Отель на краю ночи - Ринат Рифович Валиуллин

– вот зачем тебе нужен мост. Ты хочешь оторваться от пуповины.

– Возможно.

– Возможно, это тоже не поможет. Существует так называемый синдром банджи-джампинга. После максимального растяжения пуповина сокращается и поднимает прыгуна обратно. Этот цикл подъема-падения может быть бесконечным. Потом просто повиснешь в пропасти между небом и землей.

– Как романтично. Я бы так хотела. Наверху холодно, на дне – грязно.

– Вверх ногами.

– Вверх ногами нет, у меня платье короткое.

– Вы были когда-нибудь замужем?

– Нет.

– А я-то думаю, откуда такое красивое, нетронутое бытом лицо.

Лидия посмотрела на свою правую руку, нашла там среди прочих пустым свой безымянный палец. Знак свободы. Он никак не мог понять, почему ему так хотелось примерить золотой ошейник.

В этот момент подошел Гена и встал на колени перед Лидией.

– Прости меня.

– Ты с ума сошел, люди же кругом.

– Плевать мне на людей. Прости меня.

– За что?

– Что я тогда не заплатил за твой кофе, хотя у меня ведь были деньги. Что я никогда не дарил тебе цветов, потому что денег было жалко. И вообще много, чего я не сделал для тебя из-за моей скупости.

– Ладно, заплати за мой виски, и ты прощен.

– Три виски, – добавил бармен.

– Три виски. Ты с ума сошла? Я же на эти деньги могу жить неделю. У меня нет таких денег. Мне надо зайти в банк. Я быстро, – резко двинулся к выходу Гена.

– В банк? Грабить, что ли, пошел?

– Он все время пропадает, когда надо платить.

– Может, это и к лучшему. Никогда не любил альфонсов.

– А я любила, как дура, любила.

– Потом был режиссер. Иногда я представляла, что я за ним замужем, что он мой муж, что у нас будут дети. Такой детский сад разбит в голове каждой женщины. Мне нравилось, что, когда мы встречались, он всегда приносил с собой праздник. Но вся эта мечта о высоком, о театре, о кино, под бесконечные разговоры о его избранности, таланте и признании, о его гении и творческом кризисе, постепенно пришла к тому, что знакомство осталось, а любовь исчерпана.

– А как же чувства?

– Я все время чувствовала себя любовницей. Но мне это нравилось. Выйдешь замуж, и все становится одним днем. Одним днем. Это правда, – погрустнела, как ива, на мгновение девушка. Затем поправила свою густую темную крону и улыбнулась. – Хорошо, если субботой.

– То есть он был женат?

– Меня это мало интересовало, женат, не женат, какая разница. Это для мамы было важно, для друзей, для поклонников, а мне – плевать. Я же просто играла в любовь.

– А где он?

– Да вот он сидит с друзьями в глубине зала.

Три матадора в роскошных костюмах, закутанные в изысканно расшитые плащи, сняли с головы свои каракулевые шапки с ушками и помахали ими сначала Лидии, затем остальным зрителям.

– Их же там трое? Кто из них?

– Да нет, он один, просто расстроен.

– Ты хочешь сказать – три в одном?

– Ну, знаешь, когда тебя распирает изнутри и один в тебе кричит: «Какого хрена!», второй винит себя: «Я так и знал», третий машет рукой: «Пошли все на хер», он машет официанту и заказывает еще бутылку коньяка.

– А чем расстроен?

– Я ему не дала. Шутка. Все из-за того, что его первый фильм провалился в прокате. Я ему тогда еще говорила, что он гений театра, зачем было лезть в кино.

– Как зачем? За славой, за деньгами.

– Если хочешь знать, хорошие режиссеры в театре тоже не бедствуют.

– Не, не хочу. Лучше скажи, что он здесь делает?

– Неужели не понятно, всякий тореадор ищет своего быка.

– А, ну в баре это легко, проще было пойти в футбольный бар, сегодня как раз Краснодар играет. А что за клоунский наряд?

– Испанские мотивы. Это он так свой фильм продвигает. А тот не двигается. Будто наткнулся на быка, как на тень собственной гордыни, на потеху публике.

Тут подошел официант:

– Тот странный тип заказал еще бутылку «Арарата» и испанскую музыку.

– Ладно.

Официант забрал бутылку коньяка для режиссера:

– О, снова один. Коньячок помогает, – рассмеялся бармен. – Музыка, – крикнул он громко.

Тут же в баре включились фанфары. Музыканты возвестили о начале корриды. Застучали кастаньеты, затянулись трубы. Оркестр включил пасадобль. Все участники корриды вышли на сцену: первыми – верхом на конях выехали распорядители. Они поприветствовали клиентов.

– А эти откуда взялись?

– Коньяк крепкий, а он сразу двести махнул, – ухмыльнулся бармен.

– А, понятно.

Режиссер встал, кивнул головой Лидии и снова налил себе полный стакан.

Лидия внимательно, затаив дыхание, смотрела на спектакль. Она ждала, что будет дальше.

– А где бык?

– Его еще готовят.

Скоро официант принес стейк и поставил перед режиссером.

– А вот и бык.

Режиссер начал орудовать ножом и вилкой.

– Вот и пикадоры пошли. За ними бандерильерос, – продолжал комментировать происходящее он.

– И все?

– Нет, конечно. Это было бы слишком просто.

Публика оживилась, предвещая самую желанную часть спектакля, самую опасную.

В этот момент из глубины зала в зал вошла красивая женщина, она подошла к режиссеру, вырвала маленький букетик из вазы, которая стояла на его столе и начала хлестать тореадора, ее глаза наливались чувством мести, копыта рыли песок.

– А это еще кто?

– Видимо, жена.

– Нет, не жена.

– Значит, еще одна любовница.

– Ах, какой же он говнюк.

– А ты считала себя единственной?

– Дура была.

– Кредо режиссера – снимать. Режиссер всегда живет в режиме кастинга.

– Проблема в том, что у режиссера любая баба становится актрисой. А я не хотела быть актрисой, потому что таких у него очередь, – вытянула прядь волос Лидия и посмотрела на нее так, будто она была чужая. – Дай ему, дай как следует, – загорелись глаза Лидии местью тоже.

Режиссер пытался увернуться, но как-то неуверенно, видимо, чувствовал свою вину. Розы царапали его лицо. Наконец, девушка устала, бросила цветы или то, что от них осталось, ему в тарелку и ушла. Оркестр сыграл окончание второй мелодии.

– А это кто?

В зал влетели охранники.

– Мулы, они обычно увозят убитых быков.

Они повязали режиссера и увели.

– А вот этот был очень интересный, – посмотрела на мужчину, который вошел в бар и сел за освободившийся столик.

– Свято место пусто не бывает.

– Может ли весь мир крутиться вокруг одной женщины? Может. Если это твоя женщина, а стол круглый. Его зовут Гиви. Он гений грузинской кухни. Он перебирал четки, будто нужное слово. Скоро пальцы его нашли. Кофе. Он заказал чашку кофе и достал сигареты.

– Характер.

– Ну и как характер?

– Есть. И много. Взрывоопасный. Ему достаточно