Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов - Михаил Успенский

И Джеймс с ужасом понял, что означала пещера, близость которой он чувствовал все это время.

Пасть. Пасть зверя…

Белый «Линкольн» уже ждал, а Ираида еще не решила, как будет выглядеть. Эпатировать малопочтенную публику не хотелось, а приобрести что-то по-настоящему дорогое и элегантное она просто не успела. Не дошли руки. И, плюнув на условности, она надела просторную белую блузку и черные шелковые брюки с высокой талией.

Мужчины между тем тихо препирались. Приглашение было на двоих, и место спутника Ираиды не оспаривалось – но Коломиец, дед и барон настаивали на том, что нужно организовать сопровождение; Крис считал, что с похищением кадуцея существовавшая угроза отдалилась, а новая еще не сформировалась; Альберт вообще был уверен лишь в том, что угадать следующий ход противника нельзя, а потому нельзя и дробить силы…

– Ладно, – сказал наконец Крис. – Отправим еще одну машину: поедут Женя и те, кого он возьмет. Проводить до шлагбаума или что у них там, дождаться… ну, понятно. А мы тут пока поколдуем… Хасановна, будьте добры, скажите этому посольскому шоферу, что следом за ним поедет «Волга» с охраной – пусть не пугается и не лихачит зря.

Около «Линкольна» стоял высокий молодой человек в строгом костюме и поглядывал на часы.

– Как вы, русские, любите опаздывать, – сказал он и очень формально улыбнулся.

– Я немка, – сказала Хасановна. – Но я тоже люблю злить напыщенных пижонов. Дело вот в чем… – и она объяснила про охрану.

Молодой человек явно встревожился, хотя постарался не подать виду.

– Это совершенно излишне, – сказал он. – Абсолютно. Или вы считаете, что ваша охрана может быть лучше морской пехоты Соединенных Штатов?

Тут взгляд его скользнул куда-то мимо Хасановны и напряженно запульсировал. Хасановна оглянулась. Из двери вышел Коломиец и направился во двор, где стояла его «Волга».

Хасановна одарила молодого человека своей лучшей улыбкой и повернулась, чтобы идти обратно. Краем глаза она заметила четверку милиционеров, появившуюся на углу. Они шли совершенно расхристанно, расхлябанно, двое даже были без головных уборов.

– Вот таким доверена безопасность честных граждан… – пробурчала она себе под нос.

Навстречу ей вышла сияющая Ираида под руку с Иваном. Иван все еще был бледный и двигался скованно, но вряд ли замечал это сам.

Ситяев, Агафонкин, Кирдяшкин и Викулов направлялись в сторону Сухаревской в поисках торта, поскольку на Цветном бульваре, где они поднялись на поверхность, счастье им не улыбнулось. А торт, хороший торт, нужен был просто позарез: Кирдяшкин познакомился с образованной девушкой и был приглашен на день рождения! Всю последнюю неделю Ситяев наводил глянец на подчиненного – и вот сегодня, приняв последний экзамен, наконец почти одобрил то, что получилось. Во всяком случае, удовлетворение мастера читалось на его веснушчатом плоском лице…

Они топали по Трубной, когда в одном из переулков Агафонкин заметил роскошный белый лимузин с полосатым флажком на капоте.

– О! – сказал он. – Серега, глянь – бандиты, а под американским флагом.

– Ясен пень, – хмыкнул Ситяев. – Да только посольские тоже на таких шлангах катаются. Не одни бандиты. Потому и флажок повесили, чтобы отличали.

– Пошли поглядим, – сказал Кирдяшкин. – Все равно же нам в ту сторону.

И они пошли глядеть.

ГЛАВА 25

Помещение, куда их притолкали взашей, напоминало большую кочегарку, наспех оборудованную под контору. Тут заправляла непонятных лет женщина, похожая на сталевара в дешевом театральном парике с узлом на затылке.

Минут двадцать Марков и оба Терешкова стояли возле тяжелой печной заслонки под серьезной охраной, пока женщина вела какие-то разговоры по телефону, потом рылась в бумагах, потом что-то писала в толстой черной книге. Наконец она махнула рукой:

– Подведите! – и, когда подвели: – Кто такие?

– Это… – розовомордый шагнул вперед, но она остановила его жестом:

– Я знаю, что ты знаешь. Пусть сами назовутся.

– Я Марков, – сказал Марков. – А это Терешковы.

– Оба?

– Ну… оба.

– Понятно… А где второй Марков?

Терешков-старый поднял руку – охрана рефлекторно дернулась – и почесал ухо.

– Я не видел его уже месяца четыре, – сказал он осторожно. – Или по крайней мере три. Да, скорее три. А что?

– Эти бомбы – его рук дело?

– А чьих же еще? Его, ясно. Кто еще мог так облажаться?

Марков посмотрел на него свирепо и получил в ответ совершенно безмятежный взгляд.

– Зачем? – спросила женщина пристально. – Зачем вы это делаете?

– Смешной вопрос, – сказал Терешков. – Я – вам – должен объяснять, почему мы хотим помешать самой грандиозной краже в истории? Когда у страны украдены последние надежды, когда у всего человечества почти украдено будущее… я это должен объяснять, да? Ну, если такое нужно объяснять, то можно не стараться – бесполезно…

Женщина несколько раз провела ладонью по столу – словно раскатывала невидимое тесто.

– Это не кража, – сказала она твердо. – Это эвакуация. Спасение того, что можно спасти. Какое будущее, о чем вы…

– Мы там были, – сказал Марков. – Оно не слишком приятное, но оно есть.

Она отмахнулась:

– Вы не понимаете ничего. Когда время повернет вспять… не останется никого. А это будет уже скоро. Через двадцать лет или через сто – какая разница? Все равно – очень скоро. Поэтому надо успеть… а вы мешаете. Препятствуете грабежу? Комики. Полицейская академия. Спасательным работам вы препятствуете. И за это вас надо бы…

– Расстрелять, – подсказал Терешков-старый.

– Наподобие. Просто – оставить за чертой. Но и так будет слишком много темных пророков, зачем еще и вы? Отправитесь в Гиперборею – но без комфорта. В трюме. В товарном вагоне. Сюда-то вы в нем и прибыли? Ну вот… Стас, к грузчикам их, – кивнула она розовомордому. – И распорядись: пусть начинают таскать гробы. Еще два эшелона – и отправляемся…

Стретта: До могилы!..

ИСПОЛНЯЕТ СЕРЕЖА ДОВГЕЛЛО

Он с презрением смотрит на любые часы: ходики с кукушкой, брегеты с репетиром, солнечные в саду, каминные с изображением знаменитого мореплавателя Дюмон-Дюрвиля, напольные, от боя которых дрожит вся усадьба. Сережа знает, что никакого времени на самом-то деле не существует!

Так что поэт Батюшков вовсе не был безумцем, когда на вопрос: «Который час?» – отвечал: «Вечность…»

Вечность, господа. И более ничего.

Неверморррр…

Воронов в Сабуровке нет, но во множестве летают серые вороны. Они мельче, но ничуть не менее зловещие.

Дядя Илья привез из Петербурга черного котенка. Он говорит, что к следующему Рождеству из него вырастет огромный котофей. У кота желтые глаза и белое пятнышко на горле.

Лед на пруду сошел, но вода остается неподвижной, и не хочется, как прошлым летом, пробежаться по горячим доскам купальни и плюхнуться туда, хотя кузены делают это с прежним удовольствием.

Отражение дома в пруду кажется более отчетливым, чем сам дом.

Кузены ищут клады, изучая какой-то обрывок козлиной кожи, найденный на чердаке. Это детское занятие, недостойное настоящего сыщика. В промежутках между поисками кладов они еще играют в индейцев.

Огюст Дюпен – вот единственный, кто нам сейчас по-настоящему нужен. Потому что в Сабуровке свершилось преступление!

Дюпену было хорошо. У него был свой негр Юпитер, а у Сережи – только кобыла Аврора. От нее мало помощи в расследовании.

Дюпен, Дюпен… Или хотя бы аббат Фариа. Не нужно быть гениальным. Но – просто очень внимательным. Все события произошли, все злодеи и герои здесь, перед нами (кроме бабушки!) – и ничего не происходит.

Как доказать, как? Ведь Сережа все знает.

Но на этот раз ему не поверят. Потому что подумают: он говорит так, потому что не любит Эшигедэя. Да, не любит. Ну и что? Настоящий сыщик никогда не обвинит невиновного только оттого, что не любит его.

А за что его любить? Во-первых, он притащил с собой призраки. Раньше можно было с кузенами дурачиться и пугать друг друга, наверное зная, что никаких призраков нет, а теперь…

Вдруг из-за угла высунется такое…

Во-вторых, он пугает горничных. Они все боятся его до икоты, но ничего не могут объяснить, хотя дедушка спрашивал добром.

А главное, он убил Эмира. Никто не знает, что Эмир умер не просто от старости. То есть от старости, но не просто.

Собаки ненавидели Эшигедэя, а кошки любили. Стоило ему подойти к псарне, как начиналось хоровое вытье. Псарь Никита шугнул однажды калмыка из своей вотчины, и тогда тот сделал так, что вышло, что Никита украл щенков Лизетки и пропил их. А никаких щенков у Лизетки не было!