Искры - Михаил Соколов

— Леон? Вот не ожидала! — нараспев произнесла она и, чтобы подавить в себе смущение, поспешила спросить: — Ты уж не поступать ли на работу к нам приехал?

— Нет, — ответил Леон и замолчал, не зная, о чем говорить дальше. — Ну, как живешь? — немного помедлив, спросил он. — Чургин говорил, что ты на сортировке работаешь.

— На сортировке. Десятником над девчатами… А твои дела как — попрежнему?

— Хорошего мало… Ты домой? Идем, провожу немного.

Они вышли за шахту и направились через пустырь в дальний поселок.

Было уже темно. По буграм, на горизонте, зажглись огни. Много их было, белых, ярких, и они рассыпались всюду вокруг, точно звезды.

Некоторое время Леон и Ольга шли молча.

Они не расспрашивали друг друга, как жили это время. Ольге было известно, что Леон руководит Югоринским комитетом, не работает на заводе и живет с Аленой плохо, а Леон знал, что Ольга является членом Александровского комитета, работает на сортировке угля и живет одна. И все же он спросил:

— Ты все одна живешь? Замуж не вышла?

— А как ты думаешь?

«Глупо спросил», — мысленно пожалел Леон и хмуро ответил.

— Думаю, что одна.

— Как Алена? Не ругается, что не работаешь? — спросила в свою очередь Ольга.

— Некогда мне прислушиваться.

Ольга недоверчиво взглянула на Леона и ничего не сказала. Видела она: не хочется ему говорить о своей жизни. «Замуж не вышла ли… Хочется ему этого, что ли?» — мысленно спросила она себя, но не стала допытываться.

— Плохо я живу, Ольга, — услышала она глухой голос Леона и с сердцем проговорила:

— Сам виноват.

— Сам, конечно, — тихо ответил Леон.

И опять они шли молча, каждый думая о своем. Но думы их были одни и те же — о своих отношениях за все годы знакомства. Леону до боли было жалко, что он оттолкнул от себя Ольгу, но неловко было жаловаться и поверять ей свои думы.

Темнота сгущалась. Они шли рядом, идти было неудобно, и Леон взял ее под руку.

— Можно? — спросил он шутливо.

Ольга прижала локтем руку Леона, и они быстрее зашагали по дороге. Под ногами их зашуршала земля, будто шире расступалась перед ними, а на буграх ярче засверкали огни. И от них как бы светлее стало впереди, тише и теплее казался степной ветер.

Возвращаясь домой, Леон решил навестить родных и сошел с поезда на станции Донецкая. Он хотел спросить станционного сторожа, нет ли кого из Кундрючевки, как вдруг увидел Игната Сысоича и рядом с ним солдата с костылем подмышкой. Леон подошел и сразу узнал солдата.

— Федор!.. Федька! — воскликнул он и бросился обнимать старого друга.

Мимо них проходили раненые на костылях, с палками в руках, одни улыбались, другие смотрели на них печальными глазами.

Когда ехали в Кундрючевку, Игнат Сысоич сказал:

— И хорошо сделал, что сам прибыл, а то искал бы там тебя Федька под полом тем…

Леон рассмеялся, негромко спросил:

— Атаман тут ничего про меня не говорил? А то как раз сам приеду в лапы.

— Да не слыхать. Сват Нефед сказал бы. А ты и тут подпол свой думаешь делать?

— Думаю, — усмехнулся Леон и добавил: — Пора и вам готовиться к серьезным делам. Семен на хуторе?

— На хуторе, — ответил Федька. — Это ж я к тебе и собрался. Мы с Семеном тоже кое-что надумали делать, да не знаем, с чего начинать.

— А чего вы хотите?

— Земли, — ответил Федька.

С неба плавно спускался степной орел-стервятник. Вот он сел на ближний курган и, не имея сил сложить крылья, распустил их огромным редким веером.

— Старик. Подыхать, должно, собрался, — сказал Игнат Сысоич.

Федька с сожалением причмокнул языком.

— Ружьишко бы!..

Глава вторан

1

События 9 января дошли до деревни и всколыхнули мужицкие думы о земле. Вспыхнули новые крестьянские волнения, и на этот раз докатились даже до имения Якова и его соседей. Мужики порубили лес Чернопятова, а у Якова растащили с полей щиты, поставленные для задержания снега, и снова проложили колесный путь на месте закрытой проселочной дороги. Андрей отобрал у двух мужиков лошадей, но отец пришел к нему и сказал:

— Вот что, Андрей: ты шкура, раз со своим народом так поступаешь. Совсем продался хозяину? Так вот что я тебе от всего мира скажу: или возверни людям коней, или получишь красного петуха.

Андрей исподлобья взглянул на злое лицо отца и промолчал, но потом сказал работнику, чтобы вернул мужикам лошадей.

Лишь Френина никто не беспокоил, и мужики только поговаривали о том, чтобы не арендовать его землю на прежних условиях. Старый помещик мысленно ответил им: «Ну, милейшие мои, мы еще поговорим. События, бог даст, придут в норму, страсти ваши успокоят, и можно будет… все оставить по-старому. Да, по-старому». Однако приехал к Якову посоветоваться.

Яков выслушал его и посоветовал не обращать внимания на разговоры мужиков.

Френин озадаченно потер лоб рукой и сказал:

— Но они могут отказаться от моей земли и заарендовать у Чернопятова или у другого помещика. Чем прикажете мне жить тогда?

— Но вы можете договориться с Чернопятовым и с другими землевладельцами и установить единую арендную плату, — возразил Яков, — Я так сделал, например, прошлый год с ценами на муку, шерсть и масло. А если уж положение создастся плохое, могу… купить у вас всю землю, — неожиданно закончил он и весь насторожился, ожидая, что скажет старый помещик.

Френин достал табакерку, понюхал табак, чихнул и тогда ответил:

— Первое предложение принимаю. Второе — нет. Я еще не выжил из ума, чтобы землю продавать за полцены, как продал вам пианино. Вот если они самовольно засеют ее, тогда я подумаю о вашем предложении, — сказал он и плутовато скосил глаза на сидевшего в кресле Якова.

Яков покачал ногой, положенной на другую ногу, усмехнулся. «Однако ты не такой уж дурак!» — подумал он и ответил:

— Нет уж, увольте! У меня своих хлопот достаточно. У меня вон все щиты растащили с полей, и неизвестно, закончится ли на этом.

— Щиты! — пренебрежительно воскликнул Френин и заерзал в кресле. — Что такое щиты? Вы лучше о мельнице, о маслобойном заводе думайте, дорогой мой. Там у вас пролетариат работает, а это не то, что мужик… Однако с пролетариатом дело имейте вы. Меня же интересует мужик, и я вот что хочу сказать: а не устроить ли мне банкет, как истинные либералы делают? Мы поговорим о нуждах народных, а мужики узнают про эти разговоры и успокоятся. А чтобы они узнали то, что их интересует, я хотел бы, чтобы вы выступили главным оратором. Какова идея?

— Неплохая, — ответил Яков, и они стали советоваться, как устроить банкет.

А когда Френин уехал, Яков позвал Андрея и приказал ему составить список пользующихся уважением рабочих, которым надо дать прибавку, чтобы не допустить остановки мельницы и завода.

Оксана вошла в кабинет, когда Яков составлял план своей речи на банкете у Френина.

«Наши задачи — поддержать народные стремления к более широкой общественной деятельности всех слоев населения. Наши требования — добиться конституции из: а) всех свобод; б) всеобщего избирательного права; в) республики (парламент); г) министерства из людей новых и деловых, из народа; д) полная власть совету министров — за счет власти монарха», — писал он.

Оксана с книжкой в руке подошла к столу, взяла один исписанный листок, прочитала: «Политика в земельном вопросе: часть удельных, монастырских и помещичьих земель — крестьянским общинам, половину стоимости — льготный выкуп, с рассрочкой, а остальную сумму — государство платит. Не повторить ошибок с отрезками».

— Яков, я советовала бы тебе не заниматься такой «политикой», — мягко сказала она.

— Ты думаешь, что из этого ничего не выйдет? — не отрываясь от бумаги, спросил Яков. Потом закурил папиросу и сказал — Ты зря полагаешь, что помещики все одинаковы. Согласен, что такие, как Френин и Чернопятов, ничего не сделают. Но в России есть и другие! Впрочем, я с удовольствием выслушал бы твое мнение. Ты ведь эти вопросы изучала по литературе, а я… — развел он руками, — я кустарь.

Оксана села на диван и раскрыла книгу.

— Я устала от разговоров на эту тему до замужества, и мне не хотелось бы вновь возвращаться к ним. Боритесь, воюйте, хитрите… Я не верю ни вашим либеральным угрозам самодержавию, ни угрозам других. Все это не ново и так же не ново будет и то, если все вы останетесь в дураках.

Яков встал, заложив руки в карманы, прошелся по кабинету.

— Мы были бы идиотами, — заговорил он, — если бы допустили, чтобы царь надавал нам по шее, нам, новым общественным силам России. Царский рескрипт на имя министра Булыгина читала? Ну, вот туда меня, в эту самую законосовещательную Думу, и прочат выбрать помещики, — самодовольно улыбнулся Яков. — Френин на днях мне сказал…