На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

устроить всеобщее благосостояние, осыпать дикарей всей роскошью и всеми богатствами современной цивилизации. Другие – отличающиеся не столько практичностью, сколько легкостью своих нравов, разные темные и безродные пройдохи, искатели приключений, чиновники, оставленные за штатом, шулера, изобличенные в плутовстве, мужья, обманутые женами, юноши, прельщенные перспективой двойных прогонов, и т. п. Если первые избрали мысленно главным поприщем для своей деятельности почву практическую, то вторые предназначали себя преимущественно к возделыванию вертограда общественной и частной нравственности, – они научат дикарей, как нужно обращаться с женщиной и с работником; они покажут им всю соблазнительную прелесть „цивилизованных отношений“; они познакомят их с высшими идеалами и разъяснят им истинное нравственное назначение человека»[113]. Называя туземцев «дикарями», критик иронизирует: такими их видят сами цивилизаторы, а себя – непременно в роли благодетелей, на деле же преподнося туземцам нравы куда более дикие, совершая поступки кровожадные и человеконенавистнические.

Проза Каразина – будь то малая или большая форма – для нескучного чтения, она динамична, острособытийна и, в какой-то мере, соответствовала ожиданиям и вкусам читающей публики, выросшей на «Петербургских трущобах» В.В. Крестовского, современника Каразина. У обоих – авантюрные, полудетективные сюжеты; в биографиях писателей много совпадений: военное поприще, участие в событиях, связанных с польским восстанием, и в русско-турецкой войне в качестве корреспондентов, служба в Туркестане и, наконец, журналистская деятельность. Крестовский показал в своем романе весь Петербург – от верха до дна; Каразин – так же, но его писательское внимание нацелено не на Петербург, а на русских колонизаторов, среди которых были не только «господа ташкентцы», но и благородные альтруисты; объектом внимания Каразина стали также инокультурные и полиэтнические персонажи во вновь завоеванных землях – от баев и ханов до простых дехкан. Однако след, оставленный этими писателями в истории Туркестана (шире – всей Центральной Азии), прямо противоположный. Если Каразин с любовью писал картину края (как художник и как литератор), то Крестовский оставил по себе в Туркестане недобрую память, в частности, находясь в Ташкенте в качестве чиновника особых поручений при генерал-губернаторе М.Г. Черняеве, способствовал закрытию Ташкентской публичной библиотеки (правда, через год преемник Черняева Н.О. Розенбах вернул библиотеку на место)[114]. Ориентализм в русском дискурсе сформировался при непосредственном влиянии прозы Каразина – тем очевиднее и насущнее возвращение творчества Каразина к русскому читателю.

Очарованный странник: жизненный путь Николая Николаевича Каразина[115]

«Природа позаботилась о его внешности: его рост, осанка, большой лоб, правильные черты лица, римский нос, выразительные глаза, сочные губы, густая, длинная борода – все это красиво и привлекательно. „К такой наружности нужен ум! – сказала себе природа, – в придачу к уму необходимы и дарования, чем больше, тем лучше…“ И природа дала этому счастливчику, этому Sonntagskind, как называются у немцев баловни природы, остроумие, бойкость, огромную, чисто русскую сметку, прекрасное, доброе сердце, обходительность, бездну энергии – словом, все, что делает человека симпатичным и обаятельным. А относительно дарований природа позаботилась дать ему сразу талант и писателя, и живописца <…> Благодаря всем этим „любезностям“ природы нашего писателя и художника любят все те, кто его близко знает, любят и почитают те, кто видит его произведения, относящиеся к изящной словесности и к изящному творчеству кисти, пера и карандаша»[116] – так писала о Каразине при его жизни, по случаю тридцатилетия творческой деятельности, столичная пресса.

Николай Николаевич Каразин родился 27 ноября (9 декабря) 1842 г. в Новоборисоглебской слободе Богодуховского уезда Харьковской губернии в семье мирового судьи Николая Васильевича Каразина, отставного штаб-ротмистра. Детство Каразин провел у бабушки, Александры Васильевны Мухиной-Каразиной, в селе Анашкино Звенигородского уезда Московской губернии. Бабушка занималась переводами с французского: ею (предположительно[117]) переведен многотомный роман А. Лафонтена «Новые семейные картины, или Жизнь бедного священника одной немецкой деревни и его детей». Ее муж, Василий Назарович Каразин – прославленный дед Николая Каразина, умер в год рождения будущего писателя.

В.Н. Каразин знаменит и поныне как основатель Харьковского университета (в обиходе – Каразинского). Он инициировал множество благих дел: разработал проект Министерства народного просвещения, составил уставы университетов в России, вел переписку с царями (Александром I и Николаем I) об обуздании самовластия, при этом был сторонником монархизма, написал записку «Об искоренении рабства», боролся вместе с Г.Р. Державиным со взяточниками, отстаивал право возвращения в Петербург опального А.Н. Радищева[118]. Войдя в «Вольное общество любителей российской словесности»[119] и в редакцию журнала «Соревнователь просвещения и благотворения»[120], В.Н. Каразин рьяно выстраивал важные, как ему казалось, государствоохранительные позиции литературы, он считал, что литературу должны создавать только «люди зрелого ума», а отнюдь не юноши, каковыми считал Пушкина, Кюхельбекера, Дельвига, Ф. Глинку и др. Так или иначе, имя В.Н. Каразина лежит в основе историко-литературного нарратива о якобы его доносе на Пушкина, спровоцировавшем первую ссылку поэта. Эта легенда, по мнению И.Я. Лосиевского, была растиражирована в отечественном литературоведении благодаря исследованиям Б.С. Мейлаха и В.Г. Базанова[121]. Лосиевский провел тщательное расследование и пришел к выводу: «Немногочисленные элементы доносительства в общественно-политической деятельности Каразина (В.Н. – Э.Ш.) были случайными и не характерными как для его образа мыслей, так и для принципов его поведения»[122].

Николай Каразин получил образование во 2-м Московском кадетском корпусе (1851–1861). Его учеба совпала со сменой императоров. При Николае I, вспоминает бывший кадет, соученик и друг Каразина, писатель П.П. Суворов, воспитанников жестко и унизительно наказывали, однако это никак не отражалось на отношении к императору, почетному шефу корпуса: «Мы обожали императора Николая и горько плакали на первой о нем панихиде. Новое царствование принесло для нас новые порядки. Вдруг те лица, которые на нас кричали, стали мягче обращаться с нами, появились дежурные офицеры, говорившие кадетам вы»; «точно по щучьему велению стала падать железная дисциплина николаевского режима…»[123]. В круг преподавания в корпусе входила русская словесность. Кадет Петр Суворов организовал общество «Скромных любителей литературы», «в него вошли кадеты, впоследствии ставшие крупными деятелями на общественном и литературном поприщах»[124]. Среди первых назван Николай Каразин. «В свободное от занятий время, – вспоминает Суворов, – наш кружок удалялся в какую-нибудь классную комнату: один из нас читал громко выдающиеся произведения из нашей или иностранной литературы, а часто и свое. После чтения мы спорили о прочитанном, выбирали предмет для будущей беседы и расходились спать с просветленной мыслью и радостным чувством на сердце. Помню, что в описываемые незабвенные минуты кадетского быта Каразин любил рисовать на классных тетрадках остроумные карикатуры на начальствующих лиц»[125].

По окончании учебы в