Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

– Предлагаете мне раздеться? – усмехнулся Нахимов.

Он смело взобрался на банкету и приник к окуляру трубы. Стоял в полный рост. Его фигура по пояс возвышалась над бруствером.

– Павел Степанович, будьте любезны, не стойте здесь, – просили его солдаты.

– Не мешайте! – требовал он. Затем обратился к Павлу: – Где по-вашему должны ставить демонтирные батареи?

– Предполагаю, что им они не понадобятся, – ответил Павел. – Слишком близко подошли. Любая наша вылазка, и их батарея будет уничтожена.

– Тогда, что французы, по-вашему, могут предпринять,?

– Попробуют пройти минами и разрушить бастион камуфлетными зарядами.

Пули так и щелкали по брустверу. Взвизгивали у самой головы. Павла после каждого такого взвизга обдавало волной холода, но он не смел и виду показать, что опасается. Нахимов стоял спокойный, невозмутимый.

– Павел Степанович, пойдёмте! Уже служба идёт, – чуть ил не требовал Керн, видя, как возле адмирала в мешки с песком вгрызаются пули.

– Пойдёмте, – согласился Нахимов и спрыгнул с банкеты.

Капитан Керн с облегчением выдохнул.

Но адмирал заметил, как рядом канониры наводят мортиру.

– Куда метишь? – спросил он у наводчика.

– В голову траншеи хочу влепить, – ваше благородие. – Бомбу с коротким запалом заложил.

– Не высоко берёшь?

– Нет, в самый раз. Уж пристрелялся. Заряды уменьшенные. Порох сберегаем.

– Так, давай, посмотрим, как стреляешь.

Мортира ухнула.

– Прямёхонько в траншею! – сообщил сигнальщик с бруствера. – Двоих выкинуло.

Нахимов тут же рванулся обратно к банкету. Навёл трубу.

– Ваше превосходительство, в вас целятся, – крикнул ему лейтенант, командующий стрелками. – Сойдите немедленно.

Две пули пробили мешок с песком рядом с адмиралом.

– Сегодня они неплохо стреляют, – сказал Нахимов. Вдруг покачнулся, словно от толчка и стал оседать.

Керн, Павел и ещё несколько офицеров тут же кинулись к нему. Подзорная труба выпала из рук, звякнула о камни. На песок закапала кровь.

– В мой блиндаж несите, скорее, – испуганно приказал Керн.

Матросы подбежали к адмиралу.

– По местам! – прикрикнул комендант кургана. – Всем молчать! Никто ничего не видел! Ясно?

Нахимова унесли. Павел продолжал руководить работами. Он поглядел, как матросы заряжают мортиру, ту самую у которой недавно стоял адмирал. Пушкари делали своё дело спокойно, сосредоточенно, а сами утирали слезы.

В сумерках Павел снял с работ свою команду. Направились обратно в город. По пути на Корабельной стороне попался перевязочный пункт, оборудованный в чудом уцелевшем доме. Множество раненых лежало на земле или сидели, прислонившись к побитой осколками стене дома. Рабочие с пустыми носилками подходили, клали раненых и относили в сторону Николаевской батареи.

– Ваше благородие, будьте милосердны!

Павел не сразу понял, что раненый матрос обращается к нему. Он сидел у стены без рубахи. Грудь его была стянута бинтами. Огромно кровавое пятно проступило посредине.

– Простите, ваше благородие, – горячо просил матрос. – У меня к вам дело есть, важное очень.

Павел подошёл ближе.

– Чем я могу помочь?

– Да не помощи я прошу. Узнать хочу.

– Так чего?

– Вы же с Корниловского возвращаетесь?

– С Корниловского.

– Тут глупости всякие рассказывают.

– Да что за глупости?

– Скажите правду: Нахимов убит?

Все раненые вокруг замерли, забыв о боли. Внимательно смотрели на Павла.

– Ранили, – ответил Павел.

– Знать – жив, – со вздохом облегчения произнес матрос. – Слава Богу. – Он хотел перекреститься, но не смог поднять руку. – Теперь и умереть можно спокойно.

***

Гичка подлетела к «Владимиру». На борт быстро поднялся мичман.

– Где капитан? – спросил он у вахтенного матроса.

– В кают-компании.

– Доложить немедля. Я с Корниловского бастиона.

Офицеры ужинали, когда вахтенный доложил о посетителе.

– Недоброе что-то, – понял Бутаков, сорвал с себя салфетку. – Продолжайте без меня, господа. – Поднялся и вышел на палубу.

Вскоре он вернулся мрачный, как штормовая туча. Офицеры тут же отложили приборы и встали.

– Павел Степанович ранен, – глухо произнес он.

– Как ранен? Что с ним? Серьёзно ранен? – посыпались вопросы.

– Паники быть не должно! – строго предупредил Бутаков. – Пулей в голову. Всем стоять по местам, согласно боевому расписанию. Я на берег. Кречен, у вас всё отлажено.

– Так точно! Угля хватит на три дня. Машины смазаны. Давление в норме.

– Пойдёте со мной.

С кормы спустили катер. Матросы взялись за весла. Направились к Аполлоновой балке. Навстречу попался Ялик. В ялике поднялся офицер и стал махать рукой. Бутаков узнал флаг-офицера Нахимова, Фельдгаузена. На дне ялика лежал сам адмирал с перебинтованной головой. Слева повязка побагровела от крови. Адмирала подняли на руки и осторожно перенесли на катер.

– Шевелись, ребятушки! С адмиралом нашим – беда, – сказал Бутаков матросам, и они налегли на вёсла, что есть сил, надрывая спины.

В госпитальном бараке нашли свободную комнату. Положили Нахимова на железную койку. Тут же собрались медики. Приказали всем лишним выйти и закрыли двери.

Бутаков ходил взад-вперёд перед закрытыми дверьми, заложив руки за спину. Как только скрипнули петли, и появился санитар, он тут же бросился к нему.

– Делают всё, что возможно, – пожал плечами санитар. – Из раны шестнадцать косточек вынули. Послали за льдом.

– Да где же вы лёд найдёте?

– На корабельной, говорят, в трактире «Ростов» есть.

– Катер мой возьмите. Он самый быстрый, – тут же предложил Бутаков.

Прошло несколько часов. Опустились сумерки. Врачи стали выходить, усталые, опустошённые.

– Ну как? – спросил Бутаков, заметив Гюббенета.

Тот только печально покачал головой.

В комнату никого не пускали. Сквозь приоткрытые двери можно было увидеть адмирала. Он лежал в одной сорочке. Глаза его были закрыты. Дыхание тяжёлое.

Бутаков всё же добился, чтобы его допустили к адмиралу. Нахимов открыл глаза, но смотрел на Бутакова пустым взглядом.

Нахимов потянулся рукой к голове, попытался сорвать повязку. Тут же Бутаков остановил его. Нахимов сделал движение, как будто хотел подняться. Капитан помог ему сесть. Адмирал указал на сапоги и на сюртук. Ворвался Гюббенет с санитарами.

– Вы с ума сошли! – накинулся он на Бутакова. – Выйдете немедленно!

Санитары уложили Нахимова обратно на подушку и выгнали капитана.

***

Два дня прошли в тревожном ожидании. Как только на бастионе появлялся посыльный из штаба, его, прежде всего, спрашивали: как Нахимов? Но вести приходили неутешительные.

Как-то Павел спустился в город, забежал в Николаевскую батарею по делам. Там застал мичмана из команды адмирала. Мичмана окружили офицеры с расспросами.

– Ночью бредил, – рассказывал мичман. – А утром лучше стало. Всё тянулся к повязке на голове. Его сдерживали.

– Ну и как вы думаете, выживет? – спрашивали офицеры.

– Я не доктор, господа, – пожал мичман плечами. – Будем надеяться.

Утром к Язоновскому редуту подъехал Тотлебен. Ординарец помог ему слезть с коня и подставил костыль. Хромая, полковник поднялся к бастиону.

– Да что же вы не долечились? – встретил его упрёком капитан Мельников.

– Не время лечиться, – мрачно ответил Тотлебен. – Весть