Дева-Смерть (СИ) - Ольга Ружникова

— Вперед матери?

— Она погибла. Час назад.

— Если законный правитель — Кармэн Вальданэ, ее убийца должен умереть. Кто он?

Подошлешь лютых убийц из перекрытого Словеона, беспощадный князь? А обратно впустишь?

— Мой отец.

Тишина — тяжела, как грядущая зима. Никак не наступающая. Отравить правителя Мэнда невозможно даже из его собственного дворца. Его вообще убить теперь сложнее, чем сотню Сезарингов.

Творец и Белая Мать, сохраните родной Мэнд. Насколько еще возможно.

Спасите черноглазую Анж и такую теплую семью доброго дяди.

— Я отвечу на ваш вопрос, Рунос. Скорее всего, нынешний наследник — Грегори Ильдани. Хотя бы потому, что герцогиня Кармэн Ларнуа — действительно бастард. Что касается принцессы Жанны — она тоже наследует за Грегори. Только он, скорее всего, мертв.

— И потому Жанна в Словеоне?

— Ради ее же безопасности. Виктор Вальданэ — Сезаринг он или нет — тоже выживет вряд ли. Потому речь пойдет лишь о Жанне. Принцесса выйдет замуж за моего сына Руслана. Надеюсь, вы, Рунос, не против?

А как насчет самой отчаянной Жанны? Такие, как она, может, и не режут слишком юных мужей на брачном ложе. Но уж ветвистые рога-то она нелюбимому супругу обеспечит. Как потом разберешься с законным наследованием, хитроумный князь? Важна ведь только древняя кровь.

Впрочем, может, хоть тут обойдется без узурпаторов? Раз уж ты решил впустить в собственную семью про́клятую кровь Сезарингов.

Да и велика ли важность, кто отец, если Сезаринги идут по линии Жанны?

Но зачем тебе наследница обреченной страны, князь? Прийти потом и наготово править выжженным пепелищем?

Самому? Не юный же книгочей Руслан этого жаждет, в самом деле.

Творец и Белая Мать, вечная вам благодарность, что прекрасная и добродетельная супруга Всеслава княгиня Ксения — жива и в добром здравии. Иначе он не уступил бы такой чести даже родному сыну.

С очень юным Русланом взрослая и закаленная в дворцовых интригах Жанна справится. С матерым и прожженным политиком-интриганом — нет.

2

Небо за окном оплакивает Элен. Сквозь плотные шторы. И толстую решетку. Сквозь непроглядную тьму в запертой снаружи комнате и четыре душных одеяла. Взаперти, куда Элен вернули.

Тяжелый шум осеннего дождя. В южном Мэнде должно быть вечное лето, но оно царило лишь до последней династии королей — бездушных жрецов Великой Змеи.

Мрачное окно зашторено темной портьерой, а небо за ним — тяжелыми тучами. Так же плотно.

И неважно, ночное оно или дневное. Уже всё равно. Всё неважно.

В детстве Элен мечтала плыть под тугими парусами сквозь яростную бурю — далеко-далеко. Рядом со смелым капитаном. С тем, кто спасет хрупкую Элениту от любой опасности. И всегда у храброго героя было лицо Виктора.

Свинцовые тучи тоже плывут по небу — как корабли. Куда захотят. Как только сбросят лишний груз — дождевую воду. Тогда они будут абсолютно свободы.

Вот так же и Виктор сбросил Элен — чтобы не мешала выживать самому.

Кармэн была последней надеждой всех беззащитных пленников. Приемной матерью многим. Ясным и теплым солнцем далеких Вальданэ и Аравинта. Но живое солнце погасло, съеденное мэндской тьмой. Больше надежды нет. Остальные умрут в ледяной мгле.

Осталось только рыдать в теперь уже вечном мраке. А когда горьких слез не остается — тихо всхлипывать, как раненый зверек. Дожидаться, пока добьют.

Здесь ведь нет достаточно глубокой норки, откуда не достанут. А у жалкого зверька — ни острых зубов, ни когтей. Отродясь не было.

Легкий скрип нарушил хрупкую иллюзию зыбкого покоя. Элен сжалась в комок, забиваясь в угол постели. Ближе к тяжелому ковру — во всю темную стену. Кажется, на ней выткан уже потертый камин. Наверное, тоже давно погас. Пленница его видела слишком давно. Еще когда не боялась зажигать предательские свечи.

Она опять забыла забраться под кровать. Поглубже. Да и зачем? Вытащат отовсюду.

Густая тьма и легкие шаги. Еле слышные, приглушены толстым ковром. Другим — напольным, с густым ворсом. Ни яркого факела, ни тусклой свечи, ни слабого лучика — сквозь тяжелые шторы. В кромешной тьме приходят уже не затем, чтобы вести на казнь в черно-алый зал.

В черной ночи просто тихо душат. Без шума.

Горло пересохло, как давно мертвый колодец в хеметийской пустыне. Элен жалко всхлипнуть удалось лишь со второго раза. Даже ей самой — еле слышно. Да и всё равно бесполезно кричать — кто здесь придет? Еще одна шайка очередных убийц?

Безжалостные палачи и обреченные жертвы — больше никого просто не осталось. Только не в мрачном Мэнде. И уж точно — не в змеином дворце.

А роль Элениты определена изначально. Обреченного статиста в трагической пьесе. Проходного персонажа на заднем плане. Храбрая и добрая Кармэн просто отсрочила смерть хрупкой воспитанницы. На сколько-то дней и ночей бесконечного ужаса. Или часов. Элен утонула в безвременье слез, страха и тьмы.

Наверное, лучше было умереть сразу. Сейчас бы уже всё кончилось.

Нет! Великая Змея ведь поглощает бессмертные души. У них не будет даже посмертия.

Как Эленита могла об этом забыть? Что теперь с душой бедной Кармэн? Виктор никогда не простит…

Только кому нужно прощение друг друга — если посмертия не получит никто? Никому не вырваться. Только не отсюда.

Сильная рука зажимает рот — слишком внезапно. Еще бы один вздох! Еще раз увидеть теплое золотое солнце!

Так уже было. В ало-черной, как эбеновый зал, спальне Короля-Жреца. И в ритуальном зале у столба.

Слезы горьким водопадом хлынули из глаз. Надо было всё же закричать!

Отчаянная Элгэ сейчас вырывалась бы. Дико и яростно дралась и кусалась. Плевать, что бесполезно. Она всегда боролась до конца — потому Виктор ее и любил.

Сейчас Элениту просто придавят душной подушкой и…

Может, хоть так ее душа отправится к милосердному Творцу? Змеи ведь здесь нет.

— Элен, тише. Не бойся и только не закричи. Это я, Вик.

Любимый! Он пришел — после того, как дождливую вечность назад облил жгучим как яд презрением. И бросил умирать.

Как он сюда попал? Его пропустили? Почему Элен не слышала скрипа ключа?

— Эленита, — еле слышно шепчет Виктор, — если бы я там попробовал тебя спасти, он убил бы тебя тут же. У меня на глазах. Это же безумный зверь — хуже Карла и Гуго вместе взятых.

Что в его голосе? Почему Элен еще Виктора слушает?

— Я… — шепчет она.

— Знаю, ты тоже не могла иначе. Ты спасала ребенка. И я — не мог.

В его голосе много тепла, но нет раскаяния. Виктор уверен,