Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

первоисточник, Адам, мог не принять этот импульс, отвергнуть его. Но Адам принял — «и он ел». Свободное обращение человека от состояния Бога-в-себе к состоя­нию себя-вне-Бога свершилось.

Смоковные опоясания

«И открылись глаза у них у обоих, и узнали они, что на­ги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опояса­ния» [Быт. 3:7]. Странное действие, не правда ли? Вроде бы такой драматический момент, и вдруг... они наги. Ну и что? А на самом деле здесь говорится об очень и очень важной для создателей книги Бытия вещи. Вторая глава Бытия, описывающая, между прочим, весьма лапидар­но, всего в двадцати пяти стихах, состояние мира до гре­хопадения Адама и Евы, заканчивается фразой: «были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» [Быт. 2: 25]. И сразу же вслед за этой фразой начинается третья гла­ва — глава о грехопадении. И первый результат грехопа­дения — знание. Ведь плоды запретного древа были во­жделенны для Евы и Адама тем, что давали знание. И вот знание получено: «и узнали они, что наги, и сшили смо­ковные листья, и сделали себе опоясания».

Что произошло? Человек желал знания и получил его. Но знание это — не какой-то научный факт или практи­ческий навык, уменье, ремесло. Это — онтологическое знание. Знание того, что ты иной всему остальному, ты не только лик Божий — личность, ты еще и особенный, ни­чему и никому не подобный лик — индивидуум. И отсю­да новое желание, неизвестное, судя по Библии, человеку до грехопадения, — желание обособить свою индивиду­альность, защитить ее от иного. И первым знаком, пер­вым символом обособления было то, что Адам и Ева по­чувствовали себя нагими и сшили себе опоясания.

Одно из главных ощущений, породивших религию, — это печальный опыт того, что, стремясь друг к другу, мы ни­когда не достигаем единства, мы всегда остаемся более или менее, но чуждыми друг другу. Отсюда войны, конфлик­ты, распри, распад семей, проблема отцов и детей. И вот мы видим начало этого. Ощущение наготы — это на самом деле и есть ощущение того, что другой — не ты, и поэто­му перед другим стыдно. И не только стыдно потому, что неудобно быть голым, это вторичное чувство. Первичное чувство — ты, голый, беззащйтен. Ты полностью во власти другого. Одежда — это то, что отделяет тебя от другого. Но отделяться надо тогда, когда другой — твой враг. Когда дру­гой — одно целое с тобой, твой друг, то незачем отделяться от него. Но когда он уже ищет не твоего, а своего в тебе, от него надо отделиться, чтобы сохранить свое в своей вла­сти. Одежда — это то, что на самом деле возводит оборо­нительную стену между человеком и человеком, это пер­вая броня, которую надевает на себя человек.

В сущности, именно поэтому снятие одежды, напри­мер в супружестве, когда два человека становятся мужем и женой, демонстрирует то, что они стали одной плотью. Это прямо говорится в Библии о состоянии еще до гре­хопадения: «и прилепится человек к жене своей, и бу­дут — одна плоть» [Быт. 2: 24]. Коли одна плоть, чего уж тут стыдиться! И действительно, если двое становятся на самом деле одним, тогда между ними падают все прегра­ды, исчезают все тайны.

Это не значит, что в порыве благочестия надо немед­ленно сбросить с себя все. Есть ситуация до грехопадения, и есть ситуация после грехопадения. Одежда — результат грехопадения, но сбрасывание одежды падшим челове­ком вовсе не приводит к возвращению в безгрешное со­стояние. А настоящее супружество, настоящая дружба, настоящее соединение двух в одну плоть в нашем мире есть явление редчайшее, как и любое проявление совер­шенства. Бесконечно чаще мы встречаемся со лживыми имитациями единства — в браке, в дружбе, в обществе, повсюду... Мы знаем, как надо, но живем не так, как на­до, а так, как нам удобней, приятней. Нам, не другому. И Библия, безусловно, подчеркивает, что так, как надо, так изначально и было, так было соделано Богом «в на­чале». А иной образ жизни — со смоковным опоясани- ем — избрал себе сам человек, так реализовав свою бо­годанную и божественную свободу.

Итак, первое переживание отделенности Адамом и Евой — переживание отделенности друг от друга, и от­сюда — смоковные опоясания. Но сразу же после того, как говорится о смоковных опоясаниях, с 8-го стиха третьей главы Бытия, начинается следующий рассказ: «И услы­шали голос Бога, ходящего в раю во время прохлады дня. И скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю и убо­ялся, потому что я наг, и скрылся». Адам и Ева не толь­ко устыдились, то есть устрашились друг друга, обретя знание. Они устыдились и устрашились Бога. Смоковные листья — не защита от Бога, да и не о физической наго­те идет здесь речь. Речь идет о наготе как о чувстве не­защищенности, теперь и от Бога. Это чувство может воз­никнуть только тогда, когда человек мыслит себя одним, а Бога — принципиально иным, чуждым себе. И тогда че­ловек желает спрятаться от Бога, чтобы не исчезнуть в Его величии, чтобы сохранить себя, свою обособленность от Него, свою инаковость.

В этих строках книги Бытия тоже много внешней про­стоты и наивности. Но только внешней. Суть их очень глу­бока, даже бездонна. Узнав себя как особую бытийную сущность, человек, познавший зло, отделяет себя и от дру­гого человека — друга и помощника, и от Бога — Творца своего и Прообраза, превращаясь в некую замкнутую, ав- таркичную монаду. Именно об этом весь рассказ о стыде наготы, переживаемом Адамом и Евой в Эдеме. Совсем не случайно несколько раз останавливается на этом мо­менте автор книги Бытия. Он важен для него.

Библейский рассказ продолжается. «И сказал Бог: кто сказал тебе, что ты — наг?» Очень характерный во­прос. Откуда ты знаешь это? В состоянии добра человек не знал своей наготы. Он был наг, с нашей точки зре­ния, но он не осознавал этого, потому что он находился в единстве с миром и Богом, он находился в Абсолютном Благе. Только познав состояние обособленности, он осо­знал себя нагим перед лицом другого. Это очень важная подсказка.

«Кто тебе сказал, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» И ответ Адама — это шедевр отделенности человека от всего еще так недав­но единого с ним, вершина эгоцентризма. И этот «ше­девр»