Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

отправляясь поспать в свою берлогу, проходя мимо стрелков, услышал, как унтер-офицер приказал отставить стрельбу.

– Охота началась! – объявил он.

Стрелки затихли, наблюдая за вражеской траншеей. Павел заинтересовался, что это за «Охота». Спросил у фельдфебеля.

– Забава у нас такая интересная. Сама собой появилась между нами и французами.

– И в чем она заключается?

– А вон, глядите! – пригласил его фельдфебель на банкету.

Стрелки внимательно следили за вражескими траншеями. Вдруг из траншеи выскочил француз, снял фуражку, раскланялся, словно актёр на сцене.

– Вон, выскочил! Справа! – кричали стрелки.

Бахнуло пару штуцеров. Но француз нырнул обратно в траншею. Тут же с французских окопов прилетели пули.

Через некоторое время наш стрелок, отставив ружье, вскочил на гребень траверза, махнул фуражкой, лихо посвистывая. Прыгнул обратно за вал. Пули тут же роем пронеслись над его головой.

– Выскочил! Выскочил! – вновь закричали штуцерные.

– Не стреляйте, братцы! – останавливал их фельдфебель. – Это офицер!

Французский офицер вышел из траншеи и вставал в полный рост. В руках штуцер.

– Эдак, шагов двести с полтиной, – прикинул один из стрелков.

К солдатам на банкету поднялись пластуны.

– Ишь, как гордо стоит, – усмехнулся один из пластунов. – Срезать бы его!

– А ты бы в него попал с первого раза? – спросил солдат у пластуна.

– Як жен ты чудной. Цэж человик, не муха. Ну и долго он будет пялиться? – Пластун взвёл курок, прицелился.

– Не сметь! – остудил его фельдфебель. – Он офицера требует на поединок.

Офицеров, кроме Павла в это время не было поблизости. Солдаты стали коситься на него, мол, ваше благородие, неужели вызов не примите?

– А что делать надо? – спросил он.

– Встать в полный рост и стрелять, – ответили ему.

Вот, так оборот! Удачно он на охоту попал. Вокруг солдаты ждали, поглядывая на него.

Была – не была, – решил Павел поиграть со смертью.

– У кого штуцер заряжен? – спросил он.

Ему тут же с готовностью протянули несколько ружей.

– Нет, – строго сказал фельдфебель. – Петров, своё ружье дай.

Павлу вручили новенький бельгийский литтих. Он смело поднялся на вал.

– Прямо на мушку его ставьте, ваше благородие, – посоветовал Петров. – Чтобы он ножками на дуле стоял.

– Благородие сам знает, – оборвал стрелка Фельдфебель. – Чего под руку лезешь с советами?

Француз с той стороны приподнял фуражку, приветствуя его. Павел вскинул ружье. И француз прицелился. Маленькая фигурка, француза, казалось, стояла на конце ствола. Павел попытался успокоиться и унять чуть заметную дрожь. Вот, сейчас он выстрелит….. И убьёт. Надо первым…. Нет, нельзя показывать, что боишься. Вдруг вспомнил: где-то слышал, что на дуэлях, кто стрелял первым, в большинстве случаев промахивался. Но француз тоже оказался терпеливым. Они стояли с минуту, направив друг на друга ружья. Наконец француза окутало дымом. Взвизгнуло над самой макушкой. Павла окатило холодом. Дыхание спёрло. Но сразу же отпустило. Мимо! – мелькнула радостная мысль. Он нажал курок. От отдачи чуть не оступился. Дым рассеялся. Француз продолжал стоять.

– Побратались, – объявил фельдфебель. – Давай второй штуцер.

– Что, не попал? – разочарованно спросил Павел, и стало как-то не по себе. Поединок придётся продолжить. Как на этот раз выйдет?

– Стоит, ваше благородие!

Павлу протянули другое ружье. Но пластун вдруг воскликнул:

– Глянь-ка! А он упал. – И показывал в сторону французских траншей.

Павел увидел, как солдаты уносят офицера.

– Усе! В Балаклаву понесли, – обрадовались солдаты.

– Ваше благородие! – тревожно закричал фельдфебель и вместе с солдатами быстро стащили зазевавшегося Павла с гребня. Тут же над головами пропели с десяток пуль.

– Это что, я его убил? – наконец начал осознавать Павел.

– Мож, только ранили, – пожал плечами фельдфебель. Обернулся к солдатам: – Ура поручику!

– Ура! – поддержали солдаты.

– Поручик Кречен, что вы тут за игрища устраиваете? – Перед ним вырос капитан Мельников. Он весь побагровел от гнева. – У меня без того офицеров не хватает, а вы тут ещё дуэли затеяли.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, – ответил Павел. – Но больше никого из офицеров не было. Не мог же я играть труса перед французом, а перед солдатами показывать малодушие. Мне честь не позволила.

Мельниковы нечем было крыть. Ни в коем случае офицеру нельзя робеть на глазах у солдат, – это было понятно каждому. Своим примером офицер обязан вдохновлять подчинённых. Капитан молча погрозил кулаком фельдфебелю.

– Виноват, ваше благородие! – буркнул тот.

Мельников сердито повернулся и ушёл обратно в свой блиндаж. Павел полез за трубкой. Тут же его окружили стрелки, протягивая свои кисеты и берестяные коробочки с табаком.

***

Иногда Павел с кем-нибудь из офицеров спускался в город к уцелевшей кондитерской. Они пили отвратительный кофе с чёрствыми булками и, затвердевшими по кромке, кусочками сыра, отдающими плесенью. Шоколад здесь тоже варили, но до того мерзкий, что его мало кто заказывал.

Сначала ходили в город безопасным путём: вдоль стенки, через пятый, шестой и седьмой бастион, под восьмым спускались к Пересыпе у Артиллерийской бухты, а оттуда выходили на Николаевскую площадь. Но после решили, что эта дорога чересчур длинная и стали ходить другим путём. Этот путь был весьма опасен. Сначала надо было быстрым шагом преодолеть площадь от каземата пятого бастиона к Чесменскому редуту под прицельным огнём вражеских штуцерных. От Чесменского редута ныряли в широкую траншею и по ней пробирались в город.

То была не просто траншея, а целая улица блиндажей резервов прикрытия. Даже больше походила на длинный монастырский коридор с кельями по обеим сторонам. Покосившиеся дверцы или дощатые щиты прикрывали норы. Некоторые даже с окошками. Из приоткрытых дверей торчали трубы самоваров. Из-за этих самоваров дым облаком постоянно висел над траншеей. Траншейная улочка заканчивалась между разрушенных домов. Далее, пройдя дворами, попадали на Морскую улицу.

Обед на бастионе проходил по расписанию. В полдень били склянку, и все офицеры собирались в блиндаже у командира. У адъютанта имелся железный кассированный ящик, где он хранил складчину для стола. Утром отправляли двух денщиков на рынок за продуктами. Умудрились прямо на бастионе завести кур. Даже петуха принесли откуда-то. Петух был до того голосистый, что будил по утрам не только наших, но и французов. Матросы прозвали его Пелисеевым, от имени нового французского главнокомандующего Пелисье.

Офицерская кухня, если её можно было так назвать, находилась за траверзом одной из батарей. Простая яма, где размещалась небольшая печь, сложенная насухо из кирпичей. Сверху над ямой накатили бревна, которые защищали от пуль и осколков. Но несколько раз бывало: бомба разбивала накат и разносила печку. На это ординарцы пожимали плечами: бомба решила пообедать, да все съела.

Ходили развлекаться игрой в карты в каземат пятого бастиона. Здесь было шумно даже ночью. А в каземат шестого бастиона из разбитой гостиницы притащили