Инстинкт Убийцы. Книга 2 - Элеонора Бостан

размахивал жезлом, Мартин все всегда знал, на все у него был ответ и четкий план. Так может, и не стоило затевать всю эту кашу без него?

– Черта с два! – Прошипел Томаш, глядя на освещенный фонариками двор, во влажном воздухе он уже видел отблески первых сирен. – Это мой бал. Мои люди. Мое дело. Моя страна. Все это никогда не было твоим, трусливый ублюдок.

Он снова разозлился, как всегда. Злость снова вскипела, сжигая все, искажая реальность… и придавая сил.

Мартин всегда обращался с ним как с второсортным, держал его за дурака, вешал ему лапшу, а на самом деле использовал, как и все эти гребаные богатеи. Но он не на того напал, если ему нужна была послушная кукла для забав, он просчитался. С Томашем в игры играть не надо, это плохо заканчивается, и тех, кто может это подтвердить – целая гребаная очередь. Он лидер по праву и по призванию, сегодня даже с таким ничтожным запасом оружия люди пошли за ним, вот и все доказательства. И он не позволит никому вытирать об себя ноги, не позволял никогда и не позволит, пусть ему придется перестрелять все этих сукиных детей, а потом пустить себе пулю в лоб. Он уйдет, но уйдет победителем. Этому умирающему от рака обществу нужна химиотерапия, и он готов ею стать, убивая выродившиеся, пораженные болезнью клетки так же безжалостно, как и здоровые, попадающиеся на пути. Убивай и умирай – вот и вся суть этого уродливого мира. Но с последним можно и повременить.

– Эй, тихо вы оба! – Властным тоном произнес Томаш, – мы тут не ради забавы, у нас дело. Общее дело, так что заткните рты и послушайте.

Оба тут же замолчали, с уважением глядя на лидера, и в эту секунду Томаш и правда был похож на героя кино, с блеском в глазах и решимостью, написанной на лице. В эту секунду его не узнала бы и родная мать, не говоря уже об Абу и прежних товарищах. Да чего там, Томаш бы и сам себя не узнал.

– Ян, – обратился он к более молодому, – здание полностью проверили? Никого не упустили? Сюрпризы нам не нужны. Они просто непозволительны.

– Все, вроде, – ответил парень, а потом спохватился и уточнил. – То есть абсолютно все, и на каждом этаже еще по человеку поставили. Все вооруженные. Все под контролем, босс.

– Хорошо. Мы ведь тут не в войнушки играем, если что-то пропустим, пули будут самые настоящие, и кричать «убит» уже не придется – трупы не кричат.

– Не, все в полном ажуре, – заверил его Ян. Судя по лихорадочному блеску глаз, сам он еще не до конца понял, во что ввязался. Если вообще мог это понять.

Томаш кивнул и перевел взгляд на Вацлава, отметив, что тот гораздо спокойнее и понимает побольше. Его это и обрадовало, и испугало.

– Друг, – он протянул руку, Вацлав пожал ее, глядя Томашу прямо в глаза, – что по заложникам?

– Всех согнали в зал, все входы-выходы перекрыты. Большая часть наших людей там. Остальные по периметру.

– Всё как надо, – улыбнулся Томаш, – всё как и должно быть.

Он пожал обоим руки и поблагодарил.

– Скоро тут будет вся полиция и все спецслужбы, – сказал Вацлав.

– И телевизионщики скоро подъедут, – радостно добавил Ян, – нас по телеку покажут! Вот круто будет!

– Да, – кивнул Томаш, и опасная безумная улыбка искривила его лицо, – будет круто, это точно.

Увидит ли это Мартин, эта трусливая крыса? Томаш очень надеялся, что да. А также пусть видят все, кто когда-то унижал его, пытался смешать с дерьмом, пусть видит его папаша, пусть видят все эти зажравшиеся обнаглевшие преподаватели, которые выперли его из колледжа, пусть видят все начальники, на которых он гнул спину долгие, бесконечные годы и которым набил морду, пусть видят все девки, пославшие его, пусть весь мир видит, что Томаш Дворжак никому не позволяет унижать себя. Никому.

– У тебя есть план? – Спросил Вацлав, глядя другу прямо в глаза, – все готовы, но людям нужен план.

– И у меня он есть, – твердо сказал Томаш, вставая в полный рост, – вы со мной, мои друзья, мои соратники? Вы со мной, мои воины? До конца? Что бы ни случилось?

– Мы с тобой, – с готовностью ответили оба, и гордость светилась в их глазах. – До конца.

– Тогда слушайте, – начал Томаш, – план гениален и прост.

Он повернулся к окну, где уже вовсю выли сирены, а зарево от мигалок стало ярче фонарей.

– Мы будем убивать, и убьем как можно больше выродков. – Его взгляд устремился куда-то вдаль, а голос был тверже стали, – пора сделать то, для чего мы родились. Пора очистить нашу страну от скверны. А когда нам надоест убивать, мы будем слушать. И те, кто выживет, станут нашим проходным билетом.

Оба слушали и согласно кивали, а безумие все ярче светилось в их глазах. Убивать, проливать кровь за идею, устроить тайную казнь, чтобы эти легавые крысы на улице даже не знали, что большая часть этих драгоценных засранцев уже превратилась в мясо. А потом еще и выменять оставшихся запуганных и рыдающих говнюков на свободу и деньги. Да! Да! И еще раз да!

– Но будьте стойкими, друзья, – закончил Томаш, – это война, и наши жизни уже ничего не стоят.

Он повернулся к ним и то, что он увидел на их лицах, еще раз доказывало – ради этой ночи можно и умереть. А за окном, как будто подтверждая его мысли, с новой силой завыли сирены.

18

Она сидела тихо и абсолютно равнодушно слушала разговор на непонятном ей языке, пока кто-то из террористов не произнес имя. То самое имя. Ян. Ее как будто обдало жаром, а потом все тело и даже все нутро покрылось ледяной коркой. Ян. Больше она не была равнодушной, с той секунды она не могла сидеть спокойно, тысячи невидимых иголок вдруг начали колоть тело и душу, она должна была выглянуть, должна была убедиться. Какая же ты дура, пыталась она усмирить себя же, но понимала, что это тщетные отчаянные попытки разума установить контроль над душой, ты же в Чехии, тут Янов столько же, сколько в Москве Александров. Но ее душа все больше и больше выходила из-под контроля. Как эти олухи, что захватили посольство, ее душа взбунтовалась и могла совершить невозможное – захватить разум, взять его в плен и полностью подчинить себе. Этого Фатима всегда боялась больше всего, но, кажется, к этому и шла.

Ян.

Похоже, это имя привязала к ней сама судьба, в последние годы это имя и стало ее судьбой. И как же предательски быстро забилось ее холодное сердце, как загорелись глаза, только на этот раз огонь в них