через окно. Он, правда, живет на втором этаже, но прямо перед его окном растет старая яблоня. Как в фильме! То что надо для тайной вылазки! Он даже попробовал как-то раз, но днем и только ради забавы. Легкотня. Однако яблоня придает затее остроты. Ведь он вполне мог бы выйти через переднюю дверь: родители вряд ли бы заметили. Они едва ли воспринимают, что происходит вокруг. После смерти Мартина их словно упаковали в пористую резину: когда Петер с ними заговаривает, они его не слышат и вообще почти ни на что не реагируют. Мама с папой его просто не замечают. Петер мог бы покрасить волосы в зеленый – они не обратили бы внимания. Кажется, родители вообще избегают на него смотреть.

Петер запихивает вещи под кровать. Он собирается выйти без десяти одиннадцать. В одиннадцать они с Эммой договорились встретиться за ее домом. Потом переберутся по лестнице через ограду и окажутся прямо на кладбище. Сейчас всего час дня. Еще целых десять часов! Как же скоротать время? Терпением он, увы, никогда не отличался. Хоть в чем-то они с Мартином были похожи: тот тоже не любил ждать. Петеру только что звонил Зигги, один из его лучших друзей, и предлагал поиграть в футбол. Но Петеру неохота. Может, в другой раз. На прошлой неделе Зигги часто это слышал.

Петер снова обедает в одиночестве. Запеканка из макарон! Отлично! Соседка фрау Франк принесла. Она почти каждый день что-то приносит. Беда сплачивает, говорит она.

Вот уже две недели соседка таскает туда-сюда плошки, миски, кастрюльки и подносы с пирогами. Петер съедает сразу две порции. Когда он нервничает, то всегда объедается. У Мартина все было ровно наоборот: от волнения ему кусок в горло не лез.

Тишину нарушают только звуки жевания. Сколько же Петер еще будет во всем сравнивать себя с Мартином? После обеда он оставляет посуду на столе. Пусть родители заметят, что кроме них в доме еще кто-то живет.

Отец на работе, матери дома нет. Скорее всего, ушла на кладбище – сажать на могиле новые цветы. Петер не знает, зачем она это делает. Мартину цветы были безразличны. Петер в них тоже не разбирается: не сумел бы отличить розу от тюльпана. Хоть он и сидел каждый день у могилы, какие там цветы, не запомнил. Кажется, желтые. Или все-таки оранжевые?

Петер садится на диван, ноги кладет на журнальный столик: запрещать все равно некому. Бесцельно переключает с канала на канал и, добравшись до последнего, сорокового, щелкает пультом в обратном порядке. Так и не найдя ничего интересного, выключает телевизор и некоторое время разглядывает свое отражение в темном экране. На крутильную фабрику он сегодня не пойдет: по выходным туда часто забредают прохожие посмотреть руины – покоя не дадут. Петер садится за компьютер у себя в комнате и подключается к интернету. Снова-здорово!

Еще неандертальцы предавали покойных земле. Самые древние из известных захоронений, как написано в статье. Они клали в могилы цветы и даже украшения. В железный век над склепами знати насыпали огромные курганы. Чего только в этих склепах не было: бочки с напитками, миски с едой, украшения, посуда, оружие, а то и целая металлическая колесница с лошадью. Надо же, сколько из-за смерти расходов и хлопот. Дочитав до середины статью о кубках из черепов, Петер выключает компьютер. Пожалуй, Эмма права: если он будет продолжать в том же духе, то и впрямь чокнется.

Петер снова идет в кухню. Мало того, что в последнее время мама нерегулярно готовит, – так еще и продукты покупает наобум. Петер осматривает кладовку: килограммов десять картошки, двадцать две банки консервированных помидоров, семь банок крем-супа с шампиньонами – раньше такого не было, – большой мешок лука, пиво, девять упаковок чипсов и лакрица. А лакрица-то зачем? Раньше они никогда ее не покупали. Слева громоздятся пачки макарон – хватило бы на целый итальянский ресторан. Ну да ладно! Петер не привередлив. По крайней мере, сейчас. Две упаковки чипсов – еще куда ни шло. А лакрица? Почему бы и нет? Попробовать можно.

Петер съедает все, даже лакрицу. Совсем не дурно. Если он так и будет непрерывно есть, убивая время до одиннадцати, то покатится к Эмме колобком. Лучше всего вздремнуть. Прошлой ночью он, как обычно, почти не спал. Петер лишь теперь почувствовал, как устал. Во сне время пролетает незаметно. Он