Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов - Михаил Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да мы тоже хороши, – сказал Платон Кронидович. – Собрались как на пикник – мит киндерен унд бебехен. Только что охотничьих собак не захватили. Мы там, отец Георгий, были как цыганский табор среди эскимосов. Как можно было ошибиться на целых пять лет? Эшигедэй, ты куда смотрел?
– А я вас, братец,не просил трогать жезл и заниматься вашей дурацкой калибровкой, – прошипел Эшигедэй. Левая сторона лица у него вздулась.
– Сереженька, – сказала Екатерина Кронидовна и вновь зарыдала.
Трое младших Панкратовых и Зиновий Довгелло сидели притихшие: искали, искали приключений и вот нашли!
– Господа, – сказал Фома Витольдович. – Не время искать виноватого. За Сергеем не уследил я, да и как тут было уследить… Совершенно правильно мальчик сделал, что убежал. Мало ли что могло нас ждать?
– Дочка, уведи княгиню, – обратился о.Георгий к Элен. – Да и тебе, чаю, ни к чему переживать все сызнова. Ступайте, поплачьте, помолитесь…
– Нет, но матросы-то каковы! – воскликнул Петр Кронидович. – Только и умеют ведь, что собственные флоты затоплять, а туда же – буревестники! Недаром я, видно, с покойником Нахимовым вечно собачился насчет дисциплины…
Когда женщины ушли, отец Георгий жестом приказал Ефиму разлить по бокалам финьшампань и спросил:
– А откудова же там китайцы взялись? Их ведь в Орловской губернии сроду не было.
– Оттудова, откудова и мадьяры! – отвечал Петр Кронидович. – Интернационалка. Нашествие языцей. Крушение империи. Их вот такие, – он снова кивнул на Илью, – в Россию призвали.
– Позволь, брат, это поклеп! – тонко вскрикнул Илья. – Любую идею легко опошлить. Если власть так легко пала – стало быть, прогнила…
– Поторопился… вернее, поторопится государь с освобождением, – сказал Кронид Платонович. – Мне бы рапорт на Высочайшее имя представить, да кто ж ему поверит, такому рапорту… Ах, пережалели мы мужичка, не допороли…
– И мадьяр в свое время не добили, – мрачно добавил Петр. – Вот они нас чуть и не расстреляли.
– А комиссар Хомяков, – сказал Кронид Платонович, – между прочим, отец Георгий, нашему Филиппушке родной правнук!
– Непостижимо, – сказал отец Георгий и перекрестился. – Ведь у Филиппушки и внучата покуда малые…
– Вот и перерезать, покуда малые, – сказал Петр.
– Новый Ирод отыскался, – сказал отец Георгий.
– А кабы вы, батюшка, видели, что они с вашим преемником в Сабуровской церкви сделали, так по-другому бы запели, – сказал Фома Витольдович. – Они его к олтажу гвоздями приколотили… Молоденький совсем хлопец, только из бурсы.
– Слава Христу, не доживу, не увижу… – отец Георгий скрыл лицо в ладонях. – Так ведь и преподобный Серафим о том же пророчествовал…
– Вот в этой зале, – Фома Витольдович повел рукой, – все говном покрыто было… Будет.
– А орудия у них хороши, – неожиданно сказал Петр. – Вообще артиллерия превосходная.
Фома Витольдович подошел к стене.
– Во-от тут меня пулька минует… Ставили меня к стенке, пшепрашем, как польского шпиона. В засранной зале. Нет, панове, такой ценой мне и вольности польской не надо. Они и Польшу сожрут, не заметят.
Илья сидел с виноватым видом, словно лично был повинен в грядущих безобразиях. Появление Марысички его в семействе было встречено, разумеется, без всякого удовольствия.
– Такой расцвет наук, – сказал Платон Кронидович. – И такое падение нравов…
– Не о том говорите, чада мои, – сказал отец Георгий. – Как будем Сереженьку выручать?
– Теперь уж никак, – тяжело вздохнул Кронид Платонович. – Точно угадать сумеет только Эшигедэй, да и то вряд ли, да и Сереженька на одном месте ждать не будет. Видели, сколько мальцов бессемейных бегает? Тысячи! Но Сережа сильный, умный мальчик, и мы его в конце концов найдем. Все мои уроки он должен помнить и, надеюсь, сумеет переместиться в более благоприятные времена…
– Чем же Россия так господа прогневила? – сказал Петр.
– Гордыней, – неожиданно сказал отец Георгий. – Гордыней да завистью.
– Это нонсенс, – сказал Платон Кронидович. – Совершенно противоположные качества.
– Отнюдь, – сказал отец Георгий. – Сумма отдельных завистей составляет общую гордыню. Но зависть – гниль для костей, а потому спотыкнется гордыня и упадет…
– Так ведь и у товарищей комиссаров та же гордыня! – воскликнул Петр. – Они, представьте, мировой революцией грезят! А колье с шеи у Элен содрали, не постеснялись. И жидов там, батюшка, больше, чем во всем Ветхом Завете. Ораторы! Пророки! Товарись Суркис! Сто, товарись Миркис? – передразнил он грядущих иудеев.
– Добровольцы тоже не лучше, – заметил Платон Кронидович. – Пьют, нюхают какую-то гадость… В основном студенты-недоучки…
– Э, брат, врешь! – сказал Петр. – На добровольцев-то как раз и вся надежда у той смятенной России. Они с мужичками не церемонятся, даже военно-полевых судов не устраивают. Если бы не эскадрон этого самозваного графа Кудрявцева, нам бы и вовсе не воротиться. Нет, отец Георгий, там еще не все потеряно…
– А по-моему, безнадежно, – сказал Довгелло. – Варвары вошли в Рим, и победы редких Аэциев дела не решат. Да и для ваших добровольцев мы все равно были кучкой сумасшедших в маскарадных одеждах. Представьте себе, батюшка, эти комиссары нас приняли за театральную труппу и потребовали представить шиллеровских «Разбойников»…
– Редкий негодяй был этот Макар Хомяков, – сказал Кронид Платонович. – Но даже и у такого не стал бы я вырезать звезды на спине…
– Какие звезды? – ужаснулся отец Георгий.
– Видите ли, святой отец, у этих мятежников нечто вроде символа – пятиконечная звезда…
– Так что же вы хотите, – сказал священник. – Они даже не скрываются. А кто эти звезды вырезал?
– Офицеры русские, – вздохнул Петр. – Спасители наши. Ну да и те их тоже не милуют. Я на втором бастионе даже в самый горячий день столько трупов не видывал, сколько эти красные пленных расстреляли. Свои – своих! Не турок, не башибузуков – своих! Русских!
– Значит, не такие уж мы свои нашим мужичкам, – сказал Платон. – Давайте-ка выпьем, мать их перечницу…
– Охти, ведь дети тут! – встревожился отец Георгий.
– Эти дети, батюшка, уже такого насмотрелись и наслушались, – махнул рукой Петр. – Я и то старше был, когда при мне человека шашкой располовинили… Ничего, злее будут. – Он сжал поднятый кулак. – Вот так это зверье станем держать! Школы им? Докторов им? Банник им в казенную часть по самые гланды!
Отец Георгий задумчиво выпил, занюхал ржаной корочкой.
– Вот многие помещики и не бывали в грядущем, а в точности так же думают, – сказал он. – Зреют, как сказано, гроздья гнева, и урожай… М-да …А все же нет иного выхода, разве как в любви и смирении. Не дело вымещать на предках грехи потомков, стыдитесь, Петр Кронидович… И незачем было в грядущее заглядывать, сказано же: «Ворожеи не оставляй в живых». Но что же ты, Илюша, душа моя, помалкиваешь?
– А у него идеалы рухнули, – злорадно сказал Платон. – Как услышал песенку: «Пароход идет прямо к пристани, будем рыбу кормить…» Э-э …Как их, дьяволов…
– Коммунистами, papa,– подсказал Платон-младший.
– Вот-вот. А те, в свою очередь, тоже музицируют: «Пароход плывет, волны кольцами, будем рыбу кормить добровольцами». Танцуют все!
– А ты, брат, – бледный Илья поднялся с дивана, – а ты разве не разочаровался в своей науке? Слышал кашель того штабс-капитана, который газов наглотался?
– Брось, наука тут ни при чем. Что дубина, что газ – все едино.
– А с чего все началось? – не унимался Илья. – С войны! Вот такие, как наш Петруша, в штабах засиделись, силушку почувствовали…
Младшим Панкратовым-Довгелло в конце концов надоели разговоры взрослых, они переглянулись и, спросившись у дедушки, помчались в Сабуровку – лупить впрок еще ничего не подозревающих внуков кузнеца Филиппушки.
– А парни наши все-таки молодцом там держались, – самодовольно сказал Платон. – И Серж не пропадет. Как он этому солдатику песку-то в глаза кинул!
– Чувствую, что не увижу его больше, – сказал Фома Витольдович.
Тем временем отец Георгий пересел поближе к Крониду Платоновичу.
– …Значит, вы и в той будущей Сабуровке были?
– Были, отче.
– А не спрашивали у местных о судьбах своих потомков?
– Не до того было, батюшка, впрочем… Какой, однако, у вас живой ум, отец Георгий! Ведь и в самом деле! Этот варнак Хомяков учинил мне форменный допрос не хуже Николая Павловича. Но я и государю не лгал, не стал и хама обманывать. Кто таков? Бывший государственный преступник второго разряда Кронид Платонов Панкратов, говорю. Комиссар мой в смех: Кронид Панкратов? Декабрист? Да как ты, гнида дворянская, смеешь светлое имя поганить? Мы ему памятник здесь воздвигнем после победы мировой революции, а тебя расстреляем. У нас, мол, в Сабуровке все знают, что сразу после отмены крепостного рабства все Панкратовы со слугами, чадами и домочадцами уехали за море, в Калифорнию…
