Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов - Михаил Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В фильме должно быть начало, середина и конец — но необязательно именно в этом порядке.
Жан Люк Годар— Чепуха, — отрезала леди Мод. — Чтобы лев тебя не тронул, надо только не показывать испуга и смотреть ему прямо в глаза.
Том Шарп «Блотт в помощь»Долгая жизнь имеет свои преимущества. Так, например, я выяснила, что помимо экзистенциального ужаса и экзистенциального отчаяния существуют экзистенциальное веселье и экзистенциальная отвага.
Д. Х. Шварц «По следу орла»ПРОЛОГ
Всё случилось так внезапно, банально и буднично, что никто ничего не понял, а когда понял, всё уже случилось, и было поздно что-то менять, отменять, начинать заново — просто потому, что ничего нового теперь никогда не будет и вообще ничего не будет, и разве что только из расчёта на чудо можно попытаться спасти то ничтожно малое, что нуждается в спасении.
Ему уже приходилось — страшно давно, в какой-то другой, забытой, неведомой жизни, — вот так же кого-то откуда-то выводить, стены горели, глаза выедал дым. Он забыл, кого он выводил и чем кончилось тогда. Ему приходилось и по-другому: бросать своих в руках врагов и бежать за помощью. Опять же — трудно было вспомнить, кого он бросал и кто были враги. Прошло много тысяч лет и несколько разных жизней.
Бугристое буро-лоснящееся небо стремительно валилось вниз, и казалось, что только сотни вибрирующих от немыслимого напряжения молний, как колонны, поддерживают его запредельную тяжесть, и что вот-вот они подломятся, и тогда настанет конец всему. А в центре неба, как раз над вершиной холма, в небе намечалось какое-то розовое сияние, будто сферы горние раскалились от этих молний и просвечивали сквозь мглу.
Наверное, всё это гремело, ревело и скрежетало, но почему-то главным звуком мира был странный слабый шелест или шорох, от которого сводило скулы и вставала дыбом вдоль хребта отсутствующая шерсть. И что-то странное происходило с глазами: не было ни тумана, ни дыма, и предметы вдали вырисовывались вполне отчётливо, — но вот то, что вблизи, казалось бесформенным, мутным, неясным. Чем ближе, тем мутнее.
Он не знал, что видели глаза спасаемых. Женщина время от времени робко и слабо дёргалась, мужчина шёл спокойно.
Так же спокойно — ничего не заметив? — они перешагнули через мертвеца. Кажется, это был кто-то из крылатых стражей, сбитых молниями с неба. Труп был изломан и опалён чудовищно.
Стены домов старого города осыпались, разваливались, ползли, словно сложены были из мокрого песка. Вероятно, та сила, что поддерживала их невероятное кружевное плетение, утрачивала себя, то ли погибая, то ли вытесняясь какой-то иной, невыносимой, чужеродной силой — центром которой было то самое светящееся пятно в бугристом небе…
Он уже видел впереди контур городских ворот, когда эта сила обратила свой взгляд на бегущих. На таких маленьких бегущих.
Земля качнулась.
Земля качнулась, и по ней зазмеились трещины. Каждый кусок мостовой стал маленьким плотом, плывущим по добела раскалённой лаве. Нужно было прыгать с плота на плот, удерживая в руках спасаемых — которые, похоже, всего этого не видели ни черта.
Улица, которая и прежде-то уже походила на проход среди мусорных куч, превратилась в проход среди пылающих мусорных куч — только пламя было необычным: серым, серо-синим, местами чёрным. Земля качнулась вновь, и узкая дорожка начала скручиваться, как скручивается в огне кожаная подмётка.
И он вдруг впервые испугался, что может не дойти.
Чёрное пламя обжигало. Какая-то горячая труха сыпалась сверху, резала глаза. Дышать стало нечем.
Он оглянулся. Розовое пятно стало багровым, выпятилось — теперь оно скорее походило на готовый прорваться гнойник. Гнойник в небе.
Когда он снова посмотрел вперёд, то чуть не закричал: проход исчез. Не было ни улочки, ни огня, ни ворот — была распахнутая дыра в ничто. Дыра, обрамлённая какой-то жуткой трясиной.
И только потом он увидел тропинку — узкую, в ладонь. Она вилась как раз между дырой и краем трясины.
Ну, ёшкин кот…
Он рывком забросил женщину на плечо, мужчину сунул подмышку. Они возмущённо брыкались, женщина вдобавок царапалась. Тропинка плясала под ногами, как слабо натянутый канат.
За спиной развернулся дикий сполох — и всё вокруг сделалось жёлтым и чёрным. Он не рискнул обернуться, но мир начал сам проворачиваться под ногами.
Нужно было бы найти зацепку взгляду, точку на горизонте, к которой стоит стремиться — однако всё рушилось, сползало, растекалось. Трясины рая, подумал он. Что ж вы наделали, мудрецы недалёкие, маму вашу грэць…
Ворота появились мгновенно, чёрное чугунное кружево. Только что не было ничего. За воротами тоже клубились тучи, но это были обыкновенные тучи. Обыкновенные грозовые. Из них будет лить дождь или бить град.
Он боялся, что ворота окажутся закрыты и тогда всё напрасно, но нет: кто-то из стражей успел — до того, как умереть (он уже не сомневался, что умерли все или почти все) — снять с ворот заклятное слово. Многотонная створка отъехала, когда он просто нажал на неё плечом.
За воротами начиналась дорога, мощённая гранитными плитами. По сторонам дороги штормило ковыли — высокие, человеку по плечо. Дикий свет, прилетающий из-за стен, делал ковыли жуткими — цвета морских глубин.
Туда, на дорогу, к ковылям — он и выбросил спасаемых. Они тряслись от унижения и страха, маленькие, почти голые — носители божественной искры… Из-за пазухи он выудил чашу и, размахнувшись изо всех сил, зафитилил ею куда-то далеко, подальше отсюда, к самому горизонту.
Потом повернулся.
Город как стоял, так и стоял на своём месте, но теперь это был мёртвый город, из которого заживо выдрали душу. Мерцающие стены домов оказались просто стенами, в хрусталях окон плясали отблески серого пламени. Деревья уронили листья и превратились в уголь и медь. Пляшущие камни замерли в диких позах, ручьи-тротуары остекленели. Дворец на холме горел, и самые высокие его башни таяли и оплывали, как свечи.
А над всем этим, прикрываясь клочками дыма и обрывками туч, плавало что-то бесформенное: то ли комок змей, то ли медуза со щупальцами, то ли гнездо длинных плотных смерчей… Ну, подумал он, иди сюда, иди, жираф ты в жопу изысканный!..
…И опять какая-то хрень происходила со зрением, глаза застилало, и что угодно можно было принять за что угодно…
Он вынул из ножен огненный меч, взмахнул им в воздухе несколько раз, чтобы как следует прогреть — и встал в воротах.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Лошадь посередине неудобна, а по краям опасна.
Ян Флеминг— Мы поднимаемся?
— Нет! Напротив! Мы опускаемся!
— Хуже — мы падаем!
— Попробуйте посильнее нажать кнопку!
— Там что-то происходит!
— Вроде бы пошли вверх?
— Нет!
— Это же волна! Идёт волна!
— Сейчас накроет!
— Смотрите: море отступает!
Всё покрыл властный голос:
— Заткните дыру! Мне мешает ветер!..
Эти слова слышались на высоте четвёртого этажа барселонского отеля «Каса дель Соло» 18 мая 2004 года, около одиннадцати часов дня.
Все, разумеется, помнят жестокую бурю, разразившуюся в том году накануне годовщины искушения Блаженного Августина. Барометр упал до 700 миллиметров, а термометр — до нуля, а временами и ниже. Страшный норд-вест дул, не утихая, с 18 по 26 мая. Он произвел невиданные опустошения в Европе, Африке и Азии, на полосе в тысячу восемьсот километров — во Франции, Испании, Марокко, Ливии, Египте, Израиле, Саудовской Аравии, Йемене и Ираке. Разрушенные города, вырванные с корнем леса, берега, опустошенные нахлынувшими горами воды, сотни кораблей, выброшенных на берег, целые области, разорённые смерчем, всё сметавшим на своём пути, тысячи людей, раздавленных на суше или поглощенных водой, — вот последствия этого неистовствовавшего урагана. Даже для привыкших ко всему обитателей взбесившейся планеты Земля это было немного чересчур…
