На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

„старотуркестанских“ батальонов <…> Население одного какого-нибудь небольшого азиатского городка чуть не втрое превышало численность всех наших сил, а перед нами была вся Азия, со своими, еще гордыми, не терпевшими поражений, могучими ханствами <…> Местности, уже занятые нами, сохраняя полную жизненную связь с независимыми ханствами, смотрели на это занятие как на временное пленение, не переставали относиться к нам как к непримиримым врагам и постоянно готовы были к предательскому восстанию в тылу <…> Да, это было время трудное, опасное, но увлекательно интересное; время, о котором до сих пор еще добром поминается в боевых туркестанских кружках, и многое, случившееся в это время, давно уже приобрело себе ореол легендарности, много лиц осенилось славою былинных героев… Все мелкое, заурядное сгладилось в памяти живущих, сохранились только общие, крупные черты, и эти черты невольно казались особенно размашистыми, не вмещающимися в скромные рамки современного»[133].

Звание «туркестанца» с гордостью носил и сам Каразин: «Да, то было другое время! трудное, „горевое“, как выражаются солдаты, вспоминая о недавних походах; но это время имело и свою увлекательную сторону, это время создало особый, оригинальный тип русского солдата, тип Черняевского туркестанца»[134].

Будучи в Туркестане, Каразин принял участие в экспедиции в предместья озера Иссык-Куль (1864).

Его интересы и увлечения были весьма разнообразны. Так, в Ташкенте в 1868 г. было организовано Общество любителей драматического искусства, его участники скрашивали театральными постановками тогдашнюю весьма унылую жизнь русского города. «Для первого спектакля была поставлена пьеса Островского „Не в свои сани не садись“, в числе участников в этом спектакле был известный Николай Николаевич Каразин (играл Митю). Около года спектакли давались в военном собрании, помещавшемся в доме генерал-майора фон Мантейфеля на углу Кауфманского проспекта и Самаркандской улицы…»[135]. Одним из членов-учредителей Общества был Каразин. Спектакли устраивались в пользу учащихся, а в 1888 г. Общество учредило при Московском университете стипендию для ташкентских уроженцев[136].

Находясь в Средней Азии, Каразин много писал и рисовал не только благодаря способностям и потребностям своей художественной и аналитической натуры, но и потому что был вдохновлен инструкцией по изучению Туркестан ского края, составленной Императорским Русским географическим обществом. «В эту инструкцию были, кроме вопросов географических, этнографических и т. п., включены и вопросы изучения культурного наследия Востока, отыскания и сохранения древних рукописей и трудов великих мыслителей Средней Азии. Во многих научных мероприятиях этих лет принимал деятельное участие и Н.Н. Каразин. Он много путешествовал, делал зарисовки, участвовал в топографических съемках по всему Семиречью»[137].

По возвращении из Туркестана Каразин вышел в отставку и поселился в Петербурге. 1871 год – время начала его публичной литературно-художественной деятельности.

И вновь Туркестан – в 1874 г. Надо сказать, что при всех своих многочисленных талантах Каразину был чужд карьеризм: в течение жизни его влекла не карьера, а новые страны, люди и события, на его глазах становившиеся историей. Характерен один эпизод, в котором он декларирует свое жизненное кредо: «Каразин, всегда талантливый и остроумный, сделал интересную надпись на своей фотографической карточке, подаренной им тогдашнему министру внутренних дел Тимашеву[138]. Последний, как известно, был даровитый скульптор. Каразин на карточке написал: „Художнику-министру от художника-писателя, который никогда не будет министром“»[139].

Каразин участвует в Амударьинской экспедиции, организованной Императорским Русским географическим обществом, под руководством полковника Н.Г. Столетова. В третий раз пришлось Каразину пройти Орско-Казалинский почтовый тракт – длинную дорогу, соединявшую Россию со Средней Азией. Встречи в пути дали Каразину материал для сюжетов его литературного творчества: «Шутники говорили, – вспоминал Каразин, – что в осень 1867 года было „великое переселение народов из виленских канцелярий в ташкентские“. Вот в это-то бойкое время пришлось и мне в первый раз проехать знаменитым орско-казалинским почтовым трактом»[140]. Экспедиция должна была исследовать дельту Амударьи, этой «второй среднеазиатской русской Волги»[141], а Каразин, как ее участник, – делать зарисовки, которые впоследствии будут представлены на его персональной выставке рисунков, организованной ИРГО в декабре 1874 г.

Собственно, почти все события жизни Николая Каразина сосредоточены в его путевых очерках: помимо обозначенных профессиональных статусов – художника и литератора, главной его ролью была роль путешественника; именно там, в путешествиях по Средней Азии, – главные вехи его биографии. Там была выстроена его картина мира, там созревал он как личность. Каразинский цикл путевых очерков «В низовьях Аму»[142], кроме важных исторических, географических, этнографических, этнопсихологических и прочих находок и откровений, содержит много явного и подспудного, характеризующего личность самого писателя, представшего в контексте времени. Републикация этих содержательных текстов в будущем представляется важной для понимания многих процессов современности.

О вкладе в изучение Туркестанского края, сделанном Каразиным в ходе Амударьинской экспедиции, пишет этнограф Т.А. Жданко: «Основной его вклад в этнографию – богатейшая серия рисунков, сделанных во время экспедиции. В качестве отчета он представлял „Альбом видов и типов Амударьинского края“ <…> „После Тараса Шевченко он первый из российских художников отобразил каракалпакскую жизнь в живописи и познакомил русского и западноевропейского читателя с этим самобытным краем“[143] <…> В своих путевых очерках об экспедиции автор описывает аулы и юрты каракалпаков-рыбаков дельты, поразившие его крайней бедностью и трудностями жизни в полузатопленных разливами болотистых местностях, среди зарослей камыша. Далее, на пути в Чимбай он наблюдал аулы уже оседлых каракалпаков-земледельцев, писал об их полях, арыках, чигирях. В Чимбае он изучал своеобразный быт жителей-каракалпаков…»[144].

Жданко отмечает бесценный вклад, сделанный Каразиным в фольклористику: он первым записал многие предания и легенды каракалпаков. Жданко подробно останавливается на легенде «О женском ханстве», записанной Каразиным и включенной в труды фольклористов ХХ в., запись этой легенды опередила открытие фольклористами 1930–1940-х годов каракалпакского героического эпоса «Кырк кыз» («Сорок девушек»), в основе которого лежит легенда «О женском ханстве»[145]. Таким образом, появление этого сюжета в фольклористике связано с личностью Каразина, который сопроводил записанный текст портретом исполнительницы и манерой ее исполнения. «Это была старуха лет восьмидесяти, если не больше, одетая по-киргизски <…> Это была живая библиотека всевозможных местных легенд и сказок. Она говорила местным наречием, но с киргизским акцентом. У нее была своеобразная манера говорить, выработанная, может быть, ее исключительным ремеслом рассказчицы. Сказав фразу, она останавливалась, выжидала несколько времени, словно давая этой паузой слушателям время вникнуть хорошенько в смысл сказанного, а потом продолжала далее до новой остановки. Эти паузы отмечены мной в сказке чертами»[146].

Публицистика и этнографическая проза Каразина насыщены фольклористическими наблюдениями и находками: это обряды, ритуалы, устные нарративы, песенный фольклор, причем фольклор не только туземного населения, но и