Дева-Смерть (СИ) - Ольга Ружникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как старая, старая сказка, где ты сумрачным лабиринтом пробираешься в чужой замок навстречу голодным чудовищам. В темном-темном замке жил черный-черный ужас…
Только где-то тихо капает холодная вода. И скользят под напряженными ногами влажные, отсыревшие камни. Стелются неровной дорогой. Неверной болотной тропинкой.
В таком далеком отсюда детстве Арабелла не боялась ни хищной тьмы, ни черных замков, ни мрачных ужасов. Во всё это родные и приемные дети Кармэн играли шумной, веселой компанией, где почти все были старше Беллы. И некоторые настолько, что уж точно справились бы со всеми темными ужасами и кошмарами. Играючи.
От нее требовалось лишь одно — принять участие в веселом и почти нестрашном приключении. За компанию. А потом пойти ужинать.
Всё дальше — неживые друзья, всё ближе — живой и голодный враг.
Наверное, оставленному с Детьми Ночи Михаилу сейчас еще страшнее. И еще хуже. Пусть он и видит сегодня луну и звезды, а не мрак подземелий — хоть вампирских, хоть королевских. Если люди не вернутся, что тогда ждет невезучего мальчишку — единственного живого среди неживущих? Легких теней звездной тьмы, лишенных собственной тени.
Старый-престарый, заброшенный подземный ход. Даже им не воспользоваться Детям Мэндской Ночи. И даже с любезным приглашением — если вдруг найдется настолько безумный обитатель королевского дворца. Впрочем, нормальным там и не останешься. Нет людей столь сильного рассудка и настолько стальной воли.
Только древняя мощь Ормоса сильнее людского приглашения. Несоизмеримо.
Жили-были три древних брата — могучих бога или полубога. Кронос, Ормос и Язон. Двое старших — властные правители и жестокие воины. Младший — благородный целитель и добрый бог милосердия. И пришла воинственная Дева-Смерть. Чтобы отомстить.
Какого Темного она уничтожила не того брата? Не старших — безжалостных и кровожадных зверей, а младшего, никому не причинившего вреда? За что?
Ни за что. Несокрушимая власть братьев зиждилась на Круге Силы Трех. Смерть одного Круг разбила. Дева-Смерть была не жестокой злодейкой — просто умным и расчетливым врагом.
Выжившие братья превратились в магов средней руки. В обычных колдунов — чуть сильнее деревенских знахарей. И потеряли всё. Всё, чем жили.
А вместе с Силой лишились и остатков разума. И если первое они копили все эти века, то без второго обошлись. Пенное безумие и прежде дремало в их древней крови. Теперь оно в ней лихо пляшет. По крайней мере, у Ормоса — точно. Не зря же его получают все змеиные последователи.
Где старший брат — Кронос? Неизвестно. Как власть вернулась к среднему? Тоже неведомо. Нетрудно догадаться, как он обрел часть былого могущества. Но где сначала взял готовых ему поклоняться, если давным-давно лишился рассудка?
Зато есть итог: вечно голодный Ормос и его жуткие служители. Огромная бездушная, безумная змея, давно утратившая человеческий облик. И ее черные, змееглазые фанатики-служители. Столь же безумные.
Под усталыми ногами — не только склизкая слякоть, но и мелкие острые камни. Здесь слишком давно не ступала ничья нога. А Белла отвыкла столько ходить пешком. А ведь раньше могла носиться в цветущем саду целый день. Или провести его в седле любимого коня — от ясной зари до алого заката.
В древних сказках далекого Севера, рассказанных Витом, отважный, благородный герой убивал злобного дракона. Но ни Белла, ни Витольд, ни даже Грегори — не герои. Не такие герои. Им бы своих спасти и убраться подальше.
«Я ничего не боюсь. У Тьмы нет власти!»
Это твердили отважные дети из одной сказки-страшилки. Они шли и шли сквозь змеиный лабиринт — спасая своих близких. И упрямо шептали: «У Тьмы нет власти, у Тьмы нет власти, у Тьмы нет власти!» И холодный мрак смыкался вокруг неотвратимой стеной. А впереди ждал безжалостный враг. Но отступить — нельзя.
Почему тогда малышке Белле не было страшно — над такой книгой в темной ночи? Почему так жутко Белле нынешней? Потому что та жила в привычном тепле и уюте под защитой любимых, заботливых мамы, папы и кучи старших друзей, а теперешняя как раз и бредет змеиным лабиринтом? Пусть и с верными друзьями. Тоже любящими и заботливыми. И даже старшими. Но не всесильными.
У Тьмы нет власти!
Нет ничего глупее, чем в опасности цепляться за других. Только помешаешь драться.
Но Арабелла всё равно на миг касается теплой руки Грегори. Как тогда, в темном подвале сгоревшего дома. В разоренном Аравинте. Когда Вит и Гор готовы были защищать Беллу до конца.
У власти нет тьмы… То есть…
Не спотыкайся, Ара. В древних сказках заклятия нельзя путать. Или не сработают. А то еще и привлекут любую опасность быстрее, чем честное молчание.
Вечно голодный Ормос жив, видит, слышит, чует. Понимает, что долгожданная добыча всё ближе. Вкусная, сладкая пища. Люди — даже жрецы-фанатики! — могут упустить чужаков, проглядеть. Слепые, глухие люди — но не бывший полубог. Снедаемый неутолимой жаждой живой крови.
Именно потому Князь и Княгиня Ночи чуть не передумали. Они поняли, как-то угадали грозящую гостям опасность.
У Тьмы нет власти! Нет, нет, нет!
Ледяной холод струится от каменных стен, высокого потолка, насквозь промерзшего пола. От скользких камней, студеной воды и прочей волглой сырости. И тьмы, тьмы, тьмы.
Белла под землей, и мертвый Ормос — там же. Он слышит биение трех новых живых сердец, их теплое дыхание, горячую кровь. И он голоден!
Стелются под спотыкающиеся ноги сырые камни. Нависает над усталой головой мрачный свод. Тянется змеиный лабиринт — увы, не бесконечный. Как в той старой сказке.
Вот она — смутно темнеет узкая дверь впереди. А за ней — слабый лучик света. Сейчас стылое подземелье кончится. Пока полумертвый Ормос не проснулся окончательно. И не разнес всё вокруг, стремясь навстречу живым чужакам. Поесть.
Потому Грегори и решил разделиться. Потом. Когда голодный монстр окончательно пробудится. Так безумному чудовищу труднее решить, куда кинуться сначала.
У Тьмы нет власти! Не должно быть…
Ладно — в сумасшедшие фанатики-сектанты идут по разным причинам. Но зачем темные короли мрачного Мэнда столько лет прикармливали эту злобную тварь? Чего им не хватало? Что способна дать она, чего не дает наследственная корона, знатное происхождение, немалое богатство? Зачем?
Три точных удара сшибают проржавевшие петли. Слишком старая дверь помнит еще лучшие времена без дохлых змей. И потому теперь бессильно повисает на ветхом гобелене. С той стороны. Тусклый — будто неживой — свет рвется в затхлое подземелье.
И обреченно рвется старая ткань. Кропотливая работа многих месяцев.
